Но ты и без того исходил именно из этого. Ничего не добившись в итоге – не значит ли это, что пора сменить изначальную предпосылку?
Теряя терпение, Хедин совсем по-человечески двинул кулаком по подлокотнику. Кирддин по-прежнему исходил кровью, по-прежнему открывались порталы, и быкоголовые воины с великолепно презрительным мужеством шли на верную смерть; захватить с собой кого-то из подмастерьев Познавшего Тьму им удавалось весьма редко.
Так почему же ты молчишь, Эйвилль? Почему?..
Сильные и жёсткие пальцы впились в розоватый кристалл так, что он, казалось, вот-вот покроется паутиной трещин. Хедин наклонился совсем близко к магической вещице, вперяя в неё горящий взгляд. Насколько ж было легче, когда он сам ходил на штурм логовища Бога Горы, добывая для Хагена Голубой Меч! А теперь сиди и до рези в глазах пялься на тобою же сработанный кристалл и жди, пока другие, не ты, сделают то, что прежде ты не доверил бы никому, даже Хагену, лучшему из своих Учеников, настоящих Учеников, не то, что нынешние подмастерья…
Стой, ты несправедлив. Та же Гелерра – разве она не достойна?
Не достойна. Настоящий Ученик раскусил бы его замысел. Настоящий Ученик выполнил бы просьбу наставника, однако не преминул бы задать соответствующий вопрос. Как задал его в своё время другой Хаген из Тронье, приближённый королей Вормса, прежде чем отправиться в почти безнадёжный поход к Аттолесу.
Гелерра вопроса не задала. Она свято верила обманувшему её Богу. Бог решительно двинул её через всё игровое поле, и впрямь – словно тавлейную фигурку. Фигурка живая и не хочет умирать, но готова, если такова окажется воля повелителя… Нет, она – не ученица. Подмастерье. И не больше.
Но, может, это твоя вина? Может, ты мало верил им? Или просто не представлял себе настоящего Ученика без его Зерна Судьбы?
…Время грохочущим потоком проносилось мимо застывшего Мага, ставшего против собственной воли Богом. Хедин ждал.
– Ну и что теперь, Ульвейн?
Аррис устало коснулся пальцами лба. На боевой перчатке из тонковыделанной кожи осталась кровь, повязка сползала, рана никак не затягивалась, несмотря на всю магию.
– Стоять и умирать, Аррис, – спокойно отозвался второй эльф. – Приказ аэтероса ясен и недвусмыслен. Держаться до последнего. Отвлечь козлоногих на себя, чтобы не рвались в глубь Мельина.
– Не смешно ли умирать ради людей, а, Ульвейн? – криво улыбнулся Аррис.
Тот лишь покачал головой.
– Мы умираем не ради людей, а ради всего Упорядоченного. Ради наших сородичей в том числе.
Его собеседник только сплюнул и вскинул лук. Огненная стрела пронзила темноту, где-то у подножия холма рухнуло пробитое насквозь тело козлоногого, рыжая шерсть немедленно вспыхнула.
– Отличный выстрел, – хладнокровно прокомментировал Ульвейн. – Ты должен быть доволен, Аррис. Мы выполнили приказ аэтероса. Пробивались в пирамиды. Гасили их магию. Собрали на себя, наверное, всех тварей, сколько их ни есть в Мельине. Заставили перебраться на нашу сторону Разлома. Истребили неисчислимые количества – а, как мы с тобой знаем, даже Неназываемый не может мгновенно восполнить их потери, особенно среди тех, кто способен думать и говорить. Мельин получил передышку. А мы… что мы. Аэтерос найдёт других. Но и нас не забудет. Ты ведь знаешь, что он ведёт летопись всех своих учеников? Что в его замке есть тайный храм, где на стенах имена тех, кто сложил головы, выполняя его слово? Что он, не жалея сил, делает всё, чтобы мы смогли вернуться?..
– Ты себя уже похоронил? – огрызнулся Аррис, выпуская вторую стрелу. И вновь – короткий всхрап, тупой удар тела о землю и быстро разгорающееся пламя.
– Нет, и не собираюсь. Но готов ко всему. – Ульвейн казался совершенно спокойным, словно его нимало не волновала собственная участь.
