— И еще свои драгоценности. Чтобы продать их, если придется.

Брэшен приподнялся на локте. Потом снова откинулся на плетеную сетку.

— Что касается вещей — ты очень скоро поймешь, что не сможешь таскать их всюду с собой. Так что можешь не беспокоиться: пускай лежат, где лежали. Драгоценности… Отчего не вообразить, что ты их уже забрала и уже продала одну за другой… тягостное, кстати, занятие… и вырученные деньги закончились, так что надо наконец посмотреть жизни в глаза. Представь себе, что так и произошло. И время сбережешь, и ценности какие ни есть все целей будут. Если Кайл еще не позаботился понадежней запереть твое барахло…

Тишина, сопроводившая это горько-жизненное рассуждение Брэшена, была некоторым образом темней той лишенной звезд пустоты, в которую всматривался Совершенный. Потом Альтия заговорила снова, и ее голос прозвучал жестко.

— Полагаю, ты прав, — сказала она. — Мне следует что-то предпринимать, а не сидеть и ждать, пока что-то случится. Я хочу найти работу… А единственное известное мне ремесло — это служба на корабле. К тому же для меня это единственный способ вновь попасть на Проказницу. Но кто ж меня наймет, пока я хожу в этой одежде…

Брэшен презрительно фыркнул:

— Да посмотри ж ты на вещи как они есть! Не в тряпках дело — просто ты баба, и именно поэтому никто тебя не наймет! Все одно к одному против тебя, неужели не ясно? Ты — баба, ты — дочь Ефрона Вестрита… и Кайл Хэвен вряд ли бросится целовать того, кто возьмет тебя на работу!

Альтия очень тихо спросила:

— Ну а моя фамилия-то тут при чем? Почему мне нельзя быть дочерью Ефрона Вестрита?… Он был очень хорошим человеком…

— Правильно. Хорошим. Очень хорошим… — Голос Брэшена на какое-то время смягчился. — Просто… если уж ты родилась дочерью старого торгового семейства… очень нелегко перестать ею быть. Сыном тоже, кстати… На взгляд стороннего человека торговцы Удачного — самый что ни есть нерушимый союз. Но мы-то с тобой — мы оба оттуда, изнутри. И это обстоятельство нас губит. К примеру — вот ты Вестрит, так? Значит, какие-то семейства сотрудничают с твоим и на том богатеют, другие с ним изо всех сил состязаются, а третьи как-то связаны либо с одними, либо с другими… строго говоря, никто никому не враг. Но когда ты пойдешь искать работу, будет скорее всего так же, как было со мной. «Так как тебя зовут? Брэшен Трелл?… Уж не сын ли ты Келфа Трелла? А почему, мальчик мой, ты не работаешь на свою собственную семью? Ах, ушел из дому? Ну знаешь ли, как бы не нажить мне врага в лице твоего папеньки, если я тебя найму. Так что иди себе подобру-поздорову…» Ну не то чтобы мне всякий раз говорили нечто подобное прямо в открытую, чаще на тебя смотрят и просят зайти денька этак через четыре, ты являешься… а их, видите ли, нет дома. Это я говорю о доброжелателях твоего семейства. А те, кто с ними не ладит, тем более тебя не возьмут, потому что им одно удовольствие втоптать тебя в грязь.

По ходу этой речи Брэшен говорил все медленнее. «Хочет заснуть, — сообразил Совершенный. — Сам себя убалтывает, есть у него такая привычка. Небось уже забыл, что Альтия рядом сидит…» За долгое время общения корабль успел привыкнуть к нескончаемым монологам Брэшена — парень, что греха таить, любил вслух пожаловаться на судьбу и без устали перечислял обиды и несправедливости, которые ему пришлось когда-либо вытерпеть. Под настроение, впрочем, он, бывало, разражался столь же цветистыми обвинениями в собственный адрес, ядовито рассуждая о беспросветной глупости некоего Брэшена, существа поистине бесполезного и пустого…

Альтия обиженно поинтересовалась:

— Так как же ты все-таки выжил?

