И в самом деле, чем ещё себя могла занять изуродованная с рождения виконтесса Янинская, кроме как изучать все стороны деятельности герцогского хозяйства? Жагета ничего иного придумать для себя не могла.

И зря с нескрываемым презрением, отвращением и пренебрежением смотрели на свою новую госпожу некоторые сановники и чиновники Адайского двора.

Уже через полгода после появления Жагеты в Адае казначей герцогства был до смерти обварен кипящей смолой на центральной городской площади. И причина той казни конечно же не в том, что именно его злоязыкая жена придумала молодой герцогине прозвище Страшила — Жагета и узнала-то об этом намного позже — а в том, что чиновник придумал хитрую схему оплаты работ, которые совсем не выполнялись. И, разумеется, раскрыла это длившееся много лет мошенничество — ещё со времён правления Паторена, отца Гертера, — герцогиня Жагета Адайская.

Затем последовали давно заслуженные казни и целого ряда других обнаглевших, проворовавшихся чиновников дворца и городского управления.

Презрение к герцогине сменилось страхом, а уж о пренебрежении речь и вовсе теперь не могла идти. Что, в общем-то, молодую владетельницу вполне устраивало. Пусть боятся. Любви окружающих — с её-то внешностью! — ей всё равно никогда не дождаться, а так хоть воровать и обманывать меньше будут.

Да и муж — что для Жагеты особенно приятно — после того, как она довольно легко раскрыла схемы увода денег из бюджета герцогства, стал относиться к ней с уважением. И даже перестал попрекать свою жену невыполнением её отцом обещаний относительно приданого.

Чиновники теперь свою госпожу сильно боялись и старались без крайней нужды ей на глаза не попадаться. А если уж избежать общения с герцогиней никак не получалось, то старались сводить его к минимуму и вести себя при этом очень скромно.

Поэтому-то, появление во дворце мэра и его желание встретиться с нею вызвало у Жагеты такое удивление.

Но первым, как она и предполагала, в кабинет явился коннетабль.

Это был уже весьма пожилой мужчина — несмотря на устроенные с подачи Жагеты чистки, большинство среди сановников и чиновников дворца по прежнему составляли люди, доставшиеся Гертеру со времён отцовского правления — высокого роста, с мясистым носом.

При встрече с молодой герцогиней коннетабль Хэммар постоянно отводил глаза. Не потому, что его пугала её внешность, а из-за страха перед умом и осведомлённостью госпожи.

Этот не родовитый дворянин прошёл буквально в шаге от виселицы — Жагета согласилась не сообщать мужу об утаенной коннетаблем части трофеев рейвского похода, в котором погиб прежний герцог Паторен Адайский, при условии, что Хэммар вернёт припрятанное им также незаметно, как и взял.

- Госпожа, один из наших торговцев прислал сведения, которые он услышал в Милонеге, и касающиеся подготовки Датора к войне. Вьеж и Глен отказали Цивиху в военной помощи. Они готовы выставить войска, только если возникнет угроза самому королевству. А король Кальвин им не предоставил никаких убедительных доказательств, что война начнётся не только против Цивихского герцогства.

- Этого следовало ожидать, — стараясь не сильно разжимать губы — такая манера разговора тоже сформировалась у неё с самого детства — произнесла Жагета, — Отправь гонца к нашему господину. Думаю, Гертеру будет не лишним узнать такие приятные новости раньше. Это всё? — уточнила она, а когда коннетабль сглотнул комок в горле и кивнул, отпустила его взмахом руки.

Фридленд был вовсе не таким захолустным королевством, каким его представляли многие в Даторе. Сюда приезжало множество торговцев, как для того, чтобы закупить лучшей на континенте фридландской шерсти или тканей из неё, так и с целью выгодно продать вкусные южные вина, дорогие шёлковые или хлопковые и льняные ткани, изделия из металлов, вяленую и солёную морскую рыбу, лошадей, рабов и многое другое.

Из-за этого, несмотря на то, что главные континентальные тракты, по которым шли караваны из империй, миновали Фридланд, здесь всегда были в курсе многих событий происходивших в близких и далёких странах.

А ведь ещё, и монархи, и владетели рангом ниже состояли в родственных и деловых отношениях друг с другом, поддерживая их, как голубиной почтой, так и довольно частой отправкой гонцов.

