Пока шла операция, военсталы вынесли из комнаты тело убитого охранника в халате и раненого военстала, который ругался сквозь зубы, зажимая рану на плече.

Генерал отступил от стола, подняв руки, несколько мгновений созерцал аккуратный шов на окровавленном теле, затем бросил иглу в кювету.

— Выкинуть, — велел он и широкими шагами направился к раковине — та располагалась справа от двери. Тыльной стороной ладони подняв рычаг смесителя, генерал подставил руки под шипящую, с пузырьками, струю воды. Раковина окрасилась алым.

Закончив смывать кровь, Протасов вытер руки висящим на торцевой стенке белым вафельным полотенцем, повернулся к Ботанику. Тот сидел сгорбившись, закрыв лицо руками, и безнадежно покачивался вперед-назад. Генерал наклонился над прооперированным сталкером, приподнял ему веко.

— Да он сейчас сдохнет у тебя! — Обогнув стол, он яростно тряхнул Ботаника за ворот. — Встать! Капельни- цу сюда!

На аппаратуре жизнеобеспечения по одному экрану поползла прямая линия, раздался тонкий сплошной писк.

— Бегом! — заорал генерал в лицо медленно поднимающемуся лаборанту. Ботаник вздрогнул и закрутил головой.

— Там! — Протасов выкинул руку в сторону, указывая в угол между столом и шкафом с артефактами. Под дверцей до сих пор валялись осколки. В углу стояла рогатина капельницы с укрепленными наверху перевернутыми бутылками, от одной вниз тянулась прозрачная трубка.

Ботаник завозился, отодвигая стул, потянул рогатину, она поехала — ножки были на колесиках. Генерал тем временем взял с влажной салфетки одноразовую иглу, одним движением вскрыл упаковку. Ножницами разрезал рукав на правой руке потерявшего сознание Куряги, ловким, точным движением, свидетельствующим о большой практике, вогнал иглу в просвечивающую сквозь кожу вену, закрепил пластырем. Ботаник уже подкатил капельницу. Генерал соединил трубочку с иглой, подкрутил дозатор, висящий под крышкой бутылки с физраствором. По трубочке весело покатились капли.

— Следи за ним! — приказал генерал и сам встал над сталкером, глядя то на обескровленное лицо и белые губы, то на зеленые мониторы. На бегущей по одному из экранов прямой иногда вспухали дуги, но маленькие и редкие. Писк из постоянного стал прерывистым. — Мясо… — желчно пробормотал Протасов. Он оттолкнул Ботаника, так что тот чуть не упал, рванул одну из дверец в тумбе операционного стола и взял с полки электрошок. За прибором потянулся скрученный спиралью провод. Приложив «утюги» к груди сталкера, Протасов кивнул сам себе: — Разряд! Ботаник вздрогнул, как от удара. Тело Куряги дернулось.

— Еще разряд! — процедил генерал. Снова раздался треск, и свободовец подпрыгнул в ремнях.

Переменный писк сменился постоянным, затем запищал другой аппарат, и еще одна синусоида превратилась в прямую. Генерал бросил «утюги» на голую грудь мертвого свободовца, почти лишенную волос, сгреб провода в пучок и сдернул электроды. Быстрым шагом прошел к жизнеобеспечивающей аппаратуре и несколько раз щелкнул тумблерами. Тонкий, звенящий, как гудение комара, писк смолк.

Ботаник судорожно вздохнул, вжимаясь в угол между столом и шкафом с артефактами.

— Швабра в туалете, убери все, — бросил генерал лаборанту, который смотрел на него глазами, полными ужаса, и быстро вышел из лаборатории.

Цыган проводил мясника равнодушным взглядом — последние события вогнали его в какой-то ступор, кажется, он вообще разучился чувствовать, в душе была одна сосущая пустота.

На стуле между дверью и клеткой уже сидел новый охранник в халате. Когда генерал вышел, он поднялся, берясь за «скар».

— Выходи, выполняй приказ, — низким голосом, в котором чувствовалось раздражение, велел он. Ботаник выглянул из-за шкафа.

— Туалет там, — военстал ткнул стволом в сторону узкой металлической двери за клеткой, в торцевой стене, — губки, дезинфекция — все там. Шевелись, дважды говорить не буду.