— А очень просто. Отправился туда, где мое имя никого не волновало. Первый корабль, на который я попал, был калсидийским. Им там было плевать, кто я такой, — лишь бы работал побольше, а денег требовал поменьше… Самое гнусное сборище ублюдков, в какое я когда-либо попадал. Я был зеленым пацаном, но хоть бы раз какое-то снисхождение!.. Я и удрал с корабля в первом же порту, где мы причалили. И ушел в море в тот же самый день, но уже на другом судне. Не сказать, чтобы там было намного лучше — но все-таки. А потом… — Брэшен внезапно умолк, и Совершенный готов был решить, что моряк задремал. Он слышал, как Альтия возилась на полу, пытаясь найти более удобное положение. Тут Брэшен заговорил снова: — В общем, когда мы вернулись в Удачный, я был уже опытным матросом. Да, опытным и закаленным. И что ты думаешь? Столкнулся все с тем же самым проклятием. Длявсех здесь я по-прежнему был «сыном Трелла» — и точка. Я-то, дурак, думал, будто кое-чего в жизни уже добился. Я действительно пришел к отцу и сделал попытку с ним помириться. Но мои достижения его не больно-то впечатлили… Можно сказать, совсем даже не впечатлили. Так какого хрена… В общем, я ходил от одного корабля к другому и пытался наняться. Я обошел все, какие стояли тогда в порту. Все! И нигде не желали нанимать «сына Келфа Трелла»! Когда я добрался до «Проказницы», то надвинул головной платок на самые брови и старался не поднимать глаз от палубы. Я спросил, нет ли честной работы для честного моряка… И твой отец ответил, что даст мне попробовать. Что испытает меня. Сказал — честный человек ему пригодится. И так он как-то это сказал… Я ведь был уверен, что он меня не узнал и что стоит мне открыть ему свое имя — и он тут же меня выгонит. Но я ему сказал. Вот так взял посмотрел на него и говорю: «Я — Брэшен Трелл. И когда-то я приходился сыном Келфу Треллу». А он мне на это: «Твоя вахта, моряк, от этого не станет ни на минуту длинней или короче». И ты сама помнишь, что именно так оно и получилось.

— Калсидийцы, — тупо проговорила Альтия, — женщин не нанимают.

И Совершенный задумался, что из рассказанного Брэшеном она вправду слышала, а что пропустила мимо ушей.

— Как моряков — нет, — согласился Брэшен. — У них есть поверье, будто женщина на борту корабля привлекает морских змей. Это потому, что у женщин бывает кровь, ну, ты знаешь. Многие матросы так говорят.

— Что за чушь!.. — вырвалось у нее.

— Ага. Мы, моряки, вообще народ туповатый.

И он засмеялся над собственной шуткой, но Альтия не присоединилась к нему.

— В Удачном есть женщины-матросы. Так что кто-нибудь меня все же наймет.

— Может, и наймет, но все будет не так, как ты себе представляешь, — перебил Брэшен. — Да, есть женщины, которые ходят в море, но большинство из тех, кого можно встретить в порту, трудятся на своих семейных кораблях… под защитой своих братьев и отцов. В ином случае, если ты будешь одна… тебе, извини за прозу, очень скоро придется выбирать, с кем из товарищей по команде ложиться под одно одеяло. И если тебе повезет, они по крайней мере других к тебе не подпустят. А если не повезет… они станут предоставлять твои услуги всем прочим. За плату. Причем большинство капитанов и их помощников на такие дела смотрят сквозь пальцы — только бы на корабле был порядок, а больше их ничто не волнует. Ну, конечно, если сами на тебя глаз не положат… — Он помолчал и ворчливо добавил: — Можно подумать, ты без меня об этом не знала. Ты же выросла среди моряков, так что не говори мне, будто ни о чем подобном слыхом не слыхивала. Все ты знаешь прекрасно. И все-таки подумываешь наниматься? Почему?…

Альтию охватила ярость. Ей хотелось кричать, что она не верит… но она знала, что он говорил правду. Еще ей хотелось как следует потрясти его за грудки, спрашивая, ну почему мужики такие мерзавцы. Вот только Брэшену на подобный вопрос ответить было не легче, чем ей самой.

Тишина залегла между ними, тишина и темнота. Гнев Альтии постепенно выгорел, оставив после себя пустоту.

— Так что же мне делать? — спросила она, чувствуя себя абсолютно несчастной. Совершенному показалось, что она обращалась вовсе даже не к Брэшену, но моряк тем не менее ответил.

— Постарайся, — сказал он, — при новом рождении оказаться мальчишкой. И желательно — не из Вестритов.

Поудобней устроился в гамаке, ровно и глубоко задышал… Скоро послышалось легкое похрапывание.