— Открой, — приказала Этельфлед Цинлэфу, тот спрыгнул с лошади и подошел к сундуку, наклонился, поднял крышку и отшатнулся.

Там лежала голова Бедвульфа. Я посмотрел на неё: глаза выколоты, язык вырван, уши отрезаны.

— Ублюдок, — прошипел мой сын.

Рагналл добрался до своей стены из щитов. Должно быть, он выкрикнул приказ, потому что тесные ряды расступились, и копейщики отошли обратно к лесу.

— Завтра, — громко произнес я, — мы едем к Эдс-Байригу.

— И погибнем в лесу? — озабоченно спросил Меревал.

— Но ты сказал... — начала было Этельфлед.

— Завтра, — резко оборвал её я, — мы едем к Эдс-Байригу.

Завтра.

Ночь выдалась спокойной и лунной. По земле разлилось серебро. Дождливая погода ушла на восток, и небо усеяли яркие звезды. Слабый ветер задул с далекого моря, но в нем не было угрозы.

Я стоял на валу Честера, глядя на северо-восток, моля богов поведать, что делает Рагналл. Я думал, что знаю, но сомнения всегда закрадываются в душу, и потому я искал знамений. Часовые отошли в сторону, чтобы освободить мне место. В городе за моей спиной стояла тишина, хотя чуть раньше я слышал, как на улице произошла стычка. Долго она не продлилась. Несомненно, дрались двое пьяных, а потом их растащили, прежде чем они поубивали друг друга, и теперь Честер затих, я не слышал ничего, кроме шелеста слабого ветра над крышами, крика ребенка во сне, собачьего поскуливания, шороха ног часовых и стука копий о камень. И ничто из этого не похоже на знак от богов. Я хотел увидеть падающую звезду, пылающую в яркой смерти во мраке высоко над головой, но звезды упорно держались на своих местах.

Наверное, и Рагналл, подумалось мне, тоже прислушивается и высматривает знамения. Я взмолился, чтобы сова проухала ему в ночи, чтобы познал он страх этого звука, предвещающего смерть. Я слушал и не слышал ничего, кроме тихих ночных шорохов.

Вдруг послышались хлопки. Отрывистые и тихие. Звук начался и стих. Его принесло с полей к северу, с пастбищ, что лежат между рвом Честера и римским кладбищем. Некоторые воины хотели раскопать кладбище и бросить мертвых в огонь, но я запретил. Они боялись мертвых, считая, что древние призраки в бронзовых доспехах придут тревожить их сон, но этот город и защищающие нас крепкие стены построены призраками, теперь мы должны их защитить.

Вновь послышались хлопки.

Жаль, я не рассказал Рагналлу о призраках. Его оскорбления вышли почище моих. Этот поединок он оставил за собой. Но вспомнись мне римское кладбище с загадочными надгробными камнями, я бы наплел ему про призрачную армию мертвецов, что восстает в ночи с острыми мечами и зловещими копьями. Рагналл, конечно, посмеялся бы, но в глубине его души засел бы страх. Утром, решил я, следует окропить могилы вином в знак благодарности охраняющим нас мертвецам.

Снова раздалось хлопанье, а затем урчание. Не резкое, но и не мелодичное.

— Рановато для козодоя, — произнес Финан за моей спиной.

— Не слышал, как ты подкрался! — удивился я.

— Я двигаюсь, как призрак, — насмешливо ответил он, подошел, встал рядом и прислушался. Этот шум производили в темноте длинные крылья птицы. — Он хочет найти подругу.

— Самое подходящее время года. Праздник Эостры.

Какое-то время мы стояли молча.

— Так мы действительно собираемся завтра к Эдс-Байригу? — спросил наконец Финан.

— Точно.

— Через лес?

— Через лес к Эдс-Байригу, — ответил я, — потом на север — к реке.

Финан кивнул. Какое-то время он молчал, просто смотрел на далекий отблеск лунного света на Мерзе.

— Никто другой не должен его убивать, — внезапно нарушил молчание он.

— Коналла?

— Он мой.

— Твой, — согласился я и запнулся, прислушиваясь к козодою. — Я думал, ты собирался убить его сегодня утром.

— Я бы так и сделал. Если бы мог. И сделаю, — он коснулся груди, где висело распятие. — Я молился об этом, молил Бога послать ко мне Коналла, — он помолчал и улыбнулся. Крайне неприятной улыбкой. — Завтра, значит.

— Завтра, — повторил я.

