— Рваный, ты помнишь, что я тебе обещал?

— Да приказа ж не было, это всего лишь водка, чего ты взъелся?! — Амбал вцепился во флягу обеими руками.

— Это приказ, — сказал Долг. — Относится ко всем. Падла, который уже протянул руку к фляге, шумно вздохнул и отвернулся.

Бородатый окинул внимательным взглядом прямую фигуру Долга, сидящего на ящике с другой стороны костра, освещенное костром бледное лицо.

— Ладно, я один. — Он отобрал флягу у брата и хорошо приложился к ней. — Как хотите, парни. Что вы задумали?

Цыган раздал ложки и кружки и начал быстро есть. После «лечебного голодания» у генерала Протасова он начал болезненно переносить чувство голода. Если раньше он мог целый день не есть, а то и два и чувствовать себя неплохо, то теперь пропустить обед или ужин было нельзя. Желудок скручивало, тошнило, кружилась голова… Пройдет, наверное, со временем, но пока приходилось терпеть неприятные ощущения или почаще кидать в желудок что-нибудь. Даже закралась неприятная мыслишка сунуть в карман пару кусков хлеба и шмат колбасы — вдруг ночью есть захочется, как теперь часто случалось, или завтрака не будет…

Рваный коротко — после нескольких яростных взглядов Долга — рассказал о плане пробраться на базу генерала. Бородатый слушал, глотая из фляги и качая волосатой головой. Большие умные глаза его поблескивали в свете костра. Падла доскреб котелок и довольно рыгнул; сидящий рядом Ботаник, поморщившись, что-то прошептал ему.

— Да мне по фиг, — зевнул бандит, скребя небритую щеку.

Сержант моргал отяжелевшими веками и тянул горячий чай из алюминиевой кружки, глядя в огонь.

— Безнадежное дело затеяли, — заявил Бородатый. — Я реально удивлен, что вы досюда добрались, парни, честно. Протасова назначили главой Объединенного командования, он теперь главный в Зоне. И прижал нашего брата. Патрули ходят там, где раньше и кровососа не всегда можно было встретить. Вертушки целыми днями туда-сюда носятся, чуть кого увидят — сразу срезают. Конец свободной Зоне, парни, вот что я вам скажу. Надо или убираться отсюда, или на генерала работать. Военсталы покрошат вас в капусту, и всех делов. Оно вам надо?

— Блин, брательник, ты чего, серьезно? Протасов теперь тут главный вояка и всем заправляет? Долг посмотрел на главаря свободовцев поверх костра:

— А вы?

— Что я? — не понял Бородатый.

— Работаете на генерала?

— Чего? — Свободовец секунду растерянно смотрел на Долга, затем хлопнул широкой ладонью по колену и, откинув голову, захохотал: — От насмешил! Ну весельчак у тебя командир, Рваный!

— Вы сказали: или уходить, или работать на генерала. Вы еще здесь — это что-то значит? — напряженно повторил Долг. Бородатый вытер выступившие от смеха слезы.

— Ох, уморил… Не, парень, мы еще тут, но это ненадолго. Уж больно место хорошее, патрули генерала не могут обнаружить. Но ненадолго это, я так понимаю. Мы готовимся. Как уйти-то? Я же сказал: генерал теперь главный в Зоне. Это значит, Кордон тоже ему подчиняется. Не выбраться наружу, парень, как тебя… и арты не продать. Патронов мало, жратва кончается — и купить негде. Курильщика разгроми- ли, «Ста рентген» уже нету…

— И куда вы теперь? — Рваный озабоченно посмотрел на брата. Тот пожал могучими плечами:

— Разберемся. Ты не за нас, ты за себя переживай. Вы и до Припяти не доберетесь, вас патруль пять раз обнаружит. У генерала теперь все схвачено! Эх, конец сталкерам, конец Зоне! — Бородатый сделал большой глоток из фляжки.

Падла с кружкой чая в руках завистливо посмотрел на свободовца. Сержант зевнул, потянулся.

— Спать нас где положите? — спросил он. Сегодня вояка не отличался веселостью, не шутил, как обычно.

Великан покачал лохматой головой. Борода у него торчала во все стороны клочьями, он иногда расчесывал ее пальцами.

— Может, не пойдете? — спросил он Рваного.

— Пойдем, — ответил за свободовца Долг.

— Ну смотрите, я вас предупреждал. — Бородатый легко поднялся, махнул рукой: — Давайте за мной, покажу вам спальню.

