— Нет, — Флик устало опускается в кресло, — я Карла Вольфа знаю очень хорошо, он зять моего друга Отто фон Рёмхельда, мне бы он врать не стал.

— Я бы не был так уверен, — ворчливо возражает тот, — по крайней мере два часа назад сам Гиммлер в разговоре с рейхсмаршалом утверждал обратное.

— Так вот, — Флик поворачивается к хозяину кабинета, — Вольф рассказал, что сегодня ночью неизвестные лица подожгли здание министерства авиации, а Геринг, переодевшись в женское платье, позорно бежал пока его подчинённые самоотверженно боролись с огнём. Есть сведения, что на пожаре погиб генерал Мильх.

— Вы всерьёз верите в неизвестных разбойников в центре Берлина? — презрительно усмехается фон Крупп, — отличный же вас источник…

— Что это за шум? — советник Бош тяжело поднимается на ноги. Все трое спешат к высокому готическому окну кабинета и задирают головы: гул быстро нарастает и в момент когда он становится невыносимым, сверху на красном небесном фоне появляется тёмный двухмоторный силуэт самолёта.

— «Хейнкель-111», — кричит фон Крупп.

Чуть сзади, справа и слева от ведущего появляются плоскости ещё двух бомбардировщиков, через минуту хищный клин удаляется достаточно, чтобы полностью попасть в поле зрения встревоженных мужчин. Его остриё нацелено на спичечный коробок Бранденбургских ворот.

— Он что город собрался бомбить? Это сумасшествие… — шепчет Флик.

— Полагаю, что штаб Гиммлера, — жёстко прерывает его фон Крупп, широко раскрытыми глазами глядя на величественное зрелище, — «на войне, как на войне».

Бош срывается с места, спешит к стене, увешанной охотничьими ружьями и возвращается с большим биноклем в руках.

— Ну, что там видно? — оборачиваются к нему гости.

В этот момент от самолётов вниз потянулись светящиеся нити, видимые невооружённым взглядом, а через полминуты едва различимый треск.

— Уходят, гражданской войны нам ещё не хватает… — вздыхает хозяин, тяжёлым шагом возвращается к столу и поднимает трубку, — Пауль, распорядитесь чтобы подготовили мой автомобиль, я еду в Цоссен, в ОКХ, к Гудериану.

— Пожалуй, я тоже, — забывает о сигаре фон Крупп.

— И я, — после небольшой паузы заключает Флик.

13 ноября 1938 года, воскресенье, 20:00.

— Мироныч, подбавь-ка жару, — Сталин осторожно пробует рукой воду в чане и опускает веник в шайку, — прогорели дрова.

— Вот я не пойму, Коба, — недовольно хекает Киров и, нехотя поднимается с полока, — что за баня у тебя такая нерусская? Топка каменки выходит наружу! Это всё равно, что раздевалка у бани через дорогу…

— Сам Власик распорядился, — тихонько посмеивается вождь, поправляя слезшую на глаза войлочную шапку-сванку, — откуда мне знать, может быть в Белоруссии у них так…

— Чёрте что, — ворчит Киров, набрасывая в прихожей на бордовую спину тулупчик, — хорошо хоть, что у них там по-чёрному не топят.

— … через дорогу, говоришь, — Сталин плотно закрывает за собой дверь в парилку, в раздевалке заворачивается в простыню, наливает в кружку из чайника заварку и поворачивает кран пузатого самовара.

— Власик просил передать, что Берия уже полтора часа тебя дожидается, — в облаке пара влетает в комнату Киров.

— Из Берлина видно известия получил, — отхлёбывает чай Сталин, — всё, закончилась баня…

— Можно ли верить вашему источнику, товарищ Берия? — на распаренном лице Сталина выступили крупные капли пота.

Доклад наркома внутренних дел проходил в форме дружеского чаепития за столом в малой столовой.

— С товарищем Брайтенбахом мы работаем уже около девяти лет, — продолжает нарком так и не прикоснувшись к поставленной перед ни чашке, — до сих повода сомневаться в его сведениях у нас не было…

— Действительно ли у него есть доступ к такого рода сведениям? Или может быть это такие же слухи, которыми нас пичкают по дипломатическим каналам.

