Лишь после получаса пути Джеб словно очнулся: он точно на экваторе. Во второй раз в жизни. Вспомнились Мальдивы. Такая же нестерпимая жара. Такие же широкие просторы песка, только на дне необозримого океана – даже не видно островов. Джеб в покачивающейся на волнах лодке, подхваченной течением. Сильное течение, хозяйничающее даже на атоллах.

У Джеба кружилась голова. Чертово пекло. И быстрый темп, который он взял с самого начала марафона, взвалив на себя функции плеймейкера. Он чуть сбавил темп, пропуская Кока на место лидера пелотона. Вот у кого никаких головокружений, думал Джеб, глядя в пропотевшую спину товарища. Спроси у него про головокружение, и он надолго задумается. Надолго. Лучше не спрашивать.

Горячий воздух жжет через одежду, хочется сдернуть ее. Но солнце тут же обуглит тело. Солнце стелется над горизонтом, выгоняя наружу вечернюю прохладу, ночной холод. Они близко. И в то же время недосягаемы. Нельзя добежать до горизонта и заглянуть за него…

А еще встречный ветер, поднимающий песок на этом необъятном плато. Встречный горячий ветер. Джеб точно знал, что будет вспоминать его горячее дыхание зимой. Улыбнулся, получив из подсознания, как добрую весть, картинку из будущего. Холодную. Зимнюю. Но он тоже там, в будущем. Живой. И сам оживляет снимок с изображением Моники. Его он внимательно рассмотрел в доме ее родителей. На фото она была с длинными волосами цвета молочного шоколада. В черном меховом пальто, замшевых сапожках и красном платье из джерси. Блинкову показалось, она в этот момент спешила и вскинула руку в знак прощанья. Снега нет, как нет опавших листьев на мощеном участке двора и возле парадного. И все же чувствуется, что снимок сделан зимой.

Джеб дал команду остановиться. Сорвал с лица респиратор и очки, защищающие от пыли и песка. Вылил на голову полфляги воды, только потом выпил.

– Что с тобой, Джеб? – спросил Кок.

Командир ответил одной фразой:

– Сегодня я понял, что мне не шестнадцать.

К окраине города – типичная африканская деревня: лачуги, высокие глиняные заборы, козы, верблюды – диверсанты подходили уже в сумерках. Джеб против воли припоминал обстановку в районе, который его интересовал. Он находился под контролем подразделений глав военных кланов, в феврале объявивших о создании «Альянса за восстановление мира и противодействие терроризму». Кроме них в состав нового объединения вошли некоторые министры переходного правительства страны, которые в недавнем прошлом также возглавляли военизированные формирования. Штаб переходного правительства размещался за пределами Могадишо, но не контролировал ситуацию в Сомали. Кроме них на раздолбанных дорогах этой одной из самых беднейших стран мира промышляли экстремисты, бандиты, подразделения легионеров, сражающиеся на стороне «Альянса».

Джеб вывел определение «мутная вода», где хорошо рыбу ловить.

До «Оазиса» оставалось полтора километра. Миновав пригород, бойцы увидели пивзавод, который, согласно выкладкам Моники Орсини, отрабатывающей Фейсала на сфабрикованном материале, контролировал лично начальник тюрьмы. Всего два здания, взятых в кольцо высоким забором. Вокруг все те же лачуги. Район так называемой деревни гончаров.

«Оазис» дал знать о себе неожиданно. Южный район города разрывался километровой песчаной брешью, в центре которой возвышалось здание тюрьмы, в выкладках Моники обозначенное как центральное. На самом деле здание было одно и походило на старинный европейский замок. С тем лишь отличием, что все четыре башни, расположенные по сторонам света, имели форму минарета.

«Центральное здание окружено рвом».

В этом дополнении отсутствовал один очень важный момент…

Ров начинался с мелководья. Прибрежный песок был мокрым, словно в него неустанно, днем и ночью, бил прибой либо лизала нагонная волна. От воды пахло болотом. «Пруд по сути, с источником подводных вод, с примесью газа», – подумал Джеб, потянув носом воздух. К запаху стоячей воды примешивался иной, незнакомый.

