Ничего этого я не сказал Сигтрюгру. Вместо этого я обнял его за плечи и повел на вершину дюны, откуда мы смотрели, как мужчины и женщины сходят на берег. Туман поднимался, и я видел, как по всему берегу пересекают узкую полоску прибоя оружие и щиты. Вырвавшиеся из плотно набитых кораблей дети с воплями и кувырками носились по песку.

— Мы пойдем под твоим стягом, — сказал я Сигтрюгру.

— Под красным топором.

— Тогда все подумают, что мы служим твоему брату.

— И мы отправимся в Йорвик, — уточнил Сигтрюгр.

— Да, в Эофервик.

Он нахмурился, размышляя. С моря подул бриз, взъерошив светлые волосы зятя. Он смотрел на корабли, и я знал, что ему жаль их бросать. Но выбора не было. ?Маленький мальчик залез на дюну и уставился на Сигтрюгра с разинутым ртом. Я рявкнул на него, ребенок испугался и убежал.

— Не любишь детей? — удивился Сигтрюгр.

— Ненавижу. Шумные мелкие засранцы.

— А твоя дочь сказала, что ты был хорошим отцом, — Сигтрюгр рассмеялся.

— Это потому, что она редко меня видела, — ответил я и почувствовал легкий укол в сердце.

Мне повезло с детьми. Стиорра превратилась в женщину, которую любой с гордостью назвал бы своей дочерью, а Утред, несущий сейчас копья через мелководье и смеющийся вместе со своими товарищами, оказался прекрасным человеком и славным воином, но мой старший... Мой оскопленный сын. Он, подумал я, оказался самым умным из троих, и, возможно, лучшим из них, но мы никогда не станем друзьями.

— Отец никогда меня не любил, — сказал я.

— Как и мой, — сообщил Сигтрюгр, — по крайней мере, пока я не стал мужчиной. — Он повернулся и вгляделся в сушу. — Так что будем делать?

— Определимся, где мы. Если нам повезло, то мы неподалеку от Кайр Лигвалида, так что туда и направимся, найдем место для семей и выступим на Эофервик.

— Далеко он отсюда?

— Без лошадей? Займет неделю.

— Он хорошо защищен?

— У него крепкие стены, но город находится на равнине и потому нуждается в большом гарнизоне.

— А если мой брат там?

— Тогда битва точно произойдет. Но она и так произойдет. Ты в опасности, пока жив твой брат.

Я сомневался, что Рагналл вернулся в Эофервик. Несмотря на поражение у Эдс-Байрига, он все еще обладал большой армией, и ему нужно обеспечить её добычей. Я подозревал, что он по-прежнему грабит Мерсию, но также подозревал, что мог послать часть войска обратно в Эофервик, чтобы удержать город до своего возвращения. И еще я подозревал, что могу ошибаться.

Мы шли вслепую, но, по крайней мере, корабли пристали в Нортумбрии, потому что чуть позже, когда туман полностью рассеялся, я взобрался на ближащий холм и увидел дым, поднимающийся к северу от нас и явно от города. Это мог быть только Кайр Лигвалид, потому что других больших поселений в Кумбраланде не было.

Кумбраланд — это часть Нортумбрии к западу от гор. Места всегда были дикими и непокорными. Короли, что правили в Эофервике, могли заявлять, что правят и Кумбраландом, но мало кто отваживался сунуться сюда без большой армии, и очень немногие видели какой-либо смысл в подобном путешествии

Это была земля холмов и озер, глубоких долин и глухих лесов. Здесь селились датчане и норвежцы, строили усадьбы, защищенные крепкими частоколами, но это не те земли, где можно разбогатеть. Овцы, козы, парочка жалких полей с ячменем, и повсюду враги.

Исконные обитатели этих мест, низкорослые и смуглые, еще жили в горных долинах, где поклонялись богам, давно позабытым в других местах. Реку Хеден пересекали и скотты, чтобы захватить скот и рабов. Реку стерег Кайр Лигвалид, и своим существованием город был обязан римлянам, что построили его, укрепили и возвели большую церковь на центральной площади.

Когда-то это, возможно, была мощная крепость, грозная, как Честер или Эофервик, но время не пощадило Кайр Лигвалид. Каменные стены частично обрушились, римские строения по большей части развалились, а те, что остались, превратились в неопрятное сборище деревянных хибар с крышами из заросшей мхом соломы. Церковь еще стояла, хотя почти все каменные стены рухнули, и их заменили бревенчатыми, да и старой черепичной крыши давно уж не осталось. Но мне нравилась эта церковь, в ней я впервые увидел Гизелу. Когда мы пришли в Кайр Лигвалид, я ощутил острую боль утраты и украдкой взглянул на Стиорру, так похожую на свою мать.

