Мистраль был внедрён в БНД в 1963 году, задолго до чистки, происшедшей после скандала с Гилламом.

Агент пережил эту чистку и постепенно поднимался вверх по служебной лестнице, пока не достиг вершины — он стал заместителем директора БНД. Несмотря на столь высокое положение, его активно не использовали, надеясь, что в один прекрасный день он станет главой всей организации. И только страх Андропова за свою жизнь заставил его задействовать в операции Мистраля.

Гудов сказал:

— Им всем было приказано сообщать только информацию государственной важности или по деятельности секретных служб Ватикана.

— И что же?

Гудов похлопал по папке, лежащей у него на столе:

— Вчера Мистраль вышел на связь в Бонне с сотрудником резидентуры. Он передал досье, поступившее в БНД от третьей организации. В нём портреты двадцати четырёх курсантов и семи инструкторов лагеря террористов Ибн Авад в Ливийской пустыне. Информация получена двадцать второго числа прошлого месяца.

— Продолжайте, — сказал Замятин. Не то чтобы его обуревало нетерпение, просто он заинтересовался этим делом. Гудов продолжал тем же педантичным голосом, а остальные два майора внимательно смотрели на него.

— Товарищ полковник, по идее, это не так уж необычно. Все западные секретные службы, а особенно ЦРУ и Моссад, тратят много времени, стараясь пробить стену секретности, существующую вокруг подобных лагерей. Но эти сведения поступили не от них…

Теперь Замятин уже не мог побороть нетерпение. Он резко спросил:

— Так от кого же они получили эту информацию?

— От «Фонда поддержки церкви за „железным занавесом“»!

Замятин нахмурился, но тут же улыбнулся.

— А, наш друг Беконный Священник… Дайте-ка это сюда.

Майор передал папку Замятину. Остальные смотрели на полковника. Тот кивнул им, и они тоже подошли к его столу.

Замятин медленно листал страницы. На каждой из них тушью были нарисованы лица мужчин и женщин анфас и в профиль. Под рисунками были даны краткие описания внешности. Наконец взгляды Замятина и его помощников, заглядывавших в папку через плечо полковника, остановились на изображении молодой и симпатичной девушки с восточными чертами лица. Майор Гудов указал на предложение в конце подписи: «Сексуально неразборчива, нимфоманка». Замятин пробормотал:

— Так, так. Источник этих сведений, видимо, занимался в этом лагере не только боевой подготовкой.

Гудов кивнул:

— Да, вы правы. Сейчас я вам ещё кое-что покажу.

Через пять страниц они увидели строгое привлекательное лицо Лейлы. Опять Гудов указал на последнее предложение. Оно гласило: «Сексуально активная; наблюдаются садомазохистские наклонности».

Один из майоров усмехнулся и спросил:

— Как бы туда попасть?

Они все засмеялись, в том числе и Замятин, который почувствовал какое-то облегчение. Он сказал:

— Тебе туда ни к чему. — Он указал большим пальцем в сторону Гудова: — А вот Борис вскоре туда отправится. Присаживайтесь.

Они пошли к своим рабочим местам, сели и стали терпеливо ждать, что же скажет полковник.

Замятин просмотрел последние страницы и затем несколько минут задумчиво сидел, не шевелясь. Наконец он поднял голову и властным голосом произнёс:

— Майор Гудов, вы немедленно отправитесь домой, переоденетесь в гражданскую одежду, упакуете самые необходимые вещи и отправитесь на базу ВВС в Люблине, где вас будет ждать военный самолёт, на котором вас доставят в Ливию. Там вас встретит старший офицер ливийских разведывательных служб, который сопроводит вас в лагерь Ибн Авад. Никто не должен фотографировать курсантов, но разведка это делает, будьте уверены. Вы должны будете сличить фотографии с рисунками. Фотографий будет на одну больше, чем рисунков. На ней и будет наш герой… или героиня. Это может быть и мужчина, и женщина, хотя, скорее всего, это всё-таки будет мужчина, если, конечно, боевик папы не лесбиянка.

