– Почему все молчат? – полюбопытствовал он. – Неужели обсуждали мое беспробудное пьянство?

Все с преувеличенным энтузиазмом принялись резать в тарелках тушеные овощи. Мне перепал предупреждающий взгляд от хранительницы очага, требовавший не обострять ситуацию и прикусить язык. Застольного скандала хотелось меньше всего, так что я сделала вид, что получаю наслаждение от вегетарианской кухни.

– Кстати, – спохватилась матушка, обращаясь к Марку, – звонил следователь, сказал, что та девушка, которая связывалась с тобой последний раз, – абсолютная пустышка.

Я схватилась за бокал с вином и, не удержавшись, сделала пару жадных глотков. Горло опалило.

– Она мошенница, которая желает выкачать из нас деньги! Мы можем подать на нее в суд, если захотим, – продолжала матушка, а у меня медленно наливались кровью щеки и краснела шея. Хотелось верить, что окружающие спишут неестественный румянец на действие спиртного. – Хотя я очень надеялась, что она скажет, куда именно уехал Алеша.

Марк тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула. Нетерпеливо побарабанив по столу пальцами, он посмотрел матери в глаза и произнес:

– А ты не задумывалась, что, возможно, он никуда не уезжал?

– Милый, это даже немного смешно, – неестественно выпрямившись, та оглядела соседей по столу. – Конечно, он уехал, никого не предупредив. Мы же обсуждали со следователем такой вариант. Он же такой чувствительный мальчик, а в последнее время страдал от депрессии и даже дичился людей. Да я почти уверена, что Алеша сейчас в каком-нибудь сибирском ските, отрешился от мира, чтобы набраться вдохновения…

– Ты сама веришь в то, что сейчас говоришь? – оборвал ее сын. – Жаль, ты не можешь слышать своей бессмыслицы со стороны!

По спине пробежал холодок. С тревогой я бросила на Марка быстрый взгляд. Он, умевший держать себя в руках, выглядел по-настоящему рассерженным. Таким мне доводилось наблюдать его единственный раз, когда мы впервые встретились в ресторане.

– Марк! – попыталась остановить брата Ирина и состроила страшные глаза. Вероятно, близкие ни разу не произносили страшного приговора вслух и поддерживали в хранительнице очага веру в счастливое возвращение сына.

«Почему именно я должен рассказать об этом нашей матери?»

– У меня больше нет ни терпения, ни сил потворствовать заблуждениям! Нам уже стоит признаться себе в том, что он ушел навсегда! – резко произнес Марк. Все оторопели. Кажется, даже настенные часы пропустили пару секунд.

– Не смей говорить ничего подобного! – испуганно воскликнула Елизавета Потаповна. – Разве ты не знаешь, что дурные мысли материальны?

– Леша вряд ли сможет погибнуть второй раз! – выйдя из себя, грубо рявкнул сын.

В комнате повисло такое оглушительное молчание, что зазвенело в ушах. Свидетели семейной драмы боялись пошевелиться. С лица матери сходили краски. Рот приоткрылся, в глазах заблестели слезы.

– Зачем ты так?

С усталым вздохом Марк растер лицо ладонями, пробормотал:

– Прости.

Старая люстра на потолке защелкала. Свет замигал, как от перепада напряжения, и секундой позже пустующее место рядом с хозяйкой занял долгожданный гость, невидимый для родных. Алексей сидел, сложив руки на коленях, как на старом детсадовском фотоснимке, и, понуро опустив голову, рассматривал пустую тарелку. Дух словно бы испытывал мучительный стыд за то, что погиб и оставил мать медленно сходить с ума от неизвестности.

Оба брата, живой и мертвый, были убиты горем.

Не выдержав, я встала из-за стола:

– Извините, мне нужно на воздух.

Накинув пальто, я вышла в холод улицы. От движения на открытой веранде зажегся свет. Двор и сад утопали во мраке. Стояла вселенская тишина, словно дом был оторван от цивилизации. Черное небо выглядело невероятно огромным, безбрежным, с мириадами крошечных светляков. В вышине мелькнул тающий хвост от летящей звезды.

Говорят, если загадать желание при виде падающей звезды, оно непременно сбудется. Можно ли попросить что-нибудь постфактум? Например, чтобы Алексей оказался живым. Такое желание сбылось бы?..

