Жаль, что у него не было свидетелей. Затем он вспомнил о подробностях встречи и решил, что, пожалуй, наоборот, ему повезло.

Возможно, Хейфец просто смеялся над ним… Да нет. Старый Счастливчик Дейв, наверное, много раз видел ребят в такой ситуации. И, скорее всего, его улыбка означала, что все было хорошо, что они действительно загнали противника в угол.

Вот так. Это хорошо вписывается в историю. Даже старый Счастливчик Дейв был очень рад. Это надо было видеть, ребята. Он улыбался. Счастливчик Дейв Хейфец, гроза всего полка, который, как все знали, никогда в жизни не испытывал ни одного человеческого чувства.

Стерджис был смущен тем, что в тот момент, когда он оправлялся, кто-то вдруг появился, и этот кто-то был не кто иной, как Счастливчик Дейв. Обдумав все, он решил, что не стоит расстраиваться. Зато у него есть история, которую он расскажет ребятам, и чувство уверенности, которое ему внушило хорошее настроение Хейфеца.

Они встретились с противником и втоптали его в грязь.

Конечно, он очень боялся. Он никогда раньше не был в бою, но он читал много книг о войне, видел множество фильмов и слышал от ветеранов, как трудно военное ремесло. Они говорили, что никогда нельзя сказать заранее, кто может сломаться и оказаться трусом.

Да, теперь он знал, что не был трусом, он доказал это в бою. Когда Джек Стерджис пробирался назад к замаскированной позиции М-100, он с удовольствием представил себе, что у него будет блестящее военное будущее.

И когда-нибудь он, возможно, будет так же знаменит, как сам Старик, полковник Тейлор.

А может, даже и больше. Однако он не хотел иметь изуродованное лицо, не хотел быть внешне похожим на Тейлора. Стерджис видел себя в гораздо более романтическом свете, и представление об успехе было неполным без фигуры склонившейся над ним женщины.

Стерджис глубоко вздохнул. Прекрасно быть солдатом, настоящим командиром.

И тут капитан Джек Стерджис выпрямился во весь рост, почувствовав такую нестерпимую боль, какую никогда не испытывал раньше.

– Сьерра пять-пять, я Сабля шесть. Сьерра пять-пять, я Сабля шесть.

Услышав голос Рено по командной линии связи, Тейлор мгновенно понял, что случилось что-то очень серьезное. Во время переговоров по любым открытым средствам связи генеральский сынок всегда изо всех сил старался сохранять спокойствие, за исключением тех случаев, когда он в пух и прах разносил своих подчиненных. Или во время боя, когда он пронзительно кричал, как бы требуя медалей, наград или просто благодарностей в приказе. Сейчас голос Рено был напряженным от волнения, он сделал то, чего никогда раньше не делал. Он использовал позывной «Сабля» по линии связи с Тейлором.

Тейлору было известно, что Рено изменял позывные на внутренней линии связи своей эскадрильи, но он всегда использовал присвоенный ему позывной по полковой линии связи, во-первых, потому, что Тейлор запретил эти неуставные глупости, и, во-вторых, потому, что «Сабля шесть» – это был старый позывной, используемый командирами полков, а не какими-то там подполковниками, командирами эскадрилий.

– Танго пять-пять, я Сьерра пять-пять.

Прием.

– Я Сабля… вернее, я Танго пять-пять. Я не могу связаться с районом сбора «Серебро». Я разговаривал с Один-три и вдруг связь оборвалась. Я пытался вызвать Уиски пять-пять, но ничего не было слышно, совсем ничего. Что там происходит?

– Танго, я Сьерра. Подождите. Сьерра один-три, – вызвал Тейлор Хейфеца.

– Я Сьерра пять-пять. Прием.

Тейлор ждал. Он чувствовал напряженность Мередита и Паркера и озабоченность оставшихся в живых сержантов. В заполненной людьми кабине воняло потом и засохшей кровью, а в самом ее конце, около скамьи, которую они смастерили для солдата с сотрясением мозга, сидел солдат, до сих пор не оправившийся от шока.

Тейлор знал, что что-то случилось, и это не было обычной неисправностью в системе связи.

Он знал это благодаря инстинкту, развивающемуся у человека за годы в непосредственной близости от смерти.