При этих словах никто не осмелился даже улыбнуться: тон Замятина не располагал к этому. Он продолжал:

— Затем вы опросите всех инструкторов и тех курсантов, которые были в лагере до двадцать второго числа прошлого месяца. Особенно тщательно опросите филиппинку и инструктора Лейлу. Все это вы должны сделать в течение двенадцати часов. Ваш отчёт понадобится мне завтра к двадцати двум ноль-ноль. Постарайтесь поспать на пути туда и обратно. И не подведите меня. А теперь идите.

Майор Гудов встал, отдал Замятину честь и направился к двери. Но тут Замятин позвал его. Он протянул ему папку:

— Это вам понадобится.

Смущённый Гудов подошёл к нему, но Замятин не был раздражён этим промахом: гениальные люди всегда витают где-то в облаках, опускаясь на землю, лишь когда их об этом попросят. Замятин даже не посмотрел на удаляющуюся фигуру Гудова, уже обращаясь к одному из оставшихся майоров:

— Товарищ Воронцов, вы подготовите транспорт для Гудова и свяжетесь с ливийской разведкой через нашего резидента в Триполи. Можете пользоваться особыми полномочиями.

— Есть, товарищ полковник, — Воронцов потянулся к одному из телефонов, стоявших у него на столе.

Замятин задумчиво посмотрел на последнего помощника, который ожидал приказаний начальника. Наконец тот сказал:

— Майор Иванов, вы закажете нам всем чай!

Иванов улыбнулся и взялся за телефон. Сделав заказ, он повесил трубку и вслух высказал свои мысли:

— Как же Беконному Священнику удалось внедрить своего человека в этот лагерь?

Замятин в ответ вздохнул.

— Мы, конечно, попытаемся это выяснить, но я боюсь, что у нас ничего не выйдет. Никто никогда не сможет до конца определить возможности этого чёртова попа.

Он громко выдохнул воздух, взял в руки свой фломастер и с некоторой гордостью произнёс:

— Но мы уже сидим у него на хвосте.

В конце своего отчёта Андропову он написал: «У нас появилась реальная возможность установить личность исполнителя покушения, а также получить описание его внешности. Я полагаю, что эти сведения поступят ко мне ещё до направления вам очередного отчёта».

Архиепископ Версано чувствовал себя не в своей тарелке. Не то чтобы кресло, в котором он сидел, было неудобным, просто он находился в неприятной ситуации.

Папа мягко повторил свой вопрос:

— Что происходит, Марио?

Архиепископ недоумевающе покачал головой:

— Я абсолютно ничего не знаю, Ваше Святейшество. Единственное, что я знаю, это то, что всё выглядит достаточно странно.

— Не просто достаточно, а очень странно, — ответил папа.

Он встал, подошёл к своему столу и взял в руки лист бумаги. Потом он сказал Версано:

— Вот сообщение от кардинала Глемпа из Варшавы. СБ переворачивает всё вверх дном, видимо, по прямому приказу из Москвы. Мы уже заявили протест, но это осталось незамеченным. Подобные же вещи творятся во всех странах соцлагеря. Их, похоже, не волнует мнение мировой общественности обо всём этом. Сотни наших людей были арестованы. Подобных случаев никогда раньше не было.

Он бросил документ и взял другой.

— Шеф нашей службы безопасности докладывает, что за последние два дня было предпринято три попытки подкупа в отношении производящих текущий ремонт в Ватикане рабочих. Им предлагали внедрить подслушивающие устройства. К счастью, эти рабочие оказались добрыми людьми и сразу же пошли к нему. Он сообщил об этом итальянской контрразведке, и те схватили итальянца с криминальным прошлым, который, как подозревают, имел связи с КГБ. Контрразведка, в свою очередь, проинформировала нас о том, что в городе резко повысилась активность КГБ. Так что Цибан очень беспокоится о нашей безопасности. А тебе кто-то угрожает, скорее всего «Красные бригады». Поэтому Цибан хочет отменить наш завтрашний визит в Милан.

— И что же, вы не поедете?

Папа бросил лист на стол, прошёл к своему креслу и тяжело опустился в него:

— Мы ничего не будем отменять. Ты думаешь, что за этим стоит Андропов? Ты думаешь, что он попытается убить нас здесь, в Италии, в Ватикане?