Доктор Ньютон улыбнулся:
— Я полагаю, только себя. Проблема родов — детская головка. Маленькое тельце выходит без труда, но вот голова застревает и вызывает проблемы. Полагаю, людям нужна большая голова, потому что мозг у нас больше, чем у собак или свиней, но, возможно, за многие столетия наши головы переросли наши тела. — Он задумался. — Но с этим ничего не поделаешь.
— Я ничем не смогу помочь Рашель.
Доктор кивнул:
— Знаю. Может, в этом конкретном случае преподобный Уилсон будет более полезен тебе, чем мы, врачи. Он пропишет молитву, а мне предложить нечего.
Ньютон повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.
— Грандисон, а почему бы тебе не прийти сегодня на занятия? — Он мотнул головой в сторону тела женщины с большущим животом. — Сегодня мы будем ее вскрывать. Может, тебе станет лучше, если ты все увидишь собственными глазами и поймешь, что происходит в организме женщины при родах.
Грандисон едва не улыбнулся. Ученому холостяку и в голову не приходило, в какой ужас мог прийти муж беременной жены от такого зрелища. Доктор Джордж полагал, что знание — само по себе лекарство. Грандисон придерживался иного мнения, но, поскольку знания зачастую приносили пользу, не стал отвергать предложение Ньютона. И не позволил страху или отвращению отразиться на лице. Ведь иначе новых предложений об учебе могло и не последовать. Лечить больных — навык нужный. Он слишком часто видел смерть, чтобы не испытывать желания сразиться с ней.
Он наблюдал, как врачи вскрывали женщину с застывшим лицом, и теперь знал, что матка выглядит как медуза, он их навидался в доках Чарлстона, а родовой канал вызывает мысли о змее, проглотившей крольчонка. Но знания эти не помогли прогнать страхи, связанные с исходом родов Рашель. Впрочем, все обошлось. То ли молитвы достигли адресата, то ли главную роль сыграло крепкое телосложение и хорошее здоровье, но ребенок родился и мать и дитя чувствовали себя хорошо. Их первенца он назвал Джордж, в честь доктора Ньютона, надеясь, что такое решение расположит старого холостяка к Рашель и ее сыну.
Потом у него вошло в привычку бывать на занятиях в свободное от работы время. Если не считать умных и непонятных слов, которые то и дело произносили врачи, учеба оказалась совсем не сложной. Как только ты выучивал, как выглядят органы и где они расположены, остальное приходило само по себе. Они удивились, узнав, что он умеет читать, — уроки с детьми миз Тейлор не пропали зря. Через какое-то время никто уже и не замечал его на уроках анатомии, а в конце концов врачи привыкли к тому, что он ассистировал им при вскрытиях. Держался Харрис спокойно, свое дело знал, и врачи прежде всего отмечали его полезность, а не тот факт, что он тоже учился на врача.
Харрис пробыл в Огасте четыре года. За это время привык к ритму академического года, как привыкают к смене сезонов на ферме. Он последовал совету Альтеи Тейлор и стал незаменимым. Поэтому в колледже врачи просто его особо не замечали. Им казалось, что все делается само собой, а он давал о себе знать только просьбами о деньгах, которые требовались для покупки чего-то нужного для колледжа или на личные расходы. Теперь никто даже не спрашивал, для чего ему нужны деньги. Давали сколько просил, а потом возвращались к прерванному занятию.
Каждый семестр анатомическому классу требовалось шестнадцать тел. Читал Харрис уже очень хорошо, спасибо дочерям миз Тейлор, хотя они удивились бы, узнав, что навык этот он использует не только для чтения некрологов в «Кроникл». Когда на кладбище не хватало нужного количества тел, Грандисон получил разрешение покупать тела в других местах. На каждое ему выделялось десять долларов. Ежегодно для консервации трупов или отдельных органов, которые врачи решили сохранить для последующих исследований, закупалось двести галлонов виски. А если он закупал чуть больше, никто не обращал на это внимания. Потому что все шло в дело.
Однажды он постучал в дверь кабинета доктора Джорджа Ньютона.
— Доброе утро, доктор Джордж. Подошло время поездки на поезде.
Доктор оторвался от бумаг, с недоумением уставился на него.
— Поездки на поезде? Ах да, конечно. Твоя семья. Присядь, Грандисон. Может, нам стоит поговорить.
Харрис заставил себя улыбнуться. Нет смысла спорить с человеком, который в мгновение ока мог сломать твою жизнь. Его не часто просили присесть, когда он говорил с врачами, и он не двинулся к стулу. А на лице место улыбки заняла озабоченность.
— Я могу вам чем-то помочь, доктор Джордж?
Доктор постучал ручкой по столу.
