Нет, выдержат, рассудила Марсия. Основной удар примет на себя поленница.

Газ вначале еле различимо зашипел через тонкую трещину в шланге, а затем, вырываясь с новой силой, угрожающе завыл. Марсия кинулась к лестнице, щелкнула выключателем, и подвал окунулся во мрак. Лишь яркая точка, как угасающий уголек, указывала на лампу. Марсия, уже задыхаясь от газа, слизывая с губ пену, подошла к лампе и несильно ударила по ней рукояткой пистолета. Хрупкое стекло упало на пол, оставляя оголенной вольфрамовую нить накаливания. Словно Вильгельм Рейтер дал ей подсказку: видя ее с пеной на губах, он прохрипел два немецких слова: «Wolf» и «Rahm». Волк и Пена.

…Рейтер был еще жив. Он сидел в склепе и тихо угасал. В его задурманенной от нехватки воздуха голове промелькнуло то ли раннее утро, то ли поздняя ночь, когда они с Карлом стояли в гараже. Он не мог сообразить, что прошло всего несколько часов.

«Вы не в восторге от памятников?.. А что скажете насчет банков и универмагов? Вижу, ваши глаза загорелись…»

Он уже никуда не торопился. Находясь в состоянии покоя, безмятежности, в предчувствии вечного блаженства, он припомнил то, что не давало ему покоя.

«Ты так все здорово рассчитал, Карл…»

И едва не повторил его мысли: откуда у Карла навыки диверсанта?

И где он так хорошо, пожалуй, даже безупречно научился стрелять?

Он не уступал танку, остановив сначала грузовик, а потом легковую машину. Все пули из автомата и пистолетов нашли свои цели. Просто невероятно.

«Я очень хотел разбогатеть, Вилли. Хассель и Марсия не исключение. И ты тоже…»

В то время глаза Рейтера не находили себе места. Он смотрел на Карла и находил в нем сходство с самим собой; смотрел сквозь него и видел в секретере оставленные на хранение документы. Если самому Рейтеру суждено исчезнуть, он сможет появиться под именем барона фон Фрикке – возможно, для того, чтобы окончательно запутать следы.

Рейтер расслышал звук выстрела и улыбнулся. Казалось, он понял все…

Карл вытирался полотенцем, когда снизу раздался приглушенный хлопок. Вздохнув, он прошлепал босыми ногами к подвальной двери, открыл ее… и потянул носом воздух. Пахло газом. Но по его ощущениям – не сильно.

Карл щелкнул выключателем…

Абрамов позвонил Вальдесу и, не объясняя причины, оборвал разговор: «Жду». Несколько часов назад капитан получил сообщение из Кении: группа Блинкова и Петр Юсупов на борту самолета, вылетающего в Барселону. Абрамов закончил разговор, пожелав агентам удачи. Включил телевизор, чтобы по местному телеканалу отслеживать ситуацию в барселонском аэропорту.

Вошел Школьник – с такими же думами и настроением. Сказал, что на минутку. Кивнул в сторону телевизора:

– Сейчас там давка.

– Да, – поддержал разговор Абрамов. – Пассажиры, ожидающие свои рейсы, устроились кто где. Видите, на полу места на хватает. Как только диспетчеры прекратят забастовку, таможенный и паспортный терминалы захлебнутся в пассажиропотоке.

– А сейчас захлебывается мадридский аэропорт, принимая вдвое больше самолетов. Если забастовка не закончится через семь-восемь часов и самолет из Найроби сядет в Мадриде, мы не будем против.

– Не будем, – рассеянно ответил Абрамов, мысленно настроившись на беседу с другим человеком.

Томми приехал через полтора часа и с места в карьер спросил, как развиваются события. Именно так. Капитан не стал прикидываться дурачком. Если Вальдес – член «Опус Деи» и приставлен к Камилле в качестве надзирателя, он знает все, что произошло в Чили. Равно как и Абрамов не мог не знать, что случилось с его агентом.

– Томми, бросай валять дурака, – начал Абрамов. Он не стал показывать своей осведомленности: пускай Томми думает, что его принадлежность к ордену в частности и большая игра «Опус Деи» в этом деле в целом для российских сыщиков тайна за семью печатями. Он нашел выход из этой ситуации – просто решил подловить Вальдеса на лжи.

– Что значит бросай валять дурака? – обалдел Томми. Он почему-то посмотрел на часы, будто в стрелках и цифрах заключался ответ на русскую наглость. – Ты считаешь, я валяю дурака?