Отряд их занимал вершину плоского холма; сквозь траву поднимались составленные кольцом древние камни, покосившиеся и обильно поросшие мхом. Когда-то здесь звучали гимны, немудрёные, но чистые. Людское святилище, ещё из тех времён, когда учение Спасителя не успело распространиться по Мельину. Здесь был родник – древняя, почти утратившая силу магия вытягивала наверх воду из глубинных жил. Несколько дубов окружали каменное кольцо, на ветвях, словно птицы, устроились эльфы-лучники.
А внизу, у подножия, бесилось живое море. Здесь собрались тысячи и тысячи козлоногих, наверное, и впрямь со всего Мельина (во всяком случае, так хотелось верить Ульвейну); твари не переступали некой невидимой черты, словно ожидая команды, которую начальствующие всё не торопились отдать. Время от времени или эльф-лучник отпускал тетиву, или гном-стрелок нажимал на спуск неуклюжей, но убийственной даже издалека магической бомбарды, и тогда очередная тварь падала; остальные пятились, скрываясь в темноте.
Небольшой отряд, приведенный Ульвейном на помощь Аррису, оказался в полном окружении. Подмастерья Познавшего Тьму показали, что их не зря облекли доверием, их путь устилали трупы козлоногих; десяток выжженных изнутри пирамид – и твари Разлома ринулись на дерзких, забыв обо всём прочем. Приказ аэтероса выполнен, теперь оставалось только выбраться прочь из этого мира – однако дверь в Межреальность оказалась забита наглухо. Неведомая магия всё тех же козлоногих, как решили Аррис с Ульвейном. И теперь ни отправить гонца, ни дозваться до аэтероса иными средствами.
Что осталось? Стоять и умирать. Оттеснённые от Разлома, отброшенные от пирамид, они захватят с собой ещё великое множество козлоногих, но рано или поздно отряд погибнет, просто похороненный под этой живой лавиной.
– Как-то… неправильно, брат Ульвейн, – Аррис опустил лук. Стрелять в тёмное море рогатых тварей – всё равно, что кидать камушки по гребню накатывающейся волны.
– В смерти эльфа никогда не было ничего правильного.
– Не так, – возразил Аррис. – Когда погибаешь во имя великой цели. А цель аэтероса – именно такова.
– Тогда о чём ты?
– Уж больно легко мы угодили в ловушку. Привыкли, что козлоногие давят нас числом, а они сманеврировали, зашли нам в спину, отрезали отход. Вот это и неправильно – там всё больше и больше тех, кто может думать. И не хуже нас с тобой. Вот этих бы умников и… – эльф выразительно провел по собственной шее.
– Достойно, – одобрил Ульвейн. – У меня даже есть план. Но он… гм… не очень оптимистичен.
– Чего уж, выкладывай, – усмехнулся Аррис.
– Последнее и всеобщее «кольцо», – Ульвейн в упор взглянул на собрата.
– А, – Аррис понимающе кивнул. – Самое простое и самое последнее средство. Один ба-а-альшой фейерверк и из нас, и из них. Хорошо прожаренное жаркое. Да, впечатляет. Если Мельин уцелеет, об этом «извержении» станут слагать легенды. Превратят в какую-нибудь «битву огненных великанов».
– Тебе б самому легенды писать, – хмыкнул Ульвейн. – Так что, согласен, брат?
– Нет, – вдруг ответил тот. – Это действительно последнее средство. Аэтерос учил нас не совершать необратимых поступков. Встать в «кольцо» и учинить здесь «пляску пламенных духов» мы всегда успеем. А вот вырваться и вывести отряд…
– Хватит уже, – поморщился Ульвейн. – Судьбу надо принимать, не унижаясь. Нам никуда отсюда не деться. Мы можем прорваться, но окружение тотчас же замкнётся вновь. И аэтерос…
– Никогда не бросит нас, – с неколебимой уверенностью отрезал Аррис. – Подождём ещё. В конце концов, воды у нас хоть и в обрез, но хватит.
– Как скажешь, брат-храбрец, – пожал плечами Ульвейн. – Я понимаю, обидно проигрывать тупым козлоногим, но…
– Никаких «но». Аэтерос нас не оставит. Я не «верю», я знаю!
– Аэтерос, конечно же, не оставит. Но и он не всесилен, никогда не пытался себя выставить таковым. А отвлекшись на нас, он может не успеть в какое-нибудь другое место, где его вмешательство может действительно решить всё.
– Посмотрим, – упрямо бросил Аррис. – Сто восемь солнечных кругов моего собственного мира я служу аэтеросу, и он ещё ни разу не оставил кого-то из наших без помощи.