— Не жилец, вот оно как, — я словно прошипел эту фразу, ярость и злоба уже били в голову, прямо в темечко, и меня всего трясло.

Эта была последняя капля, довела поскуда!

— Тварь, ты кем себя возомнила? — крик вырвался из меня, и ладонь с оттяжкой летит в голову, сбивая на землю.

— Не жилец, не жилец, — я хватаю ее за волосы и тяну за собой к домику, к раскрытому проему, в котором во мраке виден раненый Крист, который просто умирал, брошенный в одиночестве.

Неждана же давай завывать белугой:

— А-а-а-а.

А от ее крика ярость словно еще больше распалялась, как я ни пытался ее сдерживать, нет, это была уже не ярость, а ненависть к этой суке.

Схватив ее второй рукой, я подымаю.

— Тебе что было сказано, следить за ним, а ты что, паскуда?

Она начала вырывать у меня из рук:

— А-а-а, пусти.

— Раз отец тебя пару раз драл, хозяйкой себя здесь возомнила, а?

И, не выдержав, я приложил ее головой, точнее, лицом о не ошкуренные доски. Из разбитого носа и появившихся ран хлынула кровь.

— Может, и мне сладенького от тебя перепадет, а, Неждана?

— Братик, — я еле услышал голос сестры.

— Пошла вон, холопка, — и отбросил ее от себя. — И лучше мне на глаза не попадайся, тварь. Какая же она тварь.

— Все хорошо, Варна, все хорошо, подай ту тряпицу.

— Довела, довела все-таки до белого каления.

Я же прикрыл глаза, успокаиваясь и пытаясь прогнать злобу, что меня одолела.

— Вот держи.

— Спасибо, сестренка.

Приняв протянутую ткань, я обтер руки.

— А правда, что отец с Нежданой? — раздался вопрос неожиданный вопрос.

— Не, то по глупости да по злости сказано, забудь и не трепись, почем зря, хорошо? — я серьезно на нее взглянул.

Сестрёнка, только насупившись, кивнула.

— Пойдем до отца, после того как я с ним поговорю, ты останешься в доме и не мешаешь. А я буду лечить Криста, и ты вечером его увидишь, придётся сильно поработать и не хочется отвлекаться, добро?

— Ты его вылечишь, братик, я не буду мешать, правда.

— А о Неждане надо было мамкам просто сказать да тятеньке, ух бы они ее наказали, — сестра высказала свое мнение о происшествии.

— Возможно, сестричка, не смог сдержаться.

Она лишь хмыкнула.

— Если бы не ты, я сама бы ей зенки выцарапала, ишь что удумала. Крист не жилец, вот белебеня[1]. Он обязательно выздоровеет. — И сестра сжала свои кулачки.

Мда вот не завидую теперь Неждане, устроит ей сестра веселую жизнь.

Ну и черт с ней, сама виновата, дура.

— Конечно, ведь о нем моя сестра заботится, — я ухмыльнулся. Хотя если вспомнить каким взглядом сестра смотрела на Криста, то, похоже, она влюбилась.

Ладно, с этим потом разберемся, с любовью этой.

Вернувшись на наше подворье, отца застали за концом трапезы.

— Сын, сказали мне, что ты вернулся, — и он протер рукой усы. — Сказывай, как сходили, что видел?

— В Щецине с прадедушкой были, в храме Триглава были, по торгу прошлись, мне прадедушка тул со стрелами подарил, на судилище были, там состоялся суд богов. Победителем вышел Говша, прадедушка Рознег к нам в гости его зазвал, тому идти некуда было, все родичи полегли.

Отец нахмурился немного и свел брови.

— Справный вой?

— Справный, — я кивнул.

— Показывай, что там за тул такой.

Сходив до своих мешков, которые так и не разобрал, принес отцу показать подарок. Осмотрев его и стрелы, он выдал свое заключение:

— Справный, справный. А о том, что у нас случилось, думаю, прослышал уже, — и он кивнул на сестренку.

— Да, отче, слышал, как охота на волков прошла?

— Да какая охота, — он махнул рукой, — порыскали по лесам, да и все, не было иных следов, окромя того волка. Видать, одиночка или изгой, то ли от голода, то ли от чего еще напал. Да и с матерым Крист бы не справился, тем более тем ножичком. Которым только воробьем пугать.

— Тятя, смотрел я Криста, он может не выжить.

