— Там по меньшей мере восемьдесят ублюдков, — сообщил Эдгер.

— Священников?

— Среди них полно священников, — сурово произнес он, — но как насчет остальных? — он перекрестился. — Бог знает, кто они такие, господин, но их не меньше восьмидесяти, и движутся сюда.

Я забрался на южную сторону крепостного вала и осмотрел дорогу за римским мостом, но ничего не увидел. Городские ворота снова закрыли. Ворота Честера останутся закрытыми, пока люди Рагналла не уберутся, но известия о приближении епископа уже распространились по городу, и отец Цеолнот бежал по главной улице, задрав свою длинную рясу до пояса.

— Нужно открыть ворота! — орал он. — Достигло даже до ворот народа моего, до Иерусалима!

Я взглянул на Эдгера, а тот пожал плечами.

— Похоже, что-то из Писания, господин.

— Откройте ворота! — запыхавшись прокричал Цеолнот.

— Зачем? — крикнул я с боевой площадки над воротами.

Цеолнот резко остановился. Он не видел меня на крепостном валу и сердито огляделся.

— Прибывает епископ Леофстан!

— Ворота останутся закрытыми, — объявил я и посмотрел на другой берег реки. Теперь я расслышал пение.

Ко мне присоединились сын и Финан. Ирландец нахмурившись смотрел на юг.

— Прибывает епископ Леофстан, — объяснил я причину переполоха.

На улице начала собираться толпа, и все глазели на большие закрытые ворота.

— И я это слышал, — кратко бросил Финан.?Я задумался. Мне хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но что сказать человеку, который убил собственного сына? Финан, видимо, почувствовал мой взгляд, потому что нахмурился.

— Не беспокойся обо мне, господин.

— А кто сказал, что я беспокоюсь?

Он слегка улыбнулся.

— Я убью несколько воинов Рагналла. Потом убью Коналла. Это снадобье всегда меня излечивало. Господи ты боже мой! Это еще что?

Его вопрос был вызван появлением детей. Они шли по дороге к югу от моста, и насколько я мог судить, все были в белых рясах. Должно быть, десятка два, и на ходу они распевали. Некоторые размахивали веточками. Позади ехала группа священников в темных рясах, а за ними тащился всякий сброд.

К отцу Цеолноту присоединился его близнец, и братья забрались на стену, откуда стали смотреть на юг с восторгом на уродливых лицах.

— Это же святой человек! — сказал Цеолнот.

— Следует открыть ворота! — настаивал Цеолберт. — Почему не открыли ворота?

— Потому что я не приказывал их открыть, — прорычал я, — вот почему.?И ворота остались закрытыми.

Странная процессия пересекла реку и приблизилась к стенам. Дети размахивали ободранными ивовыми веточками и пели, но ветки поникли, а пение стало нестройным, когда они добрались до заполненного водой рва и поняли, что не могут двигаться дальше. Тогда голоса совсем смолкли, и юный священник протолкнулся сквозь хор в белом и окликнул нас.

— Ворота! Откройте ворота!

— Вы кто? — спросил я.

Священник разъярился.

— Прибыл отец Леофстан!

— Хвала Господу, — произнес отец Цеолнот, — он прибыл!

— Кто? — переспросил я.

— Ох, Боже ты мой! — воскликнул за моей спиной Цеолберт.

— Отец Леофстан! — прокричал юный священник. — Отец Леофстан — ваш...

— Тихо! Молчать! — приказал тощий священник верхом на осле. Он был таким высоким, а осел — таким маленьким, что ноги священника почти волочились по дороге. — Ворота должны быть закрыты, — обратился он к юному священнику, — потому что поблизости язычники! — он чуть не свалился с осла, а потом похромал по деревянному мосту через ров и поглядел на нас, улыбаясь. — Приветствую вас от имени Господа сущего!

— Отец Леофстан! — воскликнул Цеолнот и помахал ему.

— Кто ты такой? — потребовал я ответа.

— Я Леофстан, скромный слуга Господа, — заявил тощий священник, — а ты, наверное, лорд Утред?

Я кивнул.

— Нижайше прошу твоего разрешения войти в город, лорд Утред, — продолжал Леофстан.