Он хлопнул по стене перед собой и рассмеялся.

— Ребятам нужно подраться, Христом-богом клянусь. Они уже пытались поубивать друг друга.

— Слышал. Что произошло?

— Молодой Годрик затеял драку с Херголом.

— Годрик? Мой слуга? Он просто идиот!

— Хергол был слишком пьян и месил воздух.

— Даже если и так, — произнес я, — один из его ударов мог убить юного Годрика. ?Хергол был одним из воинов Этельфлед, большой грубой скотиной, из тех, что упиваются битвой в стене из щитов.

— Я оттащил ублюдка, пока тот никого не покалечил, и врезал Годрику. Сказал, что ему нужно подрасти, — он пожал плечами. — Ничего страшного не случилось..

— Из-за чего же они дрались?

— В «Ночном горшке» появилась новенькая.

«Ночной горшок» — таверна. На самом деле звалась она «Ржанкой» поскольку на вывеске красовалась именно эта птичка, только иначе как «Ночным горшком» её никто и не называл. Тут всегда продавались добрый эль и падшие женщины. Святые близнецы, Цеолнот и Цеолберт, пытались закрыть таверну, назвав её вертепом (и так оно и было), поэтому я хотел, чтобы она продолжала работать. Я командовал гарнизоном из молодых воинов, и они нуждались в том, что обеспечивал «Ночной горшок».

— Мус, — сказал Финан.

— Мус?

— Так её зовут.

— То есть Мышь?

— Тебе следует на неё взглянуть, — ухмыльнулся Финан. — Боже святый и его угодники, господин, на неё стоит посмотреть.

— Мус, — повторил я.

— Ты не пожалеешь!

— О чём он не пожалеет? — спросил женский голос, я обернулся и увидел, что на стену поднялась Этельфлед.

— Он не пожалеет, что срубит большие ивы ниже Брунанбурга, госпожа, — сказал Финан. — Нам нужна свежая древесина для щитов.?И почтительно поклонился.

— А тебе нужно поспать, — произнесла Этельфлед, — если ты поедешь завтра к Эдс-Байригу, — она подчеркнула слово «если».

Финан знал, когда следует уйти. Он снова поклонился.

— Желаю вам обоим спокойной ночи, — сказал он.

— Следи за мышами, — велел я.

— Собираемся на рассвете? — усмехнулся Финан.

— Да, все. Кольчуги, щиты, оружие.

— Пора прибить парочку ублюдков, — согласился Финан. Он колебался, желая остаться, но никто не предложил, и он ушел.

Этельфлед заняла его место и посмотрела на посеребренную луной землю.

— Ты действительно собираешься к Эдс-Байригу?

— Да. И ты должна послать со мной Меревала и шестьсот человек.

— Чтобы их перебили в лесу?

— Не перебьют, — сказал я, надеясь, что не солгал. Был ли козодой тем предзнаменованием, что я ждал? Не знаю, как истолковать хлопки. Направление, в котором улетела птица, могло послужить знамением, как бросок сокола или уханье совы, но странный рокот во тьме? Потом я услышал его снова, и что-то в этом звуке навело меня на мысль о грохоте щитов, когда воины строятся в стену. Это то предзнаменование, что я искал.

— Ты сам сказал! — настаивала Этельфлед. — Сказал, что когда вы окажетесь в лесу, то не сможете увидеть, где враги. Что они могут оказаться сзади. Что вы попадете в засаду! Так что же изменилось? — она остановилась, и когда я не ответил, рассердилась. — Или это глупость? Ты проглотил оскорбления Рагналла, поэтому теперь должен напасть?

— Его там не будет, — сказал я.

— Его там не будет? — повторила она, нахмурившись.

— Почему он дает нам целый день, чтобы оставить город? — спросил я. — Почему не приказал уйти на рассвете? Почему не велел уйти немедленно?

Она подумала над вопросами, но не нашла ответа.

— Так скажи мне, — потребовала она.

— Он знает, что мы не собираемся уходить, — ответил я, — но хочет, чтобы мы думали, будто у нас есть целый день, прежде чем он нападет. Ему нужен этот день, потому что Рагналл уходит. Он направляется на север по мосту из кораблей и не хочет, чтобы ему помешали. Он не намерен нападать на Честер. Он собрал новую армию и не хочет терять две-три сотни человек, пытаясь взобраться на эти стены. Он хочет привести армию в Эофервик, потому что должен стать королем Нортумбрии, прежде чем напасть на Мерсию.