Так что, о случившемся во Вьеже дворцовом перевороте, устроенном старшим виконтом Даманом, и последовавших затем событиях, включая удивительное бегство Урании и её триумфальное возвращение в герцогский дворец, в Адайском замке знали хорошо.

Также, как знали и о том, что герцог Цивихский активно участвовал в той смуте, причём на стороне отцеубийцы. А ведь тогда чуть не был убит бывший Жагетин жених виконт-наследник Анер Гленский. Мало того, по замыслу заговорщиков, Анера хотели объявить убийцей герцога Витора.

Стоило ли теперь удивляться тому, что молодая правительница Вьежа Урания и Гленская волчица Еворния не торопятся на помощь провалившемуся интригану? Герцогу Цивихскому ещё крупно повезло, что доказательства его участия в заговоре Дамана косвенные. Иначе ему пришлось бы столкнуться с огромными неприятностями со стороны Вьежа и Глена.

В возрасте десяти лет, когда у родителей и у неё самой ещё оставались надежды на возможности имперского мага-целителя, которого за огромные деньги пригласили из Алапана, Жагета познакомилась со своим тогдашним женихом Анером. Она до сих пор с грустью вспоминала, как она гордилась, что этот красивый мальчик, лишь ненамного старше, чем она, станет её мужем. Но его мать, спустя несколько лет, решила по другому и едва не потеряла своего сына.

Жагета не испытывала по этому поводу никакого злорадства. К виконту-наследнику она до сих пор испытывала тёплые чувства, вызванные вовсе не его красотой, а тем, что и сам Анер, и его друг Дебор не были с ней жестоки — не насмешничали, не презирали — а наоборот, вполне дружелюбно приняли в свою компанию и даже оценили её не по возрасту острый ум и наблюдательность.

Те пять недель, что тогда провела Жагета в Милонеге общаясь с этими замечательными мальчиками, были, пожалуй, лучшими воспоминаниями её детства.

Известие о расторжении помолвки стало для виконтессы Янинской сильным ударом. Но она этот поступок Гленской владетельницы поняла и приняла. Жагета и сама не отдала бы своего единственного сына, будь он у неё, за такую уродину.

От размышлений герцогиню отвлёк секретарь, напомнивший ей, что в приёмной дожидается аудиенции мэр Адая.

- Ах, да, — Жагета вновь прохромала до кресла, — Пусть войдёт.

Неожиданно для герцогини вошедший в кабинет глава города выглядел самодовольным и напыщенным. Видеть чиновников в таком настроении ей не приходилось уже давно — в присутствии молодой повелительницы они всё больше краснели или бледнели.

- Госпожа герцогиня, — сев на самый краешек предложенного ему кресла, мэр на нём чуть не подпрыгивал, — У меня для вас радостное известие. Именно, для вас лично.

Мэра обуревало одновременно два несовместных желания — ему хотелось побыстрее поделиться своей информацией и, при этом, чтобы герцогиня сама спросила, что за новость он принёс — Жагета легко читала это по его лицу, но спрашивать не торопилась. По прежнему невозмутимо продолжала смотреть на мэра.

И тот не выдержал.

- К нам в город приехала магиня-целительница! — глава города вскочил на ноги, — Очень сильная! Наш городской маг утверждает, что резерва больше, чем у неё, он ещё не встречал!

Жагета разозлилась на идиота.

- И ради этого ты примчался во дворец и потребовал аудиенции со мной?!

Явно недовольный вид герцогини мэра не впечатлил, он расплылся в улыбке.

- Так я с ней договорился, госпожа! Она согласна вам помочь с исцелением!

Мэр торжествовал в ожидании благодарности от хозяйки кабинета, но услышал совсем не то, что ожидал

- Уважаемый, разве тебе не известно, что с моими… проблемами не смогли справиться даже самые сильные маги континента? Молчи! — Жагета всё же повысила голос, — И эта, как ты говоришь, магиня-целительница, если она таковой является, не может не знать об этом. А раз она позволила тебе себя уговорить, значит, просто обвела вокруг пальца. Этой мошеннице — а я вовсе не исключаю, что она и в самом деле знает исцеляющие заклинания — нужны деньги. Нужны настолько, что она готова их получить за ложные надежды…