— Брайтенбах — самый высокопоставленный наш источник, он служит в гестапо, в данный момент находится в Мюнхене, занимается расследованием покушения…

— Хорошо, продолжайте.

— … Гестапо обнаружило квартиру Эльзера, нашло передатчик и подтвердило с помощью СД факт посещения им дома, где проживал британский резидент. В связи с текущей обстановкой в стране расследование приостановлено… Из последних известий самым значительными является попытки покушения на Геринга в Берлине и Гиммлера в Мюнхене. Брайтенбах оказался случайным свидетелем последнего: автомобиль рейхсфюрера СС был буквально изрешечен пулями неподалёку от управления гестапо, убит двойник Гиммлера. По его мнению, работали люди из военной разведки. Наш агент также уверен, что это была прямая месть за покушение на Геринга. Как вы уже знаете, к власти в Германии пришли военные: Брайтенбах сообщает фамилии заговорщиков — это генералы Бек, Гальдер, фон Браухич, Гудериан. Гиммлер и Геринг отстранены от их должностей и находятся под домашним арестом, в Берлине, Мюнхене и других крупных функции полиции исполняют военные.

— Как-то у германцев всё чудно получается, — Киров тянется ложкой к вазочке с клубничным вареньем, — будто бы понарошку. Два высших руководителя в борьбе за власть государственные учреждения крушат, пытаются убить друг друга, а их — под домашний арест и «талоны на усиленное питание».

— Выходит, как бы добрее, гуманнее германцы нас, так что ли? — хмурится вождь, — мы то своих «бонапартов» к стенке поставили…

— Я не это имел ввиду, — поперхнулся чаем Киров.

— … да ясно, — машет рукой Сталин, — вы поймите, у них конфликт в том, что, оставшись без хозяина, один слишком на себя скатерть потянул и полетела посуда на пол. Мелкая шалость это. Капиталисты погрозили пальцем и в угол поставили. Помяните моё слово, эти беки с гальдерами завтра декрет издадут, что всё идёт по-прежнему: через три месяца новые выборы в рейхстаг…

— Через пять… — ставит на стол кружку Берия.

— Что через пять?

— Выборы через пять месяцев, только что Меркулов звонил, Высший Военный Комитет издал декрет — 20 апреля новые выборы в Рейхстаг, если к тому времени Гитлер не поправится.

— Вот, — тяжело вздыхает вождь, — это ответ тем молодым авантюристам, которые решили по мановению волшебной палочки историю вспять повернуть… ну или замедлить её течение. Не будет этого. Генералы эти почище Гитлера будут: и Чехословакию целиком проглотят, и коридор в Данциг пробьют, и брыкаться как он не будут… потому что с Гитлером у капиталистов уговор, а с генералами и новым канцлером будет кабальная сделка… Спасибо, Лаврентий, я смотрю ты как весь как на иголках и чай не пьёшь… ступай.

— Каково состояние Гитлера? — в дверях догоняет его Киров.

— В сознание не приходил, — Берия принимает из рук вождя свою шинель с нашивками генерального комиссара госбезопасности.

— Товарищ Сталин, вас к телефону, — в прихожую заглядывает Власик.

— Где Чаганов, Лаврентий?

— Уже в Ленинграде, садится в «Красную стрелу», завтра утром будет в Москве.

— Здравствуйте, Алексей Сергеевич, — расцветает проводница мягкого вагона, — как я рада вас видеть! Вы один сегодня? Где товарищ Мальцева?

— Здравствуй, Оленька, как видишь, дома ждёт печалится, — останавливаюсь я у её закутка в начале вагона, — как жизнь молодая?

— Товарищи, разрешите пройти, — слышу сзади недовольный голос.

— Конечно, Михаил Александрович, прошу вас, — уступаю дорогу адмиралу, уставившемуся на мой иностранный костюм и внушительных размеров чемодан.

— Чаганов! Алексей! — поднимает голову Петров, — не узнал, ты же должен был быть…

— Прибыл сегодня в полдень, товарищ адмирал.

— Отлично, Алексей, милости прошу ко мне в купе на рюмку чая, много всего накопилось что нам надо обсудить.

— Алексей, меня очень тревожит ситуация с минами, — Петров наливает себе в чашку кофе из металлического кофейника и добавляет в неё несколько капель коньяка, — точно не будешь?