В городе по-прежнему находились монахи, хотя поначалу я принял их за попрошаек или бродяг в странных одеяниях. Коричневые рясы были все в заплатках, с изношенными подолами, и лишь тонзуры да массивные деревянные кресты выдавали в горстке мужчин монахов. Самый старый из них с серой бородой почти до пояса вышел нам навстречу.

— Кто вы? — окликнул он нас. — Чего вам надобно? Когда вы уйдете?

— А ты кто? — спросил я.

— Аббат Хенгист, — ответил он таким тоном, будто мне следовало знать это имя.

— Кто здесь правит?

— Господь Всемогущий.

— Он ярл?

— Он ярл всемогущий всея земли и всего на ней. Он ярл сотворения!

— Тогда почему он не починит ваши стены?

Аббат Хенгист нахмурился, не зная, что ответить.

— Кто ты?

— Тот, кто вытянет твои кишки из задницы, если не скажешь, кто правит Кайр Лигвалидом, — любезно ответил я.

— Я! — ответил Хенгист, попятившись.

— Вот и славно! Мы тут проведем две ночи. Завтра поможем тебе залатать стены. Не думаю, что у тебя хватит еды на всех, но обеспечишь нас элем. Мы оставим под твоей защитой женщин и детей, и ты будешь кормить их, пока мы за ними не пришлем.

Аббат Хенгист в ужасе вытаращил глаза на ввалившуюся в город толпу.

— Я не смогу прокормить столько...

— Ты христианин?

— Конечно!

— Ты веришь в чудеса?

Он кивнул.

— Тогда лучше неси пять хлебов и две рыбы и молись, чтобы остальное ниспослал твой никчемный бог. Я оставлю здесь и воинов, им тоже нужна еда.

— Мы не можем...

— Можете, — отрезал я и, подступив к нему, схватил за грязную рясу, попутно прихватив и клок седой бороды. — Ты будешь их кормить, гнусный старикашка, и защищать, — тут я его затряс, — но если я по приезду обнаружу, что хоть один ребенок пропал или голоден, шкуру с тебя спущу вместе с мясом и скормлю собакам. У тебя есть верши? Ты посеял зерно? Есть скот? — я подождал, пока он неохотно кивнул. — Тогда будешь их кормить, — напоследок я вновь его встряхнул и отпустил.?Аббат пошатнулся и шлепнулся наземь.

— Тогда договорились, — весело произнес я и подождал, пока старик встанет на ноги. — Мне еще бревна понадобятся для починки стен.

— Нету бревен! — захныкал он.

Вблизи города я заметил несколько деревьев, но низких и согнутых ветрами. Для заделки брешей в старом частоколе они не годились.

— Нет бревен? — переспросил я. — А монастырь твой из чего построен?

Мгновение аббат смотрел на меня и под конец пискнул.

— Из бревен.

— Ну вот и ответ на все наши проблемы! — радостно заключил я.

Я не мог взять жен и детей в Эофервик. Женщины еще могли шагать наравне с мужчинами, но дети бы нас замедлили. Кроме того, с собой мы не брали провизии. Во время долгого путешествия нам пришлось бы её покупать, красть или выпрашивать. Так что чем меньше ртов, тем лучше. До Эофервика нам бы пришлось голодать, но я был уверен, что прибыв туда, мы обнаружим амбары, полные зерна, копченого мяса и рыбы.

Однако прежде чем выступить, нам требовалось защитить семьи, которые мы оставляли. Воины охотно станут сражаться, но они должны знать, что их жены с детьми в безопасности. Поэтому весь день мы латали бреши в стене Кайр Лигвалида тяжелыми бревнами из монастыря. В помещениях, что могли вместить семьдесят человек, жили всего семеро монахов и два мальчика. Из балок и подпорок вышел крепкий частокол. Для защиты стены мы оставили тридцать шесть воинов, в основном пожилых и раненых. Против орды свирепых воинов Страт-Клоты они бы не выстояли, но подобный набег был маловероятен.

Военные отряды скоттов редко превышали сорок или пятьдесят человек. Жестокие воины, они ездили на небольших лошаденках, но не пересекали реку ради гибели на римских стенах. Они хватали рабов в полях или скот на пастбищах. Та горсть воинов, что мы оставляли вместе с горожанами, вполне могла отбить нападение. На всякий случай мы подняли могильную плиту в церкви, под которой обнаружили полную костей старинную крипту, откуда позаимствовали шестьдесят три черепа. Их расставили на крепостном валу, обратив пустыми глазницами во внешнюю сторону. Аббат Хенгист возражал.