Сталкеры разобрали рюкзаки и двинулись за главарем свободовцев. Цыган чувствовал, что его разморило от горячей еды, ноги гудели после трудного перехода, голова отяжелела, глаза все время закрывались. Бородатый повел гостей к школе.

Лестница на второй этаж осыпалась, ржавые перила едва держались, одна секция оторвалась и качалась, поскрипывая, почти перегораживая проход, словно калитка. Бородатый отвел ее в сторону, предупредил:

— Полы гнилые.

Доски на полу вздулись, местами провалились, качались под ногами и предательски скрипели, обещая в любую секунду сломаться. Коридор был завален мусором, фонарь Бородатого выхватывал из темноты то кучу битого кирпича, то лежащую поперек дверь, то книгу без обложки. По правую руку располагались классы. Бородатый привел их в дальний, в самом конце коридора.

— Самая чистая и теплая комната, — сказал он, распахивая хлипкую с виду дверь. — Ребята кинули вам матрасов и одеял, так что спать будете как в лучшей гостинице. — Великан хохотнул. — Оружие можете в соседней комнате положит, там полки удобные.

— Спасибо, — сказал Долг.

Бородатый пожал плечами — мол, как хотите, мое дело предложить, — и кивнул брату:

— Слышь, Рваный, на пару слов.

Амбал подошел к бородачу, тот приобнял его за плечи и отвел к дверям, пока сталкеры скидывали поклажу и разбирали сваленные кучей на одном из матрасов одеяла. Поставленные одна на другую парты были сдвинуты в дальний конец комнаты, стулья беспорядочно накиданы сверху. Зеленая школьная доска висела на одном гвозде, углом упираясь в пол. В классе было два окна, одно закрыто железным щитом, другое неровно заколочено досками, между которыми пробивался слабый лунный свет.

— Слышь, Илюха, — повторил бородач, сжимая плечо брата. — Слышь, может, останешься с нами? На фига тебе этот долговец с кривой рожей, да еще бандит, да армейский — я же вижу, что никакой он не сталкер. Не компания они тебе, брат, спутался с шушерой. Не ходи завтра. Стоило идти в «Свободу», чтобы тебя потом какой-то долговец мордовал и по струнке ставил! Айда со мной, выпьем, вспомним детство, как у бабки Клавы в саду яблоки воровали…

— А дед Саня тебе солью в задницу запердюлил! — засмеялся Рваный, хлопая Бородатого ладонью по груди.

— Неделю сидеть не мог, — хохотнул главарь свободовцев. — Айда, у меня водка осталась! А ты, помню, свалился с яблони да на ежа — визгу было! Я думал, ты ногу сломал, чё ль, перепугался — а у тебя под жопой еж, вот умора! — Он увлек брата по коридору.

— Я потом хромал три дня и спал на животе. А ты тем летом еще чуть не утонул…

— Вот и ладушки. — Бородатый пальцами расчесал бороду. Рваный оглянулся. Долг стоял в дверях и смотрел братьям вслед. Рваный споткнулся, остановился.

— Ты чё? — удивился Бородатый. Рваный освободился из его медвежьих объятий.

— Да я это, с нашими останусь, — ответил он, смутившись. — Прости, Федя.

— Да ты чё, ну выпить-то с братом можешь? Потом вернешься, я сам отведу, чтоб не заблудился! Чё они, не заснут без тебя? Ты им колыбельную на ночь поешь? — Бородатый тоже остановился.

— Нет, ты чего! Просто все тут, и я тут… — Рваный поправил фенечки на запястье. — Так оно правильней будет. Мы же вместе, на одно дело идем. Потом выпьем, когда вернусь. Бородатый нахмурился:

— А вдруг никакого «потом» не будет? Я тебе говорю, а ты знаешь, что я всегда в курсе: Протасов подмял под себя всю Зону. Он тут главный, официальный пост занял. Теперь вся армия в его распоряжении. И ты еще думаешь, что у вас есть шанс? Илюха, ты не малолетка, башкой своей волосатой подумай: вас патруль еще по дороге туда обнаружит. Не первый, так второй или третий. Безнадежное дело, Илюха, отступись. Эти пусть идут, а ты с нами. Оставайся, а?

— Нет, Федя, я пойду. — Рваный отступил на шаг, и в свете фонаря Бородатого заметнее стали морщинки вокруг глаз, набрякшие веки.

— Ну как знаешь, брат… — медленно проговорил Бородатый, провожая уходящего обратно по коридору Рваного. — Я предупреждал.