Кап-кап-кап! Чаша моего доверия наполнилась до краев.

Желая немедленно покинуть дом, я бросилась к лестнице, но от поспешности рукой случайно толкнула мольберт, стоявший рядом с окном. Накрытая картина с грохотом слетела на пол.

– Черт!

Я собралась вернуть полотно на место, но замерла не секунду, не веря собственным глазам. Край покрова соскользнул, открывая часть женского лица. С превеликой осторожностью, словно могла обжечься, я стащила простыню и уставилась испуганным взглядом на незаконченный мастером портрет.

Алексей изобразил меня в домашних очках с толстой оправой, несколькими мазками намекнул на краешек желтого кухонного фартука, нарисовал конский хвост на голове. Вероятно, так я и выглядела, когда впервые обнаружила призрак в квартире!

Меня охватило оцепенение. Кажется, я простояла вечность, крепко вцепившись в края картины. В голове тоненько звенело.

Мой мир в очередной раз совершил смертельное сальто, и вещи поменялись местами. Я больше не знала, чему и кому верить. Почему при жизни Алексей рисовал мой портрет? Откуда он мог знать девушку, которая даже не догадывалась о существовании художника?

В глубокой тишине послышался звук въезжающего во двор автомобиля. Совершенно опешившая, я вернула картину на место и начала спускаться на первый этаж. Входная дверь открылась, вошел Марк.

– Что ты здесь делаешь? – голос мужчины прозвучал резковато и требовательно. В лице отражались смешанные чувства.

– Кажется, нам надо поговорить… – пробормотала я.

– Нам определенно надо поговорить!

Не разуваясь и не раздеваясь, Марк прошел в гостиную. Я поплелась следом. Чудилось, что даже пол под моими ногами дрожит, как при землетрясении.

Не сводя с меня холодного взгляда, Марк положил на обеденный стол желтый конверт.

– Я хочу, чтобы ты объяснила это.

– Что это?

– Я-то надеялся, именно ты скажешь, что! – резко произнес мужчина и извлек на свет божий документы. На столешницу легло завещание и рисунок женского лица, выполненный крупными штрихами в неповторимой манере Алексея. Я моментально узнала себя. Вероятно, художник делал набросок для работы над портретом.

На меня окончательно напала немота. Слишком много пугающих открытий для одного короткого утра! Совершенно точно, меня медленно и изящно сводили с ума!

– Ты даже не попытаешься объяснить, почему мой брат написал в завещании… – Протаев схватил бумагу и прочел: – «Завещаю свое движимое и недвижимое имущество, а также право собственности на все картины, наброски и эскизы из цикла «Ангел из снов» модели, работавшей для этого цикла. Родственникам завещаю найти ее и, зная нашу мать, запрещаю судиться».

Неожиданно у меня вырвался идиотский смешок.

– Ты находишь это смешным? – с яростными нотками процедил Марк.

– Я нахожу, что твой брат имел своеобразное чувство юмора. И потом, как нотариус мог заверить завещание, где даже не указано имя наследника? – в сложившейся ситуации было не слишком умно говорить то, что крутилось на языке, но я находилась на грани истерики. – Этот рисунок Алексей сделал к портрету, который хранил наверху, в студии. Клянусь, я совершенно ничего не понимаю!

– Почему мне кажется, что ты прямо сейчас врешь? – тихо вымолвил мужчина и вдруг заорал: – Почему мне кажется, что за все чертово время нашего знакомства ты не сказала мне ни слова правды?!

Кап-кап-кап! Вот и чаша доверия Марка переполнилась, и подозрения полились через край!

– Какой, к чертям собачьим, призрак?! Как мне вообще пришло в голову поверить в настолько нелепую ложь?! Ты была знакома с Лешей!

– Нет!

– Он написал на тебя завещание, а потом пропал! – Обрушилось второе.

– Чушь!

– Ты убила его ради денег? – громыхнул приговор.

– Разве ты не читал в моем проклятом досье, что я ни разу в жизни не встречалась с твоим братом?! Я не понимаю, почему он рисовал меня, и ты даже не представляешь, как мне сейчас страшно!