Я оглядел хор в грязных рясах, потом беспорядочную толпу и поежился. Леофстан терпеливо ждал. Он оказался моложе, чем я думал, с широким бледным лицом, тонкими губами и темными глазами. Он улыбнулся. Мне показалось, что он вечно улыбается. Священник терпеливо ждал, по-прежнему с улыбкой, и смотрел на меня.

— Кто эти люди — спросил я, указывая на сброд за их спинами. Да они и сами походили на сброд. В жизни не видел столько народу в лохмотьях. Там, наверное, была целая сотня — калеки, горбуны, слепые и группа явно полоумных мужчин и женщин, что тряслись, бессвязно лопотали и пускали слюни.

— Малыши, — и Леофстан положил руки на головы двум детям, — это сироты, лорд Утред, помещенные под мою скромную опеку.

— А остальные? — спросил я, махнув головой в сторону лопочущей толпы.

— Божьи дети! — радостно возвестил Леофстан. — Увечные, хромые и слепые! Нищие и изгои! Голодные, нагие и одинокие! Все они — дети Божьи!

— И что они здесь делают? — спросил я.

Леофстан усмехнулся, словно на мой вопрос было слишком просто ответить.

— Господь наш велит заботиться о сирых и убогих, лорд Утред. Что сказал нам благословенный Матфей? Ибо алкал я, и вы дали мне есть; жаждал, и вы напоили меня; был странником, и вы приняли меня; был наг, и вы одели меня; был болен, и вы посетили меня. Одевать нагих и помогать бедным, лорд Утред — значит подчиняться воле Божьей! Эти прекрасные люди, — и он обвел рукой кошмарную толпу, — моя семья!

— Да благословен Господь, что страдал за нас, — пробормотал Финан, и впервые за последние дни в его голосе звучала радость.

— Хвала Господу, — прибавил Цеолнот, но без особого пыла.

— А знаешь ли ты, — прокричал я Леофстану, — что всего в половине дня пути отсюда стоит армия норманнов?

— Язычники преследуют нас, — сказал он, — изливают на нас свою ярость! Да хранит нас Господь!

— И этот город скоро может оказаться в осаде, — предупредил я.

— Сила моя в Господе!

— А если мы окажемся в осаде, — зло сказал я, — как мне прокормить твое семейство?

— Господь о нас позаботится!

— Этого ты не переубедишь, — мягко произнес Финан.

— А где они будут жить? — резко спросил я.

— У церкви есть в городе собственность, как мне сказали, — спокойно ответил Леофстан, — так что церковь их приютит. Но к тебе не приблизятся!

Я хмыкнул, Финан усмехнулся, а Леофстан по-прежнему улыбался.

— Откройте проклятые ворота, — сказал я и спустился по каменным ступеням. Я оказался на улице как раз когда новый епископ прохромал через длинную арку ворот, упал на колени и поцеловал дорогу.

— Благослови Господь место сие, — произнес он, — благослови народ, что живет здесь, — он с трудом поднялся на ноги и улыбнулся мне. — Это честь встретиться с тобой, лорд Утред.

Я ткнул пальцем в висящий на моей шее молот, но даже этот языческий символ не стер улыбку с лица Леофстана.

— Один из этих священников, — я махнул в сторону близнецов, — покажет, где ты будешь жить.

— Тебя ожидает прекрасный дом, отец, — сказал Цеолнот.

— Мне не нужен прекрасный дом, — воскликнул Леофстан. — Господь не жил в хоромах! Лисы довольствуются норами, а птицы небесные вьют гнезда, для нас же подойдет что-нибудь скромное.

— Для нас? — спросил я. — Для всех? И калек тоже?

— Для меня и моей дорогой жены, — ответил Леофстан и махнул рукой, чтобы из толпы священников вышла женщина. Во всяком случае, я предположил, что это женщина, потому что она была так замотана в разное тряпье, что сложно было ее рассмотреть. Лицо скрывалось под большим капюшоном. — Это моя дорогая жена Гомерь, — представил он ее, и куча тряпья двинулась в мою сторону.

— Гомерь? — я решил, что ослышался, потому что никогда прежде не слышал такого имени.

— Имя из Писания! — ликующе произнес Леофстан. — И тебе следует знать, господин, что мы с женой приняли обет бедности и целомудрия. Для нас сгодится любая хибара, правда ведь, дорогая?

Дорогая кивнула, и из-под вороха капюшонов, платьев и плащей раздалось нечто похожее на писк.