Заглянув в телепрограмму, я отправил в память видеомагнитофона код сериала «Неужели спокойная улочка?», а сам пошел в кухню. Для ланча было еще немного рановато, но кто станет придерживаться расписания, когда выделяемой печенью глюкозы недостаточно, чтобы заглушить чувство голода? И всё это — о, ирония судьбы! — из-за отсутствия никотина. Так мне, по крайней мере, профессионально объясняли причины того, почему бросившие курить прибавляют в весе. Я долго всматривался в раскрытое нутро холодильника, потянулся даже за банкой «Лионетты», но понял, что делать мне особенно нечего и аппетита у меня тоже нет, так что если сейчас я съем бесформенное содержимое банки, то через четверть часа начнется долгий нудный день, который мучительно медленно перейдет в нудный долгий вечер, и так далее. Я решил приготовить то, что Гришка называл «мастино неаполитано», сделав всё, как он учил, — поджарил рубленую говядину и мелкий боливийский лук, смешал, добавил немного тертой моркови и петрушки, три вида паприки и почти половину запаса пряностей, как говорил маэстро, «для вкуса». Прежде чем все эти составляющие окончательно перемешались, я сварил по горсти трех сортов макарон и немного риса. Свое творение я увенчал томатным концентратом «Джулия», обильно полив им четыре горки на большой плоской тарелке. Достав из холодильника две банки пива, я окинул взглядом кухню — оставалось включить радио и приниматься за еду. До часа еще тридцать минут; я спокойно приступил к ланчу, размышляя, действительно ли Гришка сам сочинил этот рецепт или же просто адаптировал какую-нибудь разновидность спагетти. Я съел макароны, традиционно закончив рисом, собрал с тарелки остатки соуса, допил первую банку пива, сразу же открыл вторую, охлаждая слегка обожженный приправами пищевод, с благодарностью принявший холодную струю жидкости, которая к тому же приятно перемещала еду в желудке. И позволяла перемещаться мне самому.

Третье пиво я выпил на диване в гостиной. Наверняка, подумал я, сейчас не помешала бы сигарета, на полный желудок, к пиву? Она была уместна не в меньшей степени, чем вилка в розетке, стилет в ножнах, пуля в стволе. Но ведь преимущества отказа от курения очевидны — чистое дыхание поутру, кроме того… чистое дыхание поутру… и вечером еще чистое… Тьфу! Я не нуждаюсь в никотине! — мысленно завопил я, в действительности же сполз с дивана, чтобы достать из аптечки два кубика антиникотиновой жвачки, которую начал жевать, делая вид, будто именно это мне и нужно. Антиникотиновая жвачка и пиво, вершина экстаза Скотта Хэмисдейла.

— Позор! — с горечью пробормотал я.

Мне не хотелось осыпать ругательствами самого себя, может быть, и не из-за чего было ломать копья? В конце концов, я справляюсь, тьфу-тьфу-тьфу, без гипноза, акупунктуры и семнадцати предлагаемых фармацией, фармакологией и гомеопатией препаратов! Я не посещал гарантированных сеансов групповой терапии. Я не вдыхал антиникотин. Я ничего себе не впрыскивал, не вливал в горло и не вставлял в задницу, черт побери! Единственный признак слабости — те несколько кубиков жвачки, призванные поддерживать мое душевное спокойствие.

— Ты великий человек, Скотт, — сказал я. Никто не вступал со мной в полемику, и это уже слишком, если принять во внимание, что достаточно кого-нибудь похвалить, чтобы немедленно появился на свет список из четырех тысяч его тяжких грехов.

Я сел поудобнее; мысли только, казалось, этого и ждали — они выскочили откуда-то и забегали у меня в голове, словно возвращающаяся из школы компания детей, которые спешат поделиться новостями, проталкиваясь в дверь. Я добродушно позволил всем говорить одновременно, сосредоточившись лишь на вылавливании более или менее осмысленных фрагментов. Их, впрочем, было немного.

