И, возможно, обретёшь волчью прыть.

И в течение целых суток, если все время удерживать это состояние и не отвлекаться на мелочи, даже непосвящённый человек способен видеть мир в ином, лучистом свете, который издревле назывался не светом, а святом.

Не получится в первый раз, нужно пробовать во второй, в третий, пока тело и разум не очистятся от накопленной грязи.

Со строительством бани Ражный хоть и спешил, но все равно не мог рубить на скорую руку, потому осиновые бревна ошкурил, выбрал пазы и углы завязал в «чашку». И прежде чем взяться за кровлю, на ощупь достал из воды подходящие валуны, сложил на сухую, без раствора, каменку, после чего сделал накатный потолок, проконопатил, обмазал глиной и засыпал полуметровым слоем земли с тяжёлыми камнями: нагрузил кровлю, чтоб сруб дал осадку — иначе не удержать пара. Баня получилась маленькая и высотой всего в полтора метра, но зато к рассвету была почти готова. Оставалось наколоть плах, сбить дверь да выдолбить корыто для воды, что можно было сделать потом, пока топится каменка.

Он опасался опоздать к заветному утреннему часу, когда так легко достигается состояние Правила, и все-таки, прежде чем бежать в лес на вчерашнее место, разделся до пояса, умылся в ледяной воде и лишь потом стал подниматься в гору, стороной минуя свой дом.

Тусклый ноябрьский рассвет под серым небом путал ощущение времени, и Ражный прибавлял шагу, однако будучи уже далеко от речки, вдруг остановился и вздрогнул, поскольку боковым зрением уловил, но пропустил мимо сознания блеснувший в ельнике призрачный свет.

И тотчас ощутил неясную, приглушённую тревогу и, взлетев крылатой мышью, обнаружил свежий след, оставленный очень сильным и волевым человеком: широкая полоса оранжево-вишнёвого свечения пунктирно мелькала среди леса по берегу и, вырвавшись на чистое пространство, расплывалась на сажень и, самое главное, оканчивалась где-то на поляне возле дома!

Первой мыслью было, что он сам тут часто ходил и видит сейчас свои собственные следы, а их цвет, возможно, искажает зыбкое пространство, но в следующий миг увидел, что за еловой занавесью в пустом оконном проёме тлеет призрачный свет, наполовину смешанный со свечением следа…

По-волчьи осторожно Ражный приблизился к дому и замер — из трубы над кровлей шёл дым, простреливаемый редкими искрами…

Печь топилась!

Ражный выждал минуту, наблюдая, как ветер треплет дымный хвост, после чего прокрался к бревенчатому крылечку и резко распахнул дверь… На каменном борове горела настоящая парафиновая свеча, огонёк которой трепетал и стелился от ветра, но не гас, а на голой лежанке, вытянувшись во всю длину, спал богатырь, не узнать которого было невозможно — тот самый «снежный человек», что встретился ему лет десять назад на склоне памирского перевала…

Сон у аракса-бродяги был тоже богатырский: Ражный не мог разбудить его, даже когда крепко встряхнул за плечо. Видно, давно не спал, сильно промёрз и вот дорвался до призрачного тепла (в пустые окна дуло, хотя от печи исходил жар), разомлел и потерял всякую чувствительность. Похоже, он забрался в избу ещё с вечера, как Ражный ушёл рубить баню, и, судя по мокрой, сильно изношенной одежде, почему-то брошенной на пол возле лежанки, бродяжил давно, хотя яловые армейские сапоги были ещё крепкими, а большой камуфлированный рюкзак, набитый чем-то под завязку, вовсе будто вчера из магазина, однако тоже сырой насквозь и оттого неподъёмный.

Должно быть, с головой искупался вольный засадник…

Ражный мысленно примерил его на роль таинственного покровителя и сразу же отверг своё предположение: у этого не могло быть матёрого топора — к рюкзаку приторочен туристический с обрезиненной ручкой, тем более ямщицкого тулупа — вещи ныне редкой даже в таких глухих углах. Да и что бы он понёс ему борцовскую рубаху?

На калика-то и вовсе не похож…

А что если его подселил бренка? Чтоб они начали рвать друг друга, раздирать пока на две части…

Неужели началось наконец послушание?..

Ражный развесил сушить одежду гостя, посчитав неприличным разбирать чужой рюкзак, засунул в печь берёзовый комелёк и улёгся спать на тулупе возле борова.

