— Сядь в это кресло. Мы подождём пару часов, и после этого мне больше никогда не придётся видеть твою физиономию и терпеть твоё отвратительное дыхание.

В номере двумя этажами ниже Мирек вынул наушник из уха и бросил его Гоголю.

— Вот и всё. Я пошёл.

Он взял в руки чёрный саквояж и поправил галстук. Гоголь сказал ему:

— Удачи вам, я буду ждать.

Мирек кивнул и пошёл к двери. Когда он вышел из лифта, то резко выдохнул воздух. Сосредоточившись, он пошёл по вестибюлю. Гоголь показал ему фотографию Чазова. Мирек сразу же узнал его. Он стоял у стойки администратора. Мирек подошёл к нему вплотную. Чазов торжественно объявил:

— Профессор Шафер, это для меня огромная честь и большое удовольствие.

Мирек взял свой чемоданчик в левую руку и пожал руку Чазова. Тот взял Мирека под локоть и вывел из гостиницы к ожидавшему их чёрному «ЗИЛу». Водитель в униформе ждал у открытой задней двери. Чазов пропустил Мирека вперёд. Стеклянная перегородка отделяла их от переднего сиденья. Когда машина тронулась, Чазов с энтузиазмом начал разговор.

— Меня очень заинтересовала ваша последняя статья в «Советской медицине». Сколько пациентов было задействовано в эксперименте?

Мирек почувствовал холодок в груди. Он не имел ни малейшего понятия об этой статье. Его мозг лихорадочно работал. Он вспомнил психологическую характеристику Шафера: себялюбивый и капризный. Мирек решил воспользоваться этими «своими» качествами. Холодным тоном он сказал:

— Достаточно для того, чтобы делать статистически подкреплённые выводы.

Молчание. Чазов откашлялся и, как бы извиняясь, сказал:

— Конечно, конечно… Результаты очень многообещающи.

На десять минут это прервало беседу. Они выбирались из Москвы. Чазов попробовал подступиться к «Шаферу» ещё раз.

— Я имел удовольствие встретиться с профессором Эдуардом Ленчовским на симпозиуме в Будапеште в октябре прошлого года. Я знаю, вы ведь работаете вместе. Каково ваше мнение о нём?

Мирек мельком взглянул на Чазова и ответил:

— Надеюсь, мне удалось немного подновить его хирургическую технику.

На этот раз Чазов слабо улыбнулся и сказал:

— Да, мне тоже показалось, что у него уж слишком консервативные взгляды.

Мирек кивнул и отвернулся к окну. На улице сыпал снежок. Мирек внимательно изучил весь маршрут и знал, что ехать осталось всего несколько минут. Он почувствовал, что Чазов заворочался, обернулся и увидел, как из внутреннего кармана пиджака профессор достаёт пластиковое портмоне. Извиняющимся голосом Чазов проговорил:

— Тут пропуск для вас. Охрана здесь очень строгая. Прошу понять, профессор. Думаю, вам придётся пройти через личный досмотр.

Мирек взглянул на него и сухо ответил:

— Я все понимаю, профессор Чазов.

Машина свернула в аллею. Через каждые несколько метров вдоль неё стояли солдаты с автоматами. Метров через двести автомобиль остановился у шлагбаума. Чазов опустил окно и передал пластиковое портмоне капитану, стоявшему с каменным выражением лица. Офицер тщательно проверил все бумаги, находившиеся в портмоне. Без единого слова капитан вернул их Чазову и махнул водителю. Они проехали ещё сто метров и остановились у огромных железных ворот, встроенных в бетонную стену. Снова проверка документов.

Наконец ворота открылись, и они въехали во внутренний двор. Мирек сразу же насчитал как минимум с десяток солдат спецназа. Они пристукивали ногами от холода. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть дверь двум учёным. Из здания вышел майор КГБ и провёл их внутрь.

Он ввёл их в комнату, располагавшуюся у самого входа. Там было несколько офицеров КГБ. Среди них стоял и сам Виктор Чебриков. Чазов представил ему Мирека, сопроводив это большим числом комплиментов насчёт профессионализма Шафера. Чебриков протянул Миреку руку и очень вежливым тоном сказал:

— Мы очень благодарны вам за ваш визит, профессор. Прошу извинить, но вас должны будут обыскать. Пожалуйста, поймите. Таков установленный здесь порядок. Через это проходят все.

Мирек просто кивнул и поставил саквояж на стол. Обыск был тщательным. Ему пришлось снять пиджак и вывернуть карманы. Чазов сделал то же самое. Молодой лейтенант КГБ ощупал тело Мирека. Его осторожные пальцы прошлись по паховой области Скибора. Тот делал вид, что ему на всё это абсолютно наплевать, но на самом деле он думал, что ему вряд ли удастся отсюда выбраться.

Наконец лейтенант удовлетворённо отпустил Мирека. В это время ещё два офицера КГБ рылись в его саквояже. Он увидел, как они достали фонендоскоп и, мельком глянув на него, положили обратно. После этого открыли другой футляр, из дерева, с набором золингеновских скальпелей. Один из офицеров взглянул на Чебрикова, который покачал головой, и сказал:

— Извините, профессор, но это останется у нас.

Мирек бесстрастно пожал плечами. Его саквояж аккуратно закрыли. Затем Чебриков провёл его в кабинет главврача. Там их ожидал русский доктор в белом халате. Его представили Миреку, и он вспомнил имя, которое не раз упоминал отец Гамелли — Леонид Петров. Ему было около семидесяти лет. Он пользовался в советских медицинских кругах колоссальным авторитетом. Петров считался лучшим специалистом-почечником в СССР. Он был очень скептически настроен относительно успехов Запада в области нефрологии и называл их «западной ахинеей». Из этого можно было сделать вывод о его отношении к молодому польскому профессору. Мирек нервничал и был благодарен отцу Гамелли за ту информацию о Петрове, что он ему сообщил.

Принесли чай. Чазов протянул Миреку папку, в которой, как он сказал, находились материалы о состоянии больного. Мирек положил папку на колени и стал изображать, что внимательно её изучает. Всё было переведено на польский. Мирек изучал материалы минут пятнадцать. Пока он читал, русские тихо разговаривали между собой.

Когда он захлопнул папку, все выжидающе на него посмотрели. Мирек пожал плечами и спросил Петрова:

— Нефроны сильно поражены?

— Да, они не в лучшем состоянии.

Мирек вздохнул.

— Понятно. Какова давность анализов?

Чазов ответил:

— Не более двух суток.

Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал ещё один вопрос:

— Анализ на креатинин проводился?

— Да, профессор.

— Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.

Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевёл дыхание и сказал:

— Я готов посмотреть пациента.

Все поднялись со своих мест. Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошёл впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своём пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Ещё двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошёл внутрь. После того, как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:

— Каково психологическое состояние пациента?

Петров довольно жёстко ответил:

— Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.

Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:

— Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.

Петров начал отвечать на вопрос, но его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.

Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.

Андропов, одетый в зелёную пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что вне зависимости от исхода дела лично для него, он доведёт его до конца.