Я невесело усмехнулась и вытащила из кармана пачку с сигаретами. Мои желания никогда не сбывались, даже когда хотелось получить обычного мороженого.

В темноте чиркнула зажигалка, кончик сигареты затлел от поднесенного пламени. Вдруг за спиной, заставив меня испуганно оглянуться через плечо, открылась дверь. Не выходя на крыльцо, Ирина высунула голову и тихо пробубнила:

– Здесь не стоит курить. У матери очень тонкое обоняние, и она голосовала за ужесточение закона о запрете курения в общественных местах.

– Ох, простите! – я завертела головой: как бы потушить сигарету?

– Ты иди на веранду к реке. Я там пепельницу прячу, – Ирина кивнула, указывая направление. – Пройдешь через сад, там калитка.

– Спасибо.

– Не бойся, там горят фонари.

Я словно бы вернулась в юность, когда отчаянно пыталась скрыть от родителей дурную привычку. Мне до сих пор снилось в кошмарах, как строгий отец узнает, что его старшая дочь злоупотребляет табаком…

– Маркушку прислать? – спросила сообщница напоследок.

– Не нужно! – поспешно отказалась я: не хотелось обсуждений случившегося скандала.

Ирина заговорщицки подмигнула. Наверное, решила, что новоявленная невеста скрывает от завидного жениха дурную привычку.

Старый сад жил собственной жизнью. Коряжистые, наверняка давно бесплодные яблони едва слышно постанывали от старости. Сквозь их голые кроны просачивался желтый свет из окон дома, хорошо просматривались за тонкими занавесками тени…

Добравшись до калитки, я открыла защелку и вышла наружу. Каменная беседка с колоннами, явный новодел, стояла на обрыве над речным омутом. На широких перилах горели уличные светильники. Внутри – легкая садовая скамейка с полной окурков пепельницей.

В воздухе плыл влажный запах перегнивших листьев. Река выглядела черной и неподвижной. В ледяную воду окунали тонкие обнаженные ветви измученные плакучие ивы.

Наконец я позволила себе затянуться истлевшей до половины сигаретой. Горло снова обожгло – и я поняла: после допроса в полиции курение вызывает у меня не удовольствие, а отвращение!

Сморщившись, я смяла сигарету в пепельнице и пробубнила под нос:

– Что за жизнь? Даже расслабиться не дадут.

Внезапно на веранде погас свет. Меня с головой окунуло в кромешную темноту. Сердце пропустило удар. Сохраняя хладнокровие, я застыла на месте, пытаясь привыкнуть к темени, а потом заторопилась в сторону дома. Споткнувшись о выщербленную плитку, я выругалась как грузчик.

Калитка оказалась заперта. По спине пробежал холодок.

Стараясь не впадать в панику, я вытащила из кармана пальто мобильный телефон, чтобы вызвать Марка. Экран вспыхнул от прикосновения, и в этот момент в тишине раздались чьи-то крадущиеся шаги. От ужаса на затылке зашевелились волосы.

Я моментально выключила телефон, на секунду ослепнув от мрака, и прислушалась. Ответом мне послужила тишина, а потом в один миг колдовское кольцо превратилось в раскаленный, выжигающий кожу ободок. И вместе с порывом ветра до меня донеслось тихое, невнятное журчание потусторонних шепотков.

Они стремительно приближались, становились громче, отчетливее. Впервые мне удалось различить в загробном шипении пугающее бормотание:

– Смотрите, вот она! Не упустите! Не дайте убежать!

Под чьим-то ботинком хрустнула ветка, и короткий звук показался резким выстрелом. Кто-то крался ко мне! От паники не чувствуя холода, я поспешно сбросила светлое пальто, оставаясь в темной одежде, а потом стянула туфли, чтобы цоканье каблуков не выдало моих перемещений.

– Где она? – шипели голоса невидимых демонов. – Не упустите ее!

Очень медленно я сделала несколько шагов, стараясь утонуть в темноте густого боярышника. Тот, кто хотел на меня напасть, приближался. Его высокая фигура двигалась во мраке. Отрывистое дыхание, шелест куртки… Я бесшумно попятилась. В голые пятки впивались острые камешки, но онемевшие от холода ступни не чувствовали боли.