– На Клавдия Варрона и впрямь непохоже, – забеспокоилась чародейка. – Вот уж кто предусмотрителен, так это он.

Император молча кивнул.

Проконсул Клавдий никогда не совершал ничего непредвиденного. Не допускал детских ошибок. Свой маневр он знал досконально, с дотошной въедливостью добиваясь того же от младших, новоиспечённых легатов. И умолчать в донесении о Тарвусе? Не предпринять ничего, чтобы две армии соединились? Ведь тогда у графа и проконсула окажется более чем внушительное войско: девять легионов, из которых лишь один – Пятнадцатый – нового формирования. Остальные – бывалые, закалённые ветераны. С такой силой, собранной наконец в один кулак, можно сломать хребет баронскому мятежу; а если присоединятся Серебряные Латы и гномий хирд…

Поэтому Конгрегация и вертящая ею часть Радуги, если только их не поразила внезапная и неизлечимая тупость, просто обязаны попытаться разбить имперские легионы по отдельности, пока Тарвус и Клавдий не соединились. Почему они не покидают Мельин? Грызутся из-за престола? Но кому нужен престол без верных легионов?..

Что-то не так в Мельине. Не из-за козлоногих, Разлома или прочих трансцендентных бед, одолевать кои положено великой магией и могущественными артефактами. Похоже, начинаются банальные интриги и политика.

– Сежес, надёжно ли защищены наши голуби? Их можно перехватить?

Волшебница задумалась.

– Я старалась, повелитель. Очень старалась. Но всякое подобное заклятье без поддержки, без подпитывания силой мало-помалу выветривается, развеивается. Поэтому я бы не исключила… не отвергала ничего. Среди мятежников хватает опытных магов, магистров, занимавших высокое положение, членов Капитулата. Они мало в чём уступают мне… вернее, уступали, – поправилась она. – Я допускаю, мой Император, что наша переписка с Клавдием могла оказаться… предметом чужого интереса. Но тогда мы едва ли получили бы вообще хоть одно донесение. Голубя пришлось бы просто убить; свитки все нумерованы, ни один не исчез.

– И тем не менее это возможно, – нахмурился Император. – Может, Клавдий боится как раз магической перлюстрации?

– Мой повелитель полагает, что господин проконсул не доверяет пергаменту всего?

– Думаю, да, – кивнул правитель Мельина. – Не доверяет, но не только. Он не мог «забыть» о Тарвусе. Никогда и ни за что.

– А сам граф? – осторожно спросила Сеамни. – Если его ничто не задержало, то уже пора бы добраться почти до Мельина.

– Вот именно. Голуби вполне могли долететь.

– Ну не верит же повелитель, что бароны собрались, покинули Мельин и дали графу бой, да ещё и одержали победу? – не выдержала Сежес. – Их армия не покидала столицу, это мы знаем точно!

– Есть ещё Серая Лига, вернее, её ошмётки, – Император был мрачен. – Известно, что они в союзе с Конгрегацией, на призыв Клавдия так и не пришло ответа. Едва ли граф мог проиграть сражение в открытом поле, но вот если к нему подослали убийц…

Воцарилось молчание. В самом деле, почему?

– Тогда Лига может и сюда пожаловать, – Сежес выразительно взглянула на Кер-Тинора.

Обычно бесстрастный Вольный на сей раз позволил себе презрительно усмехнуться.

– Пусть приходят. За очередной взбучкой.

…Взлетали голуби. К проконсулу Клавдию и графу Тарвусу. К командирам расположенных на побережье Четвёртого, Восьмого и Тринадцатого легионов. К выборным управителям крупных городов вдоль взморья, где ещё не успела порезвиться пиратская вольница. Император слишком хорошо знал, какой ценой куплена эта «передышка».

Клавдий исправно доносил о себе, а вот вестей от графа Тарвуса так и не поступило. Не вернулись и посланные голуби.

…Правитель Мельина не мог спать. Почти не мог есть. Вокруг вольготно разлёгся океанский простор, корабли шли на восток, огибая край Разлома, – море здесь испуганно отступило, из-под земли поднялись вздыбившиеся пласты, отрезав стихии дорогу в глубь бездны, а перед глазами Императора вновь и вновь вставала та же картина: стайка детей, сбившихся вместе, отчаяние и ужас в широко раскрытых глазёнках, кто-то безудержно плачет, кто-то, глотая слёзы, сам пытается утешать других, мол, это не так уж больно и быстро кончится, и все они отправятся прямо к Спасителю, где их встретят мама с папой.