— Я просто рассуждаю, знаешь ли. Двенадцать долларов в месяц на билет, чтобы ты мог поехать и повидаться с женой.
— И с сыном, — уточнил Грандисон, постаравшись изгнать из голоса дрожь.
— Да, разумеется. Вот о чем я думаю и о чем мне придется поговорить с другими врачами…
«Я могу найти себе вторую работу, — подумал Харрис, — буду сам зарабатывать деньги на проезд…»
Но доктор уже продолжал:
— Я постараюсь убедить их выкупить твою семью.
Грандисону потребовалось время, чтобы осознать смысл этих слов. И ему пришлось прикусить язык, с которого едва не сорвались возражения.
— Выкупить Рашель и Джорджа?
— Да. Я объясню, что это выгоднее, чем тратить деньги на железнодорожные билеты. А кроме того, в последнее время я понял, как сильно тебе их недостает.
Грандисон вновь и вновь повторял про себя его слова. Если бы один из трупов вдруг поднялся со стола, на котором производились вскрытия, он бы удивился куда меньше. Сам он никогда не заводил разговор о жене и сыне. Упоминал о них, если кто-то из врачей — а случалось это редко — спрашивал о его семье. С чего это у доктора возникли такие мысли? И почему сейчас, а не после рождения малыша? Доктор Джордж, добрый, но рассеянный, частенько не замечал собственных чувств, не говоря уже о чьих-то еще. Грандисон стоял спиной к двери, с улыбкой, застывшей на губах, не понимая, что нашло на доктора Джорджа.
Тот же потер лоб и вздохнул. Начал что-то бормотать, покачал головой. Наконец заговорил:
— Скорее всего пройдет несколько месяцев, прежде чем мы соберем деньги. На выкуп твоей жены и сына потребуется порядка тысячи трехсот долларов. Я уверен, этого хватит. А пока напишу хозяйке твоей жены в Чарлстон, чтобы обговорить условия сделки.
Грандисон кивнул.
— Спасибо вам, — прошептал он.
Радость пришла позже, вместе с окончательным осознанием смысла предложения доктора Джорджа. Пока же он пытался понять, какая муха доктора укусила.
— В скором времени я собираюсь переехать, — сказал он Альтее Тейлор в тот же вечер, после ужина.
Она сидела на стуле с прямой спинкой возле лампы, расшивала детское платье.
— Да, тебе придется найти место для своей семьи. — Она не смотрела на него.
Он рассмеялся:
— От вас ничего не укроется, миз Тейлор. Вам сказал доктор Джордж?
— Мне сказала Фанни. — Альтея положила платье на стол под лампу, вытерла глаза. — Она просила Джорджа перевезти их сюда, и он обещал заняться этим.
— А я-то думал, что на него нашло… Он сказал, что собирается их выкупить. Меня это как громом поразило, ведь раньше он никогда ничего такого не говорил. И я не мог понять, откуда у него такие намерения.
Она не ответила, только сильнее нахмурилась и вновь взялась за вышивание.
— Наверное, вы тоже не знаете, в чем дело?
Она вытерла глаза подолом детского платья.
— Нет, я знаю. И пожалуй, могу сказать тебе. Доктор Джордж и Фанни… ну… муж и жена. Хотя законы штата Джорджия такого не одобряют. У Фанни будет ребенок.
Он помолчал, раздумывая, что сказать. Доктору Джорджу было далеко за сорок, и выглядел он на свой возраст. Фанни была шестнадцатилетней красоткой. Он понимал, как расценил бы его слова посторонний человек, но он знал доктора Джорджа уже пять лет и, несмотря на богатство и известность, воспринимал как седовласого крота, который смотрит на мир из заставленной шкафами с книгами норы, тогда как Фанни была одним из самых ярких цветков этого мира. Он знал, что светлокожих женщин вынуждали становиться любовницами своих хозяев, но Фанни была свободной, да он и сомневался, что ее мать такое допустит. Мисс Альтея не обладала всеми правами белых женщин, хотя внешне ничем от них не отличалась, однако существовали какие-то законы, защищающие освобожденных цветных. Кроме того, среди клиенток у нее было много подруг. Уж у одной-то из дам наверняка нашелся бы муж-адвокат, который не замедлил бы вмешаться. Белым женщинам очень не нравилось, когда белые мужчины заводили цветных любовниц, и такие связи безжалостно обрывались. У кого-нибудь такая история наверняка вызвала бы праведный гнев, они сообща принялись бы спасать юную дочь мисс Альтеи от гнусного соблазнителя. Но… доктор Джордж? Нет, на соблазнителя он не тянул. Трупы резал с завидным хладнокровием, но, когда дело касалось живых людей, доктор Джордж был кротким как ягненок.