— О, Боже, конечно! Если когда-нибудь вы мне понадобитесь, я докажу вам, прибегнув к вашей помощи, что я навеки ваша сестра.

— Храни вас Господь, мадемуазель Софи! — воскликнул я, вырвавшись из ее объятий.

— Да благословит вас Бог, Рене!

И громкие рыдания, последовавшие за этим возгласом, провожали меня до наружной двери.

Я занял место у дверцы королевской кареты, обменявшись условным знаком с Друэ и Гийомом, ехавшими верхом; они должны были двигаться перед экипажами, освобождая дорогу и охраняя их.

Но что же все это время делал г-н де Буйе? Об этом мы и расскажем в следующей главе.

Господин де Буйе находился в Дёне, где провел ночь в смертельной тревоге. Это был передовой пункт его наблюдательной позиции. В три часа, не получив никаких известий, он снова вернулся в Стене. Там г-н де Буйе находился в расположении своих сил и мог действовать решительнее, располагая большим числом солдат.

От четырех до пять часов утра к нему один за другим прибыли г-н де Рёриг, г-н де Режкур, г-н де Буйе-сын. От них он узнал все.

Но г-н де Буйе не слишком был уверен в своих людях.

Его окружали дурные, как он говорил, города, то есть патриотически настроенные; ему угрожали Мец, Верден, Стене. Но Дён он покинул главным образом потому, что опасался за Стене. Немецкий королевский полк оставался единственным, на который можно было положиться, хотя и требовалось его «раскалить».

Господин де Буйе и его сын Луи от всей души взялись за дело. Бутылка вина и луидор каждому солдату сделали свое. Правда, полку потребовалось два часа, чтобы вооружиться и выступить.

Господин де Буйе вышел из Стене в семь часов утра, как раз в то время, когда король уже садился в карету.

За два часа полк проделал восемь льё, отделявших его от Варенна. По пути им встретился гусар.

— Что нового? — спросил его де Буйе.

— Король арестован.

— Мы это знаем. Что еще?

— Король уже выехал из Варенна.

— Куда он направляется?

— В Париж.

Де Буйе не стал продолжать разговор с гусаром. Он вонзил шпоры в бока коня; полк последовал за командиром.

Как сообщает протокол суда над королем, из Варенна видели, что полк, словно вихрь, промчался вниз с горы прямо через виноградники. Когда де Буйе прибыл на площадь Великого Монарха, король уже целый час был в пути.

Нельзя было терять ни секунды: Больничную улицу забаррикадировали, мост перегородили; им пришлось обойти город, в Бушерй перейти реку вброд и занять позицию на дороге в Клермон, чтобы остановить эскорт короля. Приказ был отдан; маневр выполнен; реку форсировали.

Еще триста шагов, и они выехали бы на дорогу. Но путь им преградил Мельничный канал: шесть футов глубины! неприступные склоны!

Нужно было остановиться и возвращаться назад.

На мгновение у де Буйе мелькнула мысль обойти город с другой стороны, перейти реку у брода Сен-Жангульф, выехать на улицу Сен-Жан, пересечь Варенн и атаковать эскорт королевских карет с тыла. Но драгуны выбились из сил, лошади еле шли, а ведь нужно было еще сражаться, чтобы пробиться через Варенн и добраться до короля.

Сообщили, что гарнизон Вердена выступил из города с одним орудием; веры в успех не было. Люди де Буйе поняли, что все потеряно.

Господин де Буйе, плача от бессильной ярости, вложил шпагу в ножны и приказал отходить. Жители верхнего города наблюдали, как он и его драгуны простояли на месте еще час, не в силах решиться отступить.

Наконец де Буйе двинулся со своими солдатами по дороге на Дён и скрылся из виду. С тех пор их больше не видели.

Король продолжал свой путь, крестный путь.

Я со всеми подробностями рассказал о событиях, коим был очевидцем, и буду таким образом продолжать свой рассказ до их завершения — возвращения короля в Париж, — во-первых, потому, что эти события, как мне представляется, имеют величайшее значение; во-вторых, потому, что, кроме Мишле, у которого мы обнаруживаем лишь одну ошибку, все историки остаются с нравственной и фактической точек зрения более или менее далеки от истины. Мы говорим с нравственной точки зрения в том случае, если историки ошибочно судят о духе или мнениях действующих лиц; мы говорим с фактической точки зрения тогда, когда они ошибаются в отношении времени и мест действия.

