— Сделаю, Гельмут. Даю вам слово.
И тогда старик прошептал еще одно слово. Ру выпрямился, пылая от гнева. Карли удивленно уставилась на него:
— В чем дело?
Заставив себя успокоиться, Ру ответил:
— Я вам скажу позднее. — Взглянув на старика, чьи веки снова затрепетали, он сказал:
— Вы ему нужны.
Карли встала рядом с отцом и взяла его за руку.
— Я здесь, отец, — прошептала она, но старик снова потерял сознание.
Перед рассветом Гельмут Гриндаль умер.
Похороны были простыми, но именно таких, думал Ру, желал бы сам Гриндаль. Карли, чье лицо было скрыто черной вуалью, в молчании смотрела, как жрец Лимс-Крагмы, Богини смерти, произнес благословение и зажег погребальный костер. Внутренний двор храма в то утро был переполнен; кроме Гриндаля, хоронили еще пятерых. Над оградами поднимался дым от остальных костров. Карли, Ру, Дункан, Луи, Мэри и двое работников компании «Гриндаль и Эйвери» молча ждали. Посмотрев вокруг, Ру сказал себе, что этого слишком мало для человека, который прожил жизнь, обеспечивая драгоценностями всех влиятельных лиц Королевства. В последние два дня от представителей делового мира было получено несколько писем с выражением соболезнования, но ни один из тех знатных господ, которые были в числе неизменных клиентов Гриндаля, не удосужился прислать хоть пару строк, чтобы утешить его дочь. Ру дал себе слово, что на его похоронах будут присутствовать богатейшие и могущественнейшие люди Королевства. Пламя поглотило покойника.
— Пошли, — отвернувшись от костра, сказала Карли.
Ру подал ей руку и проводил к экипажу. Усаживая ее и Мэри в карету, он сказал:
— Традиция требует, чтобы я поставил служащим поминальную выпивку. Это будет на складе. С вами все в порядке?
— Да, — сказала Карли. Несмотря на бледность, голос у нее был спокоен, а в глазах не было слез. Ее мужество восхищало Ру.
— Я приеду позже, — сказал он и, помолчав, добавил:
— Если вы не возражаете, конечно.
— Буду рада, — ответила она с улыбкой.
Захлопнув дверцу экипажа, Ру велел кучеру отвезти девушек домой.
— Боги, как я ненавижу похороны! — воскликнул Луи, когда они вышли из храма и направились к складу.
— Не думаю, что даже жрецы богини смерти их любят, — заметил Дункан.
— Я целую неделю буду вонять древесным дымом, — заявил Ру.
— И смертью, — сказал один из работников.
Ру кивнул. Над храмом богини смерти неизменно висел дым. В пламя бросали травы и благовония, но под Махартой Ру нанюхался горящего мяса, чтобы распознать этот запах везде.
Возчики и остальные работники уже приготовились к поминкам. На скамье выстроилось несколько бутылок крепкого пива. Их немедленно откупорили. Когда у каждого в руках оказалась бутылка, Ру сказал:
— Гельмут Гриндаль. Нелегкий, но честный, хороший партнер, любящий отец, заслуживший доброе к себе отношение.
— Пусть Лимс-Крагма будет к нему милостива, — сказал Луи.
Они пили в память Гельмута и говорили о нем. Ру проработал с ним дольше всех и меньше чем за год утроил доходы Гриндаля. Теперь на фирму «Гриндаль и Эйвери» трудились семь человек, не считая Дункана и Луи.
Поскольку у них было немного общих воспоминаний, разговор быстро превратился в обсуждение вопроса о том, кто убил старика. Ру какое-то время слушал, а потом отослал всех по домам.
Когда работники ушли, Ру сообщил Луи и Дункану то, что сказал ему Гельмут. Они обсудили меры, которые нужно было принять, и, когда план был составлен, Ру отправился к Карли.
Гнев и жажда мести бурлили в нем, и Ру едва не прошел мимо дома. Он постучал в дверь. Мэри открыла и сразу отступила в сторону, чтобы Ру мог войти.
Карли сменила черное траурное одеяние на отделанное кружевами яркое голубое платье, смахивающее на праздничное. Увидев на столе ужин, Ру удивился, но внезапно почувствовал, что отчаянно голоден.
Ели они почти в полном молчании.
— Вы кажетесь таким далеким, — сказала наконец Карли.
Ру покраснел.