— Ха-ха, лекарем, что ли, заделался али травницей, выживет не выживет.

— Может, и выживет, только вот что я подумал, отец, — и взглянул в его глаза. — Ежели не выживет, не дело, чтобы он холопом ушел, пусть вольным уйдет.

— Вольным, говоришь, — взгляд отца был пристальный. Я же не отводил свой.

Он хмыкнул и ударил ладонями по коленям.

— Дело, сын, говоришь, надобно его отблагодарить, пусть то воля будет, достоин. Обожди, — и отец, поднявшись, ушел в дом.

Сестра тут же ко мне подбежала.

— Неужто тятенька Кристу волю даст?

— Видимо, Варна, даст, будет твой спаситель вольным, словно ветер.

Сестра нахмурилась, а ее лобик сморщился.

— Тогда еже ли он вольным будет, он уйдет, да? — в ее голосе я различил нотки грусти.

— Куда он от нас денется-то, — и я подмигнул.

А спустя пару минут появился отец, неся в руках боевой нож в простых ножных ножнах с деревянной рукоятью.

— Пошли, — только и сказал отец. Я направился вслед за ним, и, чуть отставая, шла Варна.

— А ты куда это направилась, тебе что было сказано, ни шагу с подворья.

— Тятенька, — протянула просящим тонким голоском сестрица, — я же с вами, вместе.

— На подворье шагай, без тебя справимся уж как-нибудь.

Сестрица огорченно повернула назад, хоть плакать не начала, и то хорошо. Проводив ее взглядом, я устремился догонять отца, который широкими шагами шел в холопскую.

Открыв дверь в дом где лежал раненный, отец немного постоял, вглядываясь в Криста, а после шагнул за порог.

Я же взглянул на Криста, живой и дышит ровно, это хорошо, а то были опасения, что Неждана что-нибудь вытворит эдакое.

— Я Велерад, вольный человек, владеющий холопом Кристом, — начал говорить отец, — дарую ему свободу от холопства, отныне он вольный человек, сказано то при видоке, сыне моем Яромире. — За поступок же его и смелость дарую ему нож, пусть он ему служит и в мире, и на войне.

Отец аккуратно положил нож на грудь Криста.

Выйдя из дома, отец вздохнул.

— А Неждана где? Ей было сказано смотреть за ним, — и отец кивнул в сторону раненого.

— Не справилась она с твоим наказом, — я пожал плечами.

— Вот оно как, — отец задумчиво протянул: — Выпорю.

— Я уже ее наказал, отец.

— Хм, ну что ж, тогда надо кого кликнуть, пусть за Кристом присмотрят, да пойдем, дела еще есть.

— Отец, я разберусь, да и сам немного за Кристом присмотрю, попробую помочь, — и, подняв ладонь, выдал немного силы жизни.

Отец хмыкнул с одобрением. А после положил на мгновение руку на плечо и молча отправился в сторону дома.

Развернувшись, я шагнул в избу.

— Ну что ж, настало время волшебства, — уперев руки в боки, я рассматривал раненого.

Сильно пострадала левая рука и немного правая, также раны имелись на боку и на ноге. О степени повреждений судить не могу, рассмотреть тяжело в полутёмном доме. Да еще и запекшаяся кровь, и разорванная одежда.

Крист был без сознания, а, прикоснувшись к нему, я почувствовал, что у него был жар. Его еще и трясло всего.

За прошедшее время я надеюсь, хоть парочка процентиков моей силы восстановилась.

Положив обе руки на грудь, я пустил свою силу, не сильно усердствуя, одна десятая, как я чувствую, и хватит, не стоит все и сразу.

Выйдя на улицу, я свистнул, надеюсь, сейчас прибежит парочка помощников, одному несподручно будет.

И действительно, спустя пару минут подошли двое наших холопов.

Первым пришел Дорге, мужик уже в возрасте с седой бородой, он старший над холопами и фактически член семьи, несмотря на статус холопа, и именовал я его не иначе как дядюшка Дорге, работящий и незлобивый по характеру. Он был семейным, а его жена и дети тоже считались нашими холопами.

Другим же был Хотен, его отец выкупил за мешок зерна, когда тому еще и десяти зим не было, сейчас же молодой и здоровый мужчина слегка за двадцать.

— О, а я думал, кто здесь озорует, а это ты, Яромирушка, — старик по-доброму мне улыбнулся.