– Но, может, просто оставить их в живых? – осторожно предположила Сеамни. – Может, не стоит избегать простых решений?
– Нет, Тайде. Или я – или маги. Конечно, можно надеяться, что их сумеет вразумить Сежес…
– Вот именно! Она изменилась. Исправилась…
– Сказала хозяйка Деревянного Меча, к которой слово «бывшая» неприменимо, – усмехнулся Император, и Сеамни показала ему язык.
Они давно привыкли, что о страшном нельзя молчать, но нельзя и говорить всё время всерьёз. Оставались лишь такие нелепые шутки.
– Да-да! Я же вот теперь – хорошая!.. – данка рассмеялась, крепче прижимаясь к нему.
– С магами придётся договариваться, – в каждом слове Императора сквозило отвращение.
– Может, не со всеми? – предположила Сеамни. – С Нергом точно не удастся.
– Всебесцветная башня должна быть разрушена, – непреклонно заявил Император.
– А может, хватит разрушений? – робко проговорила Тайде. – Положить им, магам, строгие пределы. Не допускать…
– Кто станет сторожить? И кто усторожит сторожей? – ответил ей Император древним высказыванием. – Мы простые люди, не волшебники. Во мне – ни грана того, что позволяет кидаться огненными шарами или пускать молнии.
– А разве ты забыл, что говорила Сежес? Нет никакой «привязки» магических способностей к «благородной крови». Пусть перешедшие на нашу сторону чародеи учат незнатный люд. Открывают общедоступные школы, и…
– И подвыпившие башмачники в драке пустят всё это богатство в ход?
– Отчего это ты так плохо думаешь о башмачниках? – шутливо возмутилась Тайде. – И речи нет, чтобы магическое искусство оказалось в руках тех, кто… ты ж не отбираешь у народа ножи только потому, что ими то и дело убивают людей в кабацких драках?
– У нашего народа, пожалуй, что-нибудь отберёшь…
Говорили. Целовались. Любили друг друга, а потом Тайде, смеясь, отказывалась смывать с себя кровь своего Гвина, мол, таков был древний обычай Дану.
Они словно забыли о козлоногих, Разломе, детских жертвоприношениях, Радуге. Обо всём. Корабли шли вверх по широкой реке, гребцы налегали на вёсла, поправлялась Сежес, и вот настал день, когда впереди замаячили широко и гордо развёрнутые знамёна с имперским василиском.
Проконсул Мельинской империи, Клавдий Септий Варрон вышел встречать своего повелителя.
Глава седьмая
– До чего ж неловко оно вышло-то, – вздыхал старый вампир Эфраим, сидя на поваленном дереве. Несколько часов он не мчался, не летел – тащился на север, неосознанно стараясь держаться подальше и от Нарна, и от Вечного леса. Приходилось часто отдыхать, его ноша словно наливалась тяжестью.
Хозяйка Волшебного Двора Мегана лежала на ворохе свеженаломанных веток. С лица чародейки сошёл загар, исчез обычный румянец, кожа сделалась молочно-восковой, под глазами залегли глубокие синеватые тени. И на шее, тоже белой, никак не закрывались до конца четыре небольшие ранки.
Затянувшееся беспамятство перешло просто в сон, глубокий, но беспокойный. Наверное, чародейку мучили кошмары, она вскрикивала, из-под плотно сжатых век выкатывались слёзы, однако Мегана так и не проснулась.
Эфраим вновь собирался в дорогу. Куда, зачем? – вождь Ночного Народа старался не думать. На север. Подальше от страшной язвы Аркина. А там – что Тьма даст.
В эти ночи небо Эвиала расцветало невиданным хороводом падающих звёзд, пламенных болидов, рушившихся без разбору и в глухие леса, и среди полей, попадавших даже по деревням. Народ же приписывал всё это «гневу Спасителя» и считал лишним свидетельством скорого Его пришествия.
Куда деться старому вампиру, когда весь мир вокруг сходит с ума? Люди – те уж точно лишились рассудка. Большинство молились, живой стеной окружив церкви; многие, погрузив домашних и скарб на тележки, пытались куда-то бежать, куда – они сами не знали. Не лучше оказались и господа бароны.
Где-то что-то горело, пожары никто не тушил. Кто-то кого-то резал, кто-то, решив, что «последние дни» на то и последние, чтобы как следует погулять, потрошил путников; хватало и тех, кто не упускал случая подзаработать, несмотря ни на что.