Я кричала? Кажется, я кричала. Горло моментально запершило, а в груди вспыхнула ярость. Мой гневный голос точно бы звучал со стороны.

– Ты обвиняешь меня в убийстве? Да у тебя самого рыльце в пушку! – даже не пытаясь вернуть самообладание, выпалила я, и у Марка от изумления вытянулось лицо.

– Что?

– Сколько лет вы встречались с Софьей? С института? Ты планировал на ней жениться, а она убежала к брату? Каждый день ты видел их вместе! Фотографии в журналах, интервью по телевизору, разговоры дома. Ты порвал отношения с родными, но мысль, что она с ним, тебя сводила с ума. Так ведь, Марк? Ты ненавидел Алексея настолько, что желал ему смерти? Ты убил его ради мести? А потом возникла я, заявила, что знаю о гибели твоего брата…

С каждым новым обвинением он бледнел все сильнее. На скулах ходили желваки, светлые глаза потемнели настолько, что казались почти черными.

– Зоя, пожалуйста, хватит, – мягко попытался осадить он, но меня несло.

– Сколько раз ты уже пытался избавиться от меня? Два или три?

– Зоя, остановись.

Точно исполняя приказ, у меня вдруг отнялся язык. Я резко захлопнула рот и больше не могла выдавить ни звука. На глазах закипали злые слезы. Гнев выплеснулся и улегся, оставив после себя неприятную дрожь.

– Нам надо успокоиться, – он растер лицо руками. – Обвиняя друг друга, мы ни к чему не придем. Во всем, что делал Леша при жизни и даже после смерти, слишком много странностей. Мы должны сесть и все обсудить с холодной головой.

– Знаешь, Марк, – процедила я, – ты мне не веришь, я тебе не верю. Нам нечего обсуждать, и прямо сейчас я уезжаю домой.

В себя я пришла, лишь когда обнаружила, что с дорожной сумкой на плече шагаю по морозу в направлении железнодорожной станции. Протаев не пытался меня вернуть. Он правильно поступил. Наше доверие иссякло.

Работа над портретами ангела с чистым, не запятнанным бесами ликом помогала ему держаться на поверхности сумасшествия. Прекрасная незнакомка с темными волосами приходила к нему во снах, до боли напоминавших реальность.

Увы, она появлялась редко, оставляла его на долгие ночи тонуть в сумбурных, навеянных алкоголем грезах. Он ждал каждого нового свидания, а потом рисовал удивительную женщину, боясь забыть мелкие штрихи их коротких встреч…

Однажды он заметил, что от раза к разу лицо незнакомки меняется. В нем появлялись признаки страха и страдания. Казалось, сны высасывали из ангела радость, заражая его безумием.

А потом прекрасный ангел стал пресловутым гонцом со страшной вестью. Во сне незнакомка привела его на кладбище. Он побывал на собственных похоронах, а когда очнулся, обнаружил, что время сломалось и пошло вспять. Часы стали ненавистны ему, ведь где бы он ни появлялся, их стрелки начинали бежать в неправильную сторону. Казалось, что Всевышний запустил обратный отсчет на его жизненном таймере.

Сон повторялся и повторялся, из ночи в ночь его хоронили, как будто заело диск в видеоустройстве. Чувствуя приближение финала, тени обнаглели. Монстры перестали прятаться в людях и обступили его со всех сторон. Они называли его покойником, принюхивались, трогали, заставляли измученное сердце спотыкаться и замирать.

Нет ничего хуже, чем цепенеть в ожидании последнего вздоха. Прежде он не догадывался, что безумный человек может еще более свихнуться. Он не знал, когда наступит финал, и его охватывала ярость.

Все чаще в голову закрадывались мысли: надо уйти самому. Красиво, с помпой, как и полагается гению. Он даже придумал несколько предсмертных записок…

Все изменилось. Его прекрасный, темноволосый ангел с точеным лицом оказался не плодом больной фантазии, а живой женщиной из плоти и крови. Случайно столкнувшись с ней, он повел себя как безумец. Испуганная фея исчезла, растворилась в огромном городе, похожем на бездушную галактику. Ему снова отчаянно хотелось жить, чтобы найти ее и попросить спасти его – не во сне, а наяву.