— Я так переполнен гневом, вызванным убийством вашего отца, что даже не подумал о том, что чувствуете вы, — сказал он. Перегнувшись через стол, он взял ее за руку. — Простите.
Она легонько сжала его пальцы.
— Не нужно. Я понимаю.
После ужина они перешли в гостиную, а Мэри принялась убирать со стола. Карли предложила Ру бренди — значительно более высокого качества, чем то, каким его когда-либо угощал Гриндаль. Охваченный странным чувством, он произнес: «Гельмут», поднял в знак приветствия кубок и в один глоток его осушил.
— Я все время представляю себе, что вот сейчас он войдет в эту дверь, — сказала Карли.
— Понимаю, — кивнул Ру, взглянув на дверь. Он чувствовал то же самое.
— Что мне делать? — неожиданно спросила Карли.
— Что вы имеете в виду? — удивился Ру.
— Когда отца не стало… — Внезапно из глаз у нее полились слезы. Ру обнял ее за плечи, а она рыдала, уткнувшись ему в грудь.
— Я дал слово вашему отцу заботиться о вас, — сказал Ру наконец.
— Я понимаю, что вами движут добрые побуждения, но не надо говорить ничего, о чем бы вы позже могли пожалеть.
— Не понимаю, — сказал Ру.
Карли заставила себя успокоиться.
— Я знаю, что отец собирался нас поженить, Руперт, — сказала она. — Из всех, кто просил его помощи, вы были первым, кто ему понравился. Но я знаю и то, что он очень переживал по поводу нашей… женитьбы. Он никогда не говорил со мной об этом, но я видела, что он надеется, что через какое-то время мы сами решим… пожениться. Но теперь все зависит от вас. И вы не должны считать, что… чем-то обязаны.
Ру показалось, что комната накренилась. Он не знал, что тому причиной: бренди, бессонница, гнев или разговор с этой странной девушкой.
— Карли, — медленно произнес он. — Я знаю о планах, что имел ваш отец относительно нас. — Он опустил глаза. — И по правде говоря, впервые придя сюда, я был готов ухаживать за вами, но не думал тогда о ваших чувствах. — Он сделал короткую паузу и продолжал:
— Не знаю, смогу ли я объяснить это, но я начал… ценить вас. Я обнаружил, что… наслаждаюсь временем, которое мы проводим вместе. Я чувствую определенные обязательства перед вашим отцом, но мое чувство к вам
— нечто гораздо большее.
Карли пристально посмотрела на него.
— Не лгите мне, Руперт, — сказала она.
Он обнял ее за талию.
— Я не стал бы вам лгать. Вы мне дороги. Позвольте мне доказать вам это.
Карли посмотрела ему прямо в глаза и взяла его за руку.
— Идемте со мной.
Она привела его наверх, в свою комнату, и заперла дверь. Положив руку ему на грудь, она подтолкнула его к кровати, заставив сесть. Быстро расстегнув пуговицы, она уронила платье на пол, затем распустила на плечах завязки сорочки и осталась перед ним обнаженная в свете единственной свечи, горевшей на ночном столике.
У нее была юная, крепкая грудь, но даже ни намека на талию. И в ее лице не было ничего, что мужчина мог бы назвать красивым, если не считать сияющих глаз.
— Вот какая я, — сказала она дрожащим голосом. — Я некрасивая. И толстая. И теперь у меня нет богатого отца. Разве кто-то может меня полюбить?
Ру встал и, чувствуя, что на глаза у него наворачиваются слезы, обнял ее.
— Никто еще не обвинял меня в том, что я кому-то понравился. Я привык, что меня обзывают «крысиной мордой» или даже похуже. — По его щеке прокатилась слеза. — Внешность — это еще не все.
— Перестань, — сказала она и положила голову ему на грудь.
Потом она уснула в его объятиях, а Ру не спал и смотрел в темноту. Они любили друг друга неуклюже, но страстно, хотя эта страсть была несвободной. Карли была слишком неопытна, а Ру приходилось заставлять себя быть более бережным, чем он привык.
Он помнил, что в какое-то мгновение обещал жениться на ней, и понимал, что, когда время траура закончится, ему придется сдержать свое слово. Но сейчас мысли Ру вернулись к планам, которые разработали они с Дунканом и Луи. Ибо единственной вещью, о которой он не сказал Карли, было то, что ее отец прошептал ему перед смертью.