Он в очередной раз, теперь уже с близкого расстояния, рассмотрел южную часть здания и, как приложение к ней, разводной мост. Сейчас он находился в вертикальном положении, надежно прикрывая вход даже от артиллерийского огня.

Джеб, глядя на здание с четырьмя островерхими башнями, не мог отделаться от странного ощущения. Ему казалось, копии этого моста ведут к каждой башне. Этот замок был возведен в семнадцатом веке, когда территория полуострова Сомали находилась под властью Омана и Османской империи. А тюрьмой стала в 1969 году, когда Сомалийская Республика была переименована в Сомалийскую Демократическую Республику, что было очень даже символично.

Кок также отметил странный запах.

– Гальюн у них, видно, подвесной, – прошептал он на ухо командиру. – Гадят в воду. А нам плыть по этому дерьму. Нам не помешал бы ментоловый гель.

Джеб не слушал его. Он смотрел на здание, мост, воду то в бинокль, то невооруженным взглядом. Ширина рва не превышала сорока метров. Разводная часть моста – двенадцати. Самое уязвимое место в обороне тюрьмы – площадка между воротами и поднятой секцией моста. Ширина площадки четыре метра, длина – два. По ней прохаживался часовой, изредка останавливаясь на краю и глядя на воду. «Какого черта он постоянно смотрит на воду? – не мог понять Блинков. – Каждую минуту ожидает нападения? Нет, иначе с ума сойдешь, сидя, как на игле, на натуральной измене. Часовой меньше всего должен думать о нападении, иначе разум и глаза замылятся, и ты пропустишь настоящую угрозу».

Стены и башня южной части замка прилично освещались парой прожекторов, установленных на обрезе верхней секции моста. Они светили строго вниз, демаскируя охранника, и в рабочем положении их свет, направленный горизонтально, также высветил бы его одинокую фигуру.

С этой точки наблюдения Блинков не мог определить, открыты ли ворота, есть ли за ними еще один пост. Нельзя судить сколько-нибудь точно, исходя из уверенности часового. Хотя какая, к чертям, уверенность, если он каждую минуту смотрит в воду. Такое чувство, что он смотрит… на поплавок. «Действительно, похоже», – согласился Джеб со своими мыслями. Часовой походил на рыбака, проверяющего закидушки.

Связанный по рукам и ногам пилот молчал до одиннадцати вечера; даже пить он просил жестами. Он обратил на себя внимание Михаила Чижова, находящегося у пулемета, вначале легким свистом.

– Похоже, ваши товарищи подошли к тюрьме.

Чижик счел за благо не вступать в переговоры с пленниками. Для него они были такими же мертвыми, как и четверо чернокожих, тела которых диверсанты вынесли из салона и натурально складировали за горбатой дюной.

– Ваш командир запретил вам выходить в эфир. Я это понял по его жестам. Думаю, скоро у вас появятся проблемы.

– У нас уже есть проблемы, – ответил Чиж.

– Я сто раз слышал глупый вопрос: «Что заставляет человека бежать быстрее, жадность или страх?» Я нашел ответ: глупость. Похоже, ваши товарищи подошли к тюрьме. Не говори, что ты это уже слышал. Тюрьма окружена широким и глубоким рвом. Его придется переплыть. Знаешь, почему вокруг рва нет проволочных заграждений? Ответ: потому что ров надежно охраняется спецгруппой. Старшему недавно исполнилось пятьдесят. Он в самом расцвете сил. Он походит на тех, за кем, думаю, уже начал охоту: нападает из засады. Там он имеет свою территорию и охраняет ее днем и ночью. Особенно ночью, когда его активность достигает вершины. Весит он шестьсот килограммов. Я говорю об одном месте, тогда как таких мест четыре. И всего крокодилов восемь. Это гораздо больше, чем требуется. Вижу, ты впервые слышишь об этом. Не пора ли тебе выйти в эфир и предупредить своего командира?

Пилот рассмеялся.

Время наблюдений за объектом перевалило за час. Джеб не торопился. Он ждал смены караула. Это рутинное мероприятие подарит разведчикам минимум час более или менее спокойной работы. Мысленно он определил точку высадки на берег – непосредственно под основанием башни. Там берег виделся таким же пологим, идущим наизволок к самой стене. Но прежде необходимо убрать часового.