В нормальных условиях мой рост составляет сто восемьдесят два сантиметра, вешу я около восьмидесяти четырех килограммов, и у меня неплохие ногти, я просто о них забочусь. Однако в этом обществе я чувствовал себя так, словно во мне было сто двадцать сантиметров роста вместе с цилиндром, сто сорок кило веса и по четыре пальца на обеих грязных руках. Все остальные были нормальными: высокие, тренированные, загорелые, одетые в смокинги и платья, украшенные ярлыком «Гуччи IV», и ко всему этому — колье, перстни, диадемы, кольца, жемчуг, бриллиантовые застежки, шпильки, браслеты, брошки и… и… и…

Кроме того, все знали, что их замечают, что они важные персоны, что они всем нужны. Я же — возможно, именно такая роль и была мне предназначена — не чувствовал себя здесь ни важным, ни нужным. Зато меня наверняка замечали. Но именно этого я никогда не жаждал, и в особенности с тех пор, как получил лицензию детектива. Я не знал, что является тому причиной — взятый напрокат фрак или передаваемая шепотом информация о моей профессии. Какое-то время я пытался убедить себя, что подобную популярность мне создал выигрыш в баскетбол, но большинство лиц выражали не восхищение или обиду, а что-то вроде отвращения или странного удивления: «И с чего это Хольгеру пришло в голову пригласить этого типа?!».

Ко мне подошли поздороваться мои новые коллеги по команде — Эйхем, Бергер, Таттл и Фирстайн, мелькнул среди нескольких беседующих бизнесменов «похороненный живьем» Донелан. Потом меня обнаружил Хольгер и потащил, опираясь на трость, показывать всем подряд.

Первым оказался владелец и главный редактор местной газеты, Арт Малик, по происхождению как будто македонец, но мое знакомство с Македонией и внешностью ее жителей ограничивалось фильмом «Внебрачный сын Дракулы», так что я мог и ошибаться. Мало того, что его имя ассоциировалось со звездой моды или новой маркой швейной машины, он обладал еще и сатанинской внешностью, которая вполне соответствовала его характеру, а также гениально развитой способностью поддерживать разговор на любую тему, что он доказал в первые же пятнадцать минут нашего знакомства, заговорив меня чуть ли не до смерти. Впрочем, точности ради, должен признаться, что никто не пытался выдернуть меня из его рук. Рядом прошли муж и жена Грисби, мы с безразличным видом поклонились друг другу; возможно, они со мной и заговорили бы, если бы я не был «занят». Потом, когда Малик накинулся на другую жертву, я отошел в сторону, заодно схватив «Манхэттен» с подноса у бесшумно перемещавшегося по залу официанта. Коктейль был отличный, кстати сказать.

— А-а-а… — радостно произнес кто-то у меня за спиной.

Я обернулся, сразу же перекладывая бокал в левую руку. Доктор Да Сильва, он же Вернер. Я дружелюбно улыбнулся, мысленно отметив, что доктор прекрасно знает о своем чрезвычайном сходстве и многое делает для того, чтобы его поддерживать, — мальчишеская улыбка, кажущиеся слишком длинными и старательно растрепанные волосы. Я крепко пожал ему руку, как и полагалось: я — жертва несчастного случая, он — мой врач. Доктор посмотрел на мой лоб и сказал:

— Бедная Вэл. — Он поморщился, глядя куда-то в сторону, но тут же снова перевел взгляд на меня. Видимо, он уже в достаточной степени пообщался с домашним баром Барсмортов. — Она бы смотрелась куда веселее на фоне всех этих черных фраков и бриллиантов.

— Вы хорошо ее знали? — спросил я.

В подобное я не верил, поскольку уже успел составить мнение относительно Вэл и Редлифа, но порой у меня случаются приступы самокритичной скромности.

Он покачал головой, допил содержимое бокала и небрежно сунул его в горшок с каким-то волосатым растением, напоминавшим паучью задницу.

— Боюсь, что здесь никто ее хорошо не знал, — мрачно заявил он. — Даже я, ее врач и… — он вздохнул и, посмотрев по сторонам, понизил голос, — бывший любовник. — Он опустил голову и посмотрел на меня исподлобья, словно у него на кончике носа сидели очки: — Но даже тогда мне всё время казалось, что она где-то в стороне, в стороне от всего — от своей работы, своих интересов, своего друга, этого города, этих людей… — Он пожал плечами и кивнул официанту. — Как будто всё это было лишь верхним слоем ее личности. Собственно говоря… Спасибо. — Он взял с подноса два «Манхэттена» и, не спрашивая, вручил один мне. Я поставил свой бокал туда же, куда и он, под паучье брюхо. — Собственно говоря, из-за этого мы и расстались, я чувствовал себя отвратительно, зная — что бы она со мной ни делала, даже в постели, в мыслях она постоянно где-то в другом месте. Как-то раз во время какой-то ссоры я даже спросил ее, не является ли она резидентом ближне— или дальневосточной разведки.