Вне всякого сомнения, когда-то здесь было красивейшее местечко. Люди понатыкали всюду причалы и пирсы[21], успевшие за давностью лет обрасти мхом. От роскошной зелени, некогда одевавшей берега, остались одни воспоминания — вода размывала обнаженную землю и превращала ее в грязь. Увы, течение реки было почти незаметно, в воздухе совсем не чувствовалось ветра. Ничто не уносило сточные воды неопрятного пиратского городишки, ничто не развеивало вонючий дым, висевший в неподвижном воздухе над его домами, лачугами и мастерскими. В свой срок прольются зимние дожди, чтобы на короткий срок дочиста отмыть Делипай и обновить воду в гавани. Но пока до этого было далеко — и хрустальная некогда лагуна благоухала всеми ароматами неопорожненного ночного горшка.

Задержаться здесь на якорной стоянке более чем на несколько дней значило заразить корпус корабля гнилью и плесенью. Испить воды из большинства колодцев — нажить жестокий понос, а при особом «везении» — еще и лихорадку в придачу… И тем не менее Кеннит, наблюдавший за работой команды, видел, что его люди трудились слаженно и охотно. Даже те, кто сидел в гребных шлюпках («Мариетта» входила в порт на буксире), старались изо всех сил. Для них смрад, долетавший с берега и поднимавшийся из воды, был не просто зловонием. Это был благословенный запах родного дома… и платы. Традиция предписывала незамедлительную дележку какой ни есть добычи, как только корабль ошвартуется у причала. А стало быть — всего через несколько часов бравые морские разбойники будут обнимать непотребных девиц и вволю заливать глотки пивом. Ради этого следовало постараться!

Да. И еще прежде, чем назавтра взойдет солнце, большая часть кровью заработанных денежек перекочует в ненамозоленные ладошки купцов, содержателей гостиниц и хозяев потаскух Делипая. Кеннит с жалостью покачал головой и вновь прошелся по усам смоченным лимонным маслом платочком. Он даже позволил себе слегка улыбнуться. По крайней мере нынче от их пребывания в Делипае будет определенный толк. Ибо команда будет не просто сорить деньгами по кабакам, но и распространять весьма полезные семена. Семена его честолюбия. Не успеет взойти солнце, как половина города прослышит о замечательном жребии, предначертанном капитану Кенниту на острове Других… посему, когда они причалят и настанет время дележки, капитан намерен был явить примерную щедрость. Нет-нет, он ни в коем случае не собирался действовать напоказ. Просто его доля будет равна удвоенной доле команды — и не более. Пусть люди сойдут на берег с приятной тяжестью в кошельках. Пусть знает и помнит весь Делипай, что пиратам капитана Кеннита нет нужды отказывать себе в удовольствиях. Пусть припишут это удачливости щедрого предводителя.

И задумаются — а может, не хило бы и всему Делипаю со временем оказаться под крылышком его щедрой удачи?…

Старший помощник почтительно замер рядом с облокотившимся о поручни капитаном.

— Соркор, — обратился к нему Кеннит, — видишь вон там холмик с утесом? Думается мне, если бы построить там башню, река просматривалась бы на порядочное расстояние. А если еще поставить на той башне баллисту-другую, то ни один корабль, сумевший обнаружить фарватер, просто так к гавани не подберется. То есть город и о любой опасности узнавал бы заранее, и в случае чего мог бы хорошо держать оборону. Что скажешь?

Соркор прикусил губу, но ничем более себя не выдал. Всякий раз при приближении к Делипаю Кеннит заводил с ним этот же разговор. И всякий раз бывалый старпом отвечал одними и теми же словами.

— Скажу, господин мой, что, найдись в здешних болотах хоть сколько-нибудь камня, и башню можно было бы возвести, и валунов наверх натаскать для баллисты. Дело хорошее, кэп, и нет в нем ровно ничего невозможного. Вот только кто станет за все платить, да и за строительством присматривать? В Делипае, сам знаешь, народ только тем и занят, что ссорится да грызется. Где ж им между собою договориться, чтобы целую башню возвести да еще и дозор на нее выставить?…

— Будь в Делипае сильный правитель, — сказал Кеннит, — он бы справился и не с таким делом. Он, пожалуй, с этой башенки только начал бы.