Эфраим уже видывал такое. И в прошлом случалось: чёрный мор, голод с засухой и лесными пожарами, – и готово, все уже кричат о конце света и «втором пришествии». Потом чума отступала, начинались дожди, стихали пожары и жизнь налаживалась, а о всеобщей панике никто и не вспоминал.
Но тогда небо оставалось просто небом. Его не секли огненные бичи падающих невесть откуда чудовищ, что, корчась внутри пламенных коконов, воспаряли над землёй и, горестно стеная, влачились на закат. Западная Тьма, как с ужасом шептались на дорогах Эгеста, собирала непобедимое воинство.
И всё громче, из-за алтарей и церковных притворов, просто с улиц и трактов звучало многоголосое:
– О, Спаситель, прииди! Прииди и избавь нас от этого!
– Держите меня. Крепко, как только сможете, – повторила Вейде.
Эльфийка распустила волосы, они дивным водопадом стекали до самой земли. Босая и распоясанная, без единого амулета или украшения, не говоря уж об оружии, она стояла в фокусе магической фигуры, словно душа самого вечнорождающего Леса.
– Если не удержите, друг мой, – всё пропало. Спаситель прорвётся в наш мир, и тогда Его уже ничем не остановить.
– Вы же собирались «заглянуть в глаза Западной Тьме», – не выдержал Анэто. – Узнать, где Отступник и Разрушитель, а потом пройти тонкими путями и покончить с ними, разве не так?
– Именно так, милый маг. Но плохой бы я оказалась правительницей и чародейкой, не имей это заклятье множества других ходов и поворотов. Мы можем дать отпор самому Спасителю, и не только через связывающие Его волю законы. Можно ударить и по Нему самому. Но – только если удачно сложатся обстоятельства.
– Какие обстоятельства? – простонал ничего не понимающий ректор. – О чём говорит моя королева?
– Ваша королева говорит о том, что Спасителя можно отбросить, так сказать, вернув Ему принесённую некогда жертву. Разумеется, в особых обстоятельствах, использовав особое заклинание… наподобие этого. И… для этого нужен человек. Смертный, что добровольно заклал бы себя, выкупив у Него жизнь и свободу своего мира.
Анэто вздрогнул. Вейде смотрела прямо на него чистыми бездонными глазами и не отводила взгляд.
– Я на это не способна, – честно призналась она. – Над эльфами не властно время, и мы не годимся для искупления. Только люди, кто призвал Его, кто наделил Его властью и мощью. Я имею в виду вас, мой дорогой друг.
– Королева требует, – хрипло выдавил Анэто, – чтобы я покончил с собой?
– Выражаясь простыми словами – да. Я не могла… боялась сказать раньше. Простите меня, если сможете, друг мой.
– То есть все речи об Отступнике и Разрушителе…
– Разумеется, чистая правда, – покачала головой Вейде. – Я никогда не лгу, случается, говорю не всё, как есть, но сейчас… Жертва – это последний резерв, дорогой мой Анэто. Если мы поймём…
– «Мы»? Именно «мы», не «я, королева Вейде»?
– Мы, – с нажимом повторила эльфийка. – Вы увидите и почувствуете всё, что увижу и почувствую я. Иначе вся затея не имеет смысла. Удержать меня вы сможете, лишь оказавшись рядом, не так ли?
– Можно ещё связаться верёвками, – мрачно буркнул Анэто.
– Можно. Но в магических делах простая человеческая рука сплошь и рядом оказывается крепче стальных цепей, – непреклонно бросила королева Вечного леса. – Вы готовы, друг мой?
– Постойте, погодите! – всполошился милорд ректор. – Какие заклятья мне стоит держать наготове? Чего ожидать?
– Сие мне не открыто, – просто ответила Вейде. – Надеюсь на вашу опытность, дорогой мой маг. Вы сами поймёте, что нужно делать. Имейте в виду, мы отправляемся так далеко на запад, как ни одна живая душа доселе. Мы пойдём даже дальше тех капитанов, что выбирали последнее успокоение в объятиях Западной Тьмы, причём, в отличие от них, нам надо ещё и вернуться. Вернуться в любом случае, даже если мы поймём, что битва проиграна, и осталось… – она запнулась и впервые потупилась, – что осталась последняя мера.