Пришли военсталы и вынесли тело свободовца. Ботаник, закончив драить стол, принялся скрести пол шваброй. В лаборатории было тихо, лампы дневного света под потолком едва слышно гудели, журчала вода, алыми ручейками уходящая в отверстие водостока, пахло хлоркой. Цыган встал, и сидевший на стуле охранник поднял голову. Это был крепкий парень в белом халате поверх «цифрового» камуфляжа, на ботинках голубые бахилы, тонкие губы крепко сжаты, вокруг глаз сеточка ранних морщин, на низком лбу под коротким чубчиком — длинный рубец со следами швов. На коленях у него лежал «скар», и правая рука военстала покоилась на цевье. Рамир оценил расстояние между клеткой и стулом — нет, не дотянуться.

— Сколько наших он уже разделал, этот мясник, а, Ботаник? Лаборант вздрогнул, рассеянно поднес средний палец к носу, но очков не нашел.

— Разговаривать запрещено! — сказал охранник.

— Ты скорбишь, Ботаник? — продолжал Цыган, взявшись за прутья и прижимаясь лицом к решетке.

Ботаник еще больше ссутулился и быстрее зашаркал шваброй по кафелю, смывая кровь.

— Заткнись! — Военстал вскочил, наставив на Рамира оружие. Не обращая на охранника внимания, тот заговорил задушевно:

— Куряге он вырезал печень, Ботаник. Мне завтра вместо сердца «каплю» вошьет, Мерзости — «батарейку» вместо мозгов… И ты будешь смотреть на это, Вова? Подавать скальпель этому мясни…

Ствол автомата с размаху уперся Цыгану под подбородок, так что наемник прикусил язык.

— Еще одно слово, сука, и он будет твои мозги со стенки соскребать, — прошипел военстал.

Рамир опустил взгляд на искаженное ненавистью подвижное молодое лицо, играющие на скулах желваки. Ствол продавливал горло, и говорить было тяжело, но он все же выдавил:

— Остынь, приятель… Серые глаза военстала сузились, морщины в уголках стали глубже.

— Кровосос тебе приятель, сука! Если бы не приказ генерала, я бы лично вырвал тебе сердце! Цыган шагнул назад, к стене, потирая шею.

— Я брата твоего убил, что ли? Чего ты на меня наки- нулся?

— Димыч всем нам был как брат! — Военстал остался стоять, направив «скар» на пленника. — Ты приобрел много врагов, сталкер. Я лично попрошу генерала, чтобы следующим на стол лег ты! Цыган невесело хмыкнул.

— Скорби по своим, а я буду оплакивать своих друзей, — предложил он. — Считай, что мы квиты.

Ботаник остановился, поднял голову и понял, что не видит Цыгана — одно темное пятно на месте клетки. Губы у него задрожали, он открыл рот — и ничего не смог сказать, горло перехватило, на глазах выступили слезы.

— Я боюсь боли, — прошептал он. — Я бы все равно не выдержал…

В коридоре послышались шаги, голоса. Охранник отступил к своему стулу, не сводя ненавидящего взгляда с Цыгана.

— Сам пристегну! — пообещал он.

Ботаник опустил голову и продолжил тереть пол, забыв обмакнуть швабру в ведро. На кафеле расплывались грязные бурые разводы.

Быстрыми шагами вошел генерал, опять в халате, за ним двое военсталов тащили Мерзость. Пожилой сталкер почти висел у них на руках и надрывно кашлял; лицо у него было бледное, с красными пятнами на щеках, губы обметало пеной.

— Пристегивайте, — велел генерал, включая жизнеобеспечивающую аппаратуру. Громко защелкали тумблеры, засветились экраны, послышалось тихое гудение заработавших приборов. — Заканчивай, — бросил Протасов Ботанику, отодвигая его от рабочего стола, и, выдвинув средний ящик в левой тумбе, достал оттуда кислородную маску и ручной электрошокер, затем открыл дверцу правой тумбы, вынул коробку с иглами, моток кетгута и начал готовиться к операции.

— Прекрати, мясник! — крикнул Цыган, вновь подходя к решетке.

Военсталы положили несопротивляющегося сталкера на стол, пристегнули. Рамир сжал крестик на груди. Ботаник оттащил ведро в туалет, вернулся.

— Вымой руки, надень халат, будешь ассистировать. Здесь маска, шокер, нашатырь — он не должен терять сознание. Понял? Если он отключится, на его место ляжешь ты.

— Эй! Перед тобой не лягушка, а человек! — Цыган затряс решетку, зазвенели в креплениях под потолком прутья. — Прекрати свои дурацкие опыты или я тебя достану! Или дай ему наркоз, навозная крыса!