Появление нежданного гостя, принёсшего огонь и по-хозяйски заселившегося в чужой дом, спутало все замыслы. И одновременно успокоило: если придётся делить своё «я», то лучше уж со старым знакомым, чем с кем-то чужим…

Он проснулся позже «снежного человека» — на лицо стала капать вода.

Стараясь не шуметь, гость доставал из рюкзака вещи и развешивал их на лежанке, хорошо прогретом борове, трубе и по стенам. Видимо, человеком он был запасливым и все своё носил с собой: кроме пары борцовских рубах, оказалось два цивильных разного цвета и недешёвых костюма, откровенно дорогие галстуки, майки и прочее тряпьё, совершенно не нужное в Сиром Урочище.

Но более всего подивило, что бродяга носил с собой медную чашу и, судя по знакомому запаху, флакон с маслом для Пира Радости, которые он достал в последнюю очередь, чтобы просушить сам рюкзак.

— Что, воин Полка Засадного, подмочил репутацию? — Ражный откинул полу тулупа.

Тот на мгновение замер с мокрым рюкзаком в руках, потом сказал сдержанно:

— Здравствуй, Сергиев воин…

— Богом хранимые… Ты где купался? Странствующий рыцарь повеселел:

— Вчера речку переходил по лесине, а она не выдержала, разломилась на середине. Там глубина!..

— Откуда и куда путь держишь?

— В город ходил, за продуктами. А куда иду — сам не знаю.

— Все ещё бродяжишь?

— Доля такая…

Он не узнавал Ражного — все-таки минуло десять лет…

— Ну что, уделал олимпийских чемпионов? Гость насторожился, спросил натянуто:

— Чемпионов?.. А зачем их… уделывать?

— Не знаю! Ты же охотился за ними по всему миру? И на хвосте у тебя висел Интерпол…

Вольный аракс сделал длинноватую паузу, спросил тихо:

— Ты калик?

— Нет пока…

— Откуда информация?

— От памирского верблюда.

— Не понял…

Ражный встал, потянулся: в доме уже было достаточно светло, но прохладно из-за пустых оконных проёмов.

— Не узнал меня, бродяга-аракс?.. Вспоминай, как ты рвал через границу средь бела дня, как я тебя застукал у речки, когда ты смывал пыль дорог. Такого же мокрого…

Странствующий рыцарь сел на костюм, висящий на углу лежанки:

— Ражный?! Вот так встреча… Значит, ты уже здесь?

— Я тоже не ожидал, — усмехнулся Ражный. — Хотя ты ещё тогда собирался в Сирое… Спасибо за огонь! Выручил…

— Да на благо и здоровье, — с чинной усмешкой отозвался бродяга.

— Подумал, тебя бренка подселил…

— Нет, я сам забрёл. Гляжу — новая изба с печью и рядом никого. Растопил да и спать лёг. Здесь не принято разрешения спрашивать.

— Ты-то давно на Вещере?

— С тех пор и брожу по этим лесам…

— Не берут?

— Как сказать? Не так все просто, — увильнул от ответа бродяга. — Значит, тебя сюда уже запихали?.. Ну, Ослаб! Ну, старец! До чего же проворен!.. Все сходится! Дело за Годуном!

Эти его восторженно-насмешливые восклицания как-то сразу не понравились Ражному.

— Что значит запихали? — спросил он натянутым голосом.

— Да то и значит!.. Я же все про тебя знаю. Слышал, как ты хорошо начал, уложил на лопатки самого Колеватого! Потом опричника Скифа!..

— Скиф меня сделал…

— Скиф тебя проверял! И ты ему понравился. Поэтому ты здесь. Не ожидал, что тебя так быстро в Сирое упекут!

— Как говорят, от сумы и от тюрьмы… Бродяга рассмеялся:

— Эх, воин! Разве Сирое Урочище — тюрьма?.. Да это санаторий с пятизвездочными отелями! Вот я в турецкой сидел, это настоящая тюрьма…

— Все равно неволя…

— Кстати, а под каким предлогом тебя в Сирое загнали?

— Судный поединок вничью свёл…

— А кого Ослаб выставил тебе? Буйного?

— Да нет, волка…

— Ух ты! Не дрался с волками… Ну и как зверь в поединке?

— Я твою науку вспоминал. Помогало…