Соркор бросил на капитана опасливый взгляд. Их традиционный разговор получил новое и неожиданное продолжение. Нет ли тут какого подвоха?…

— Делипай — город свободных людей, — проговорил он осторожно. — У нас нет правителя…

— Это верно, — согласился Кеннит. И тут же пустил пробный шар: — Вот потому-то нами и правит жадность купцов и потаскушичьих сутенеров. Подумай сам! Каждый из нас, собратьев-пиратов, за свою добычу жизнью рискует. Но когда приходит пора снова поднимать якорь, где оно, наше золотишко? Уж конечно, не у нас в карманах. И получается, что в итоге храбрый моряк покупает за свои деньги одну головную боль, а то еще дурную болезнь, если по притонам таскался. И чем больше монет тратит он в Делипае, тем, выходит, дороже встают ему девки, еда и питье!.. Но ты прав, Соркор. Делипаю не правитель нужен, а предводитель. Человек, который заставит здешних жителей самих управлять своей жизнью. Чтобы каждый раскрыл пошире глаза и увидел, ЧЕМ мог бы в действительности обладать!

И Кеннит вновь обратил взор на своих матросов, что орудовали веслами на шлюпках, буксировавших тяжелую «Мариетту». Его ленивая, расслабленная поза ничего не могла подсказать Соркору — только что произнесенное капитаном на самом деле было тщательно отрепетировано заранее. Кеннит придерживался весьма высокого мнения о своем старпоме. Соркор был не только лихим мореплавателем, но и большим умницей (хотя доброго образования получить ему не довелось). И хитрый капитан имел основания полагать: если уж ему удастся увлечь своего старшего помощника такого рода прожектами, значит, начнут прислушиваться и все остальные!

Он незаметно покосился на Соркора и увидел, что загорелый лоб старпома рассекла морщина. Она прорезала белесый шрам на месте, где когда-то была рабская татуировка. Соркор думал долго и тяжко, но в конце концов сказал:

— Мы здесь — все люди вольные, но так было не всегда. Из тех, кто здесь поселился, половина были рабы, а другие едва ими не стали. И сейчас у многих невольничьи татуировки… или оставшиеся от них шрамы. А у кого их нет, тем, вздумай они вернуться туда, откуда пришли, достались бы кнут и петля… Помнится, несколько дней назад ты что-то говорил о короле, которого-де пора завести нам, пиратам. И ты знаешь, не от тебя первого я слышу об этом. И чем больше у нас появляется купцов — тем чаще слышатся подобные разговоры. О всяких там мэрах, королях, городских советах и страже… Дело, конечно, хорошее, да только мы, беглые, у себя дома всего этого довольно уже нахлебались. Почему, собственно, мы и живем тут, а не там. Никто из нас не захочет, чтобы наверху сидел кто-то и указывал что нам делать, а что нет. Нам этого хватает и на кораблях… со всем почтением, кэп. Прости уж за откровенность.

— Никаких обид, Соркор. Ты просто вот о чем поразмысли: безвластие и безначалие, милые твоему сердцу, на поверку оказываются всего лишь еще одной разновидностью гнета… — Говоря так, капитан пристально следил за выражением лица своего старпома, и недоумение, обозначившееся на нем на какой-то миг, сказало Кенниту, что он выбрал неверные слова. «Надо будет, — сказал он себе, — научиться разговаривать с такими, как мой старпом, на их собственном языке!» И он добавил с самой сердечной улыбкой: — …как выразился бы какой-нибудь шибко образованный умник. Ну а я крепко верю в своих славных матросов и выражаться стану так, как мы тут обычно промеж собою толкуем. Иначе говоря, что мы до сих пор имели в Делипае? То один, то другой сукин сын в городе заправляет. Помнишь, как Подди со своей шайкой головы проламывал и кошельки отнимал? В те дни даже вроде как само собой разумелось, что, вздумай какой матросик пойти на берег не в компании своих парней, а один, так его еще до полуночи поколотят и обдерут как липку в каком-нибудь темном углу. Да и компании лучше было держать кулаки наготове, потому что банда Подди все одно на них налетит. И ведь так бы оно по сей день продолжалось, да стакнулись однажды команды с целых трех кораблей — и такого перцу им задали, что с тех пор ни слуху ни духу! А сейчас что творится? Самое малое в трех кабаках наш брат моряк может только гадать, что за свои деньги получит: шлюху, за которую заплатил, или по затылку дубинкой… И что? Никто ничего не делает. Все помалкивают себе в тряпочку. Кроме тех, ясно, кого прибили и обобрали, а что они могут поодиночке? Так-то вот…