Из всех историков наибольшее количество фактических ошибок допускает г-н Тьер.

Первая ошибка — он называет Пон-де-Сом-Вель Пон-Сомервилем. Пон-де-Сом-Вель означает «мост у истоков Вель»; Пон-Сомервиль не означает ничего.

Вторая ошибка — у него короля арестовывают в гостинице «Великий Монарх», а не в «Золотой руке», то есть в нижнем городе, а не в верхнем. Добравшись до гостиницы «Великий Монарх», король был бы спасен, ибо нашел бы там г-на де Рёрига, г-на де Режкура и г-на де Буйе.

Третья ошибка — Друэ он называет сыном содержателя почты, тогда как тот сам был содержателем.

Четвертая ошибка — утверждение, будто река была слишком глубока и поэтому драгуны не смогли ее перейти. Но путь г-ну де Буйе и его солдатам преградил Мельничный канал, а не река Эна.

Наконец, пятая ошибка — г-н Тьер пишет, будто обратный путь короля в Париж длился неделю. Король вернулся в Париж через три д н я, и вот доказательство тому, извлеченное из дорожного дневника короля, собственноручно им написанного:

«Среда, 22-го; отъезд из Варенна в пять или шесть часов утра (король ошибается: было семь часов); завтрак в Сент-Мену; в два часа ночи приехал в Шалон, там ужинал и ночевал в старом здании интендантства.

Четверг, 23-го; они прервали мессу, чтобы ускорить отъезд; завтракал в Шалоне, обедал в Эперне; комиссаров Национального собрания встретил в Пор-а-Бенсоне; в одиннадцать часов вечера прибыл в Дорман, где и ужинал; спал три часа в кресле.

Пятница, 24-го; отъезд из Дормана в половине восьмого утра; обедал в Ла-Ферте-су-Жуар; прибыл в десять часов в Мо; ужинал и ночевал в резиденции епископа.

Суббота, 25-го; выехал из Мо в половине седьмого утра; без остановки прибыл в Париж в восемь часов».

Если история, делая вид, будто презирает красочные подробности, не обращает внимания на точные даты, то, спрашивается, зачем она нужна? Сама по себе хронология мало что значит, но хронология неверная не значит ничего.

За г-ном Тьером следует г-н де Лакретель. Он пытается заменить точность красивым стилем. У него обильные эпитеты и образы почти скрывают ошибки. Однако, судите сами.

Вот что рассказывает де Лакретель о драгуне Лагаше, получившем приказ догнать Друэ, имени которого драгун не мог знать, что ему было вполне простительно, ведь первым упомянул о Друэ г-н Гюстав Невё-Лемэр, автор брошюры, озаглавленной

«Арест Людовика XVI».

«Командир принял одну меру предосторожности, которая могла бы оказаться достаточной, чтобы избавить короля от любой опасности, — пишет г-н де Лакретель. — Заметив, по какой дороге поскакал Гийом, он приказал храброму сержанту преследовать беглеца, задержать или убить его, если тот окажет сопротивление. Сержант бросился вперед с пылом истинного француза, желающего спасти короля. После часа бешеной погони он замечает жестокого эмиссара, нагоняет его и пытается своими криками остановить; но Гийом поскакал быстрее и сумел уйти от преследователя; сержант, напрасно проблуждав окольными путями, задумывается, не следует ли ему обратить против себя самого то оружие, коим он собирался сразить рокового якобинца».

Перед вами драгун Лагаш, который размышляет, не следует ли ему, подобно Бруту, упасть грудью на кинжал, или, подобно Катону, выпустить себе кишки! И это не считая той мелочи, что г-н де Лакретель заставляет своего сержанта гнаться за Гийомом, тогда как история свидетельствует о том, что он преследовал Друэ.

Пойдем дальше, но мимоходом «заденем» аббата Жоржеля, приобщив его к делу.

Аббат Жоржель превосходит г-на де Лакретеля: он арестовывает короля в Сент-Мену, вместо того чтобы задержать его в Варение.