– Сьерра один-три, – попробовал выйти на связь Тейлор. – Я Сьерра пять-пять. Твоя станция молчит. Если ты слышишь меня, свяжись со мной по оперативно-тактической линии связи. Прием.

Он уже знал, что что-то случилось, и все же старался не думать об этом. Он повернулся к пульту специальной спутниковой связи, обычно используемой только для разговоров с высшим руководством страны.

Мередит уже работал ключом. Все ждали ответа, и все это время им было слышно, как Рено пытается по полковой линии связи привлечь их внимание и молит ответить ему.

Они ждали пять минут. Но ответа не было.

Небеса молчали.

Наконец Тейлор снова перешел на полковую связь, решив попробовать еще один, последний раз.

– Любая станция Уиски, любая станция Уиски, – выкрикивал он позывные Первой эскадрильи, приземлившейся в районе сбора «Серебро». – Я Сьерра пять-пять. Как слышите меня? Прием.

Молчание.

Вдруг линия связи включилась, но это опять был Рено, задававший все тот же вопрос. Он был ужасно взволнован.

Тейлор не обращал внимания на позывные Рено. Он повернулся к Мередиту:

– Через сколько времени мы долетим до района «Серебро»?

Мередит взглянул на пульт.

– Через пятнадцать минут. Вы хотите изменить курс, пока мы выясним, что происходит? Возможно, нам удастся долететь до северо-восточного края района сбора «Платина» до того, как у нас кончится топливо.

Все посмотрели на Тейлора. В кабине воцарилось чувство подавленности, которое возникает при виде отверзтой могилы.

– Нет, – сказал Тейлор. – Нет, мы летим в район «Серебро». Надо выяснить, что, черт возьми, там происходит.

Тейлор вызвал Вторую эскадрилью, находящуюся в районе сбора «Платина» рядом с Оренбургом. Командир эскадрильи следил за переговорами по линии связи, пытался оценить информацию, но молчал, соблюдая дисциплину ведения радиосвязи.

– Если у тебя прервется связь со мной, – сказал Тейлор, – возьмешь командование полком на себя.

Все знали, что Рено был по рангу старше других командиров эскадрильи, но сейчас он был не в состоянии командовать полком. Если, конечно, он вообще когда-либо был на это способен.

Рено не протестовал против этого приказа, переданного открытым текстом по всем командным линиям связи.

«Ну что же, – подумал Тейлор. – У меня еще есть Вторая и Третья эскадрильи. Если до этого дойдет…»

– Свяжись с вертолетами сопровождения, – сказал Тейлор помощнику начальника оперативного отдела. – Скажи им, что мы готовимся к бою.

Мередит не верил в привидения. Даже когда он был ребенком, темнота не внушала ему страх, а истории о дьяволе, которые пугают всех детей, просто раздражали его.

Единственное волшебство, которое его притягивало, были чары девочки-блондинки из восьмого класса, с которой он пошел на свое первое свидание. Только при условии, что с ними отправится целый отряд их общих друзей, она согласилась пойти с ним на фильм, который тогда на короткое время привлек внимание молодежи Америки. Их товарищи шумели, поддразнивали друг друга и наконец расселись в темном зале, пахнущем воздушной кукурузой и моющими средствами. Актеры изо всех сил старались убедить его в правдоподобности кровавых ужасов, но их преувеличенная агония не могла сравниться с тем мучительным состоянием, которое он испытывал до того мгновения, когда девочка схватила его за руку, слишком сильно, в тот момент, когда человек, превратившийся в животное, неистово метался на экране.

Он помнил, что почувствовал себя взрослым и очень сильным в этот момент и, пристально глядя на экран, ощущал власть над рукой этой девочки, которую она в страхе соединила с его.

Ужасы на экране были слишком примитивны, чтобы тронуть его. Он рос в мире, где привидения всегда оказывались отраженными в окне огнями автомобильных фар, а «сверхъестественное» было обычным словом, которое использовали неряшливо одетые уличные торговцы, чтобы вымогать деньги. Его демоны всегда прятались где-то совсем в другом месте, за пределами досягаемости вампиров, астрологов, волшебников, и в последний раз он ощутил их присутствие, когда пальцы девушки впились ему в ладонь, к нему пришла любовь, и эта девушка впоследствии стала его женой.