– Я так считаю, – подтвердил Абрамов. – Но не ты один. В паре с Камиллой вы валяете дурака и дурочку. Лично ты, Томми, разыграл здесь целый спектакль. Ты хороший актер.

– Понеслось! – Вальдес смотрел на Абрамова, в глазах которого была издевка с неприкрытой ненавистью. – Сейчас скажешь, что ты великий режиссер, сценарист, что у тебя есть брат-близнец и его фамилия Вашовски. Что ты покрикивал на Киану Ривза, унижал Лоренса Фишборна и трахал Кэрри-Энн Мосс.

Томми вскочил с места. Сунув руки в карманы брюк, он отмерил расстояние до двери и обратно. Так быстро, что на Абрамова повеяло ветром. Он решил остудить пыл Вальдеса и налил ему крепленого хереса. Тот выпил его одним глотком.

– Во время нашей первой встречи я прямо сказал тебе, Томми, что не стану спрашивать, подозревает ли кого-то Камилла, навязчивая это идея или нет. Я потребовал от вас ответить на один вопрос: кого вы хотите найти? Что ответил мне ты?

– Ты знаешь, – огрызнулся Вальдес.

– Знаю, – подтвердил Абрамов. – Но прежде чем ответить, ты больше минуты молчал. Причина твоего молчания теперь мне ясна. У тебя было несколько вариантов, и ты выбирал подходящий. Ты выбрал вычурный, от тебя вдруг запахло пафосом: «Для Камиллы важно найти человека, который стоит за трафиком героина в Барселону». Прямо героиня. Впору выпускать духи «Трафик Камиллы».

– Слушай, ты… – Вальдес сжал кулаки. – Я тебе морду набью!

– А еще она надеется найти исполнителя. Сядь! – прикрикнул Абрамов. – И успокойся. Иначе я сам набью тебе морду. Вспоминай нашу беседу в деталях. Я хотел подтолкнуть тебя к правде: «Говори смелее, Томми». Ты не внял моему совету и снова увильнул от истины. Тебя и Камиллу, видите ли, устроит труп убийцы и доказательства причастности его к наркотрафику. Так? Отвечай!

– Ну… так, – с запинкой отозвался Вальдес, наконец-то успокаиваясь.

– Ты и Камилла, – Абрамов закашлялся и выпил вина. – Вы знаете имя убийцы. Но почему-то загрузили нас, то есть следствие, туманом. Так кто этот человек?

Абрамов напрягся в ожидании ответа. И услышал его:

– Диану убил… Петр Юсупов. Ее отец.

Габриель Морето принял предложение Лобингера встретиться и произвести расчет. Одеваясь на ходу, он сделал один-единственный верный вывод: швейцарец выяснил имя советского разведчика. Возможно, нашел его родственников. Где они – в России, Белоруссии, Украине?

Габриель подъехал к Палаццо Венеция, этому трехэтажному массивному зданию, которое некогда занимали папы, спустя десять минут после звонка швейцарского детектива.

Пьер Лобингер прохаживался вдоль той части здания, над которой возвышались трехэтажная башня и зубцы стены. И первым делом обратил внимание на правую часть пиджака Габриеля. Он любил наличные доллары и полагал, что выпирающая материя в районе внутреннего кармана есть признак двух пачек стодолларовых купюр. Именно такая сумма была оговорена в термах плюс расходы на транспорт.

Габриель, пожимая руку Лобингеру, в очередной раз подумал: «Он ведет пусть не двойную, но нечестную игру». Он был уверен: Лобингер мог назвать ему имя советского разведчика в «Термах Каракаллы», потому что продвинулся в поисках ответов на вопросы о мадридском золоте гораздо дальше, чем было на виду.

В левой руке Лобингер держал тонкую файловую папку. Прозрачную, заметил Габриель. И эта деталь словно задела его за живое. Секретные сведения были словно на виду, как газетная страница.

– Это то, о чем я думаю? – спросил он в стиле клише.

– Возможно, – уклончиво ответил швейцарец.

Он заметно вспотел. «Волнуется?» – задался вопросом Габриель, глядя на сыщика по-новому, отмечая его тройной подбородок, который раньше ему казался одинарным, но очень толстым, на его темное, как у южанина, лицо, проникая взглядом в глубину его темно-коричневых глаз. И этот взгляд показался ему «чисто» еврейским.