Радуга удерживает козлоногих. Отвратительными, ужасными методами, но удерживает. Если он, Император, сметёт Конгрегацию и помогающих ей магов, что станет тогда с Мельином, со всем остальным миром? Самому взяться за жертвенный нож?..

Нет, нет. Уж лучше – головой в омут.

Лучше?! А почему их должен резать кто-то другой?!

Но ведь режут же. И, наверное, почитают себя спасителями Отечества.

И в чём смысл случившегося в пирамиде? Если их с Сежес хотели заманить в ловушку и уничтожить – то как могло произойти, что они таки вырвались, да ещё и обретя новые силы? И добро бы собственной волей, но ведь решающий удар нанесла та самая белая перчатка, подброшенная ему, Императору, злейшим врагом. И враг, конечно же, знает всё об этом артефакте – так как же он допустил подобное? Какие «пророчества разрушения» исполняются на сей раз?

Ни Император, ни Сеамни, ни Сежес не знали ответов. За козлоногими стоял холодный нечеловеческий разум, движущийся к простой цели донельзя сложными путями. Все: и правитель Мельина, и чародейка Радуги, и бывшая Видящая народа Дану, – сходились, что взрыв кристалла для чего-то потребовался вторгшейся в Империю орде. Но для чего? И что случилось бы, не направь Император порождённый перчаткой белопламенный клинок на иную цель? И как так вышло, что простой оберег, сработанный гномами, невеликими искусниками в магических делах, сумел не только спасти чародейку, но и позволить ей вобрать в себя даром растрачиваемую мощь?.. Рассчитывали ли на это невидимые кукловоды козлоногих или тут действительно дело случая? До сих пор их план представал именно таким: глубоким, но однолинейным. Подбросим ненавидящему магов Императору могущественный артефакт, могущий повернуть в его пользу ход войны; пробьём себе дорогу в сам Мельин; когда настанет время, двинем армию на его завоевание. Всё просто.

– А пирамида в эту «простоту» никак не укладывается, – тихо говорил Император Сеамни, лёжа рядом с ней ночью и осторожно поглаживая правой рукою блестящие волосы цвета воронова крыла. С пальцев левой по-прежнему капала кровь, и правитель Мельина уже привык держать её на отлёте, под равномерно-медленные удары о дно тазика алых бусин. – Никак. Слишком всё сложно. Волшебница Муроно, данкобары – это что, просто для того, чтобы заставить нас искать несуществующую «главную пирамиду»?

– А почему нет? – Сеамни приподнялась, заглянула в глаза любимому. – Надо было сделать так, чтобы мы поверили. И придумавшие всю эту затею не поскупились на пышные декорации. Они, признаюсь, выглядели очень убедительно. Я, во всяком случае, не сомневалась.

– Но цель-то, какая цель? – Император сжал правый кулак так, что хрустнуло. – Мы вошли в пирамиду. Слепо сунули голову в западню. Настоящей ловушке следовало бы нас тотчас и прихлопнуть, скажем, сорвавшейся плитой, а не…

– Они могли понимать, что в подобные капканы вы не попадёте.

– Допустим! Но что в конце? Наша смерть, верно? Убрать тех, кто до сих пор противостоит Разлому…

– Разлому противостоим не мы, – вдруг тихо проговорила Дану. – Его остановили не легионы, а маги Радуги. Способом, который мы с Сежес не раз тебе советовали, Гвин.

– Стой, – опешил правитель Мельина. – Ты хочешь сказать…

– Что тебе вновь указали дорогу. Тебя подталкивают не просто опрокинуть Семицветье, а уничтожить его вообще, всех и каждого, кто до сих пор носит однотонные плащи, почитая это своей извечной привилегией. Преграда перед козлоногими рухнет. А твои воины, даже не отступив ни на шаг и погибнув до последнего человека, не отразят нашествие.

Император медленно сел на постели, обхватил голову руками, пачкая щёки и волосы кровью.

– Ещё одна ловушка, – прохрипел он. – Хитро придумано, ничего не скажешь. Правитель Мельина ненавидит мятежников, это правда. Он готов на всё, чтобы стереть в порошок баронское восстание. А тут – такой подарок! Конечно, он не удержится, он добьёт магов Конгрегации… проклятье, опять их планы до отвращения совпадают с моими!