У меня дома получше сделано, такое окно располагалось над самим очагом, и дым выходил свободно.

А уж париться в такой баньке просто прекрасно, наподдашь пара иной раз так, что словно в тумане, да и жар стоит такой, что любые косточки прогреет.

Выпустив из бани дым и захлопнув дверь, я столкнулся с Боженой, которая с любопытством посматривала.

— Баньку истопил, Яромир?

— Да, сейчас Снежана помоется, а после уже я. Так что, ты после нас можешь пойти, если хочешь.

На Божену я старался не смотреть, а то в штанах сразу начиналась своя жизнь.

— Банька — это хорошо, и помыться можно, и попариться. Яромир, может тебя попарить, а то самому ведь несподручно?

До чего у нее лукавый взгляд.

— А попарь, — ответил я, смотря в ее глаза.

Она улыбнулась и умотала.

Это она пошутила или вправду придет ко мне в баньку?

Ополоснувшись немного в бане и насладившись жаром, я залез на полок, где меня разморило. Хорошо.

Скрипнула дверь, и я приоткрыл глаза.

Божена заходила в парную, она была в легкой льняной сорочке. Ткань мгновенно начала пропитываться влагой. Шикарный вид!

Я сразу перевернулся на живот, чтобы не смущаться. Впрочем, мне это не помогло, и казалось, я сейчас проломлю доски.

Думал, она пошутила.

Какая же она хорошенькая! Я любовался, смотря на Божену и открывшийся мне вид. Мысли наполнились фантазиями.

— Сейчас тебя так веничком отхожу, ух, — и она игриво засмеялась.

Взяв распаренный веник в руки, она начала меня им охаживать.

— Давай переворачивайся, — со смешком произнесла девица.

А-а-а-а, черт!

После события понеслись вскачь, в прямом и переносном смысле.

Вот только наши взаимоотношения с Боженой продолжились в разных уголках подворья Снежаны и не спешили останавливаться. Мне было плевать, Валуй ее заслал или еще чего. Если бы она сама не пришла, я её точно утащил бы на сеновал.

— Ну, что, Яромирушка, позвеним железом? — Говша улыбался и держал в руках щиты.

— Конечно, ради этого и прихожу.

Взял в руки щит, а также топор, на котором была деревянная накладка, поверху которой он был обернут в ткань. Так сказать, учебный вариант, дабы не пораниться.

Я изготовился к очередному бою с Говшей. Да и он стоит уже готовый.

— А может, со мной разомнешься, а то что-то даже в гости не заходишь.

Возле ограды стоял мой двоюродный брат Могута, владеющий даром ветра.

— Давай разомнемся, — на самом деле большой радости при мысли о том, чтобы сойтись с ним в поединке, я не испытывал.

Беляй, брат отца, немного завидовал, что мой отец десятник в храмовой страже, а он нет. И это передалось Могуте, так что он всякий раз он пытался показать, что лучше меня. И я не горел желанием с ним связываться, кабы чего не вышло.

Говша отдал Могуте щит и топор, а сам отошел в сторону.

И вот мы стоим друг напротив друга.

И первый удар нанес Могута. Удар был легкий, из разряда не зевай.

Я просто отпрыгнул, пропуская его.

А дальше понеслось. Удар, подставить щит и нанести свой. Каждый из нас проверял противника. Все-таки бой учебный, а мы родичи. А не враги на поле брани.

Однако мы все же начинали увлекаться.

Удар Могуты летит по низу. Отбив щитом я начал двигаться влево. Могута не успевает отвести топор и вынужден разворачивать корпус. У меня в руках топор, но кто сказал, что им нельзя бить, словно мечом и пытаться колоть. Я так и ударил, удар пришелся в шлем Могуты. Он замотал головой, хорошо прилетело, видимо.

Он быстро пришел в себя и уже вновь готов к бою. Взмах его топора, и я отпрыгиваю, пытаясь избежать удара. Вот только в меня прилетает порыв ветра, сорвавшийся с его руки. И я лечу на землю, а следом рядом с моей головой в землю бьет топор.

Подловил, молодец.

Вскочив на ноги, я замечаю потоки ветра, которые кружат вокруг моего двоюродного брата.

Только и я так могу.

Сила ветра мгновенно прокатывается по моему телу, и так же, как у Могуты, начинает исходить потоками. Наша сила сталкивается, порождая небольшие смерчи. Потоки ветра начали поднимать в воздух разные предметы: прошлогоднюю листву, какие-то тряпки, пыль и грязь.

Мы вновь готовы сорваться и обменяться ударами.

— А ну охолоните, вы что такое устроили? — слышен грозный крик.

Это кричал наш дядька Колояр.

Переглянувшись с Могутой, мы одновременно начали отпускать свою силу.

— Устроили тут непотребство, — он грозно на нас смотрел.

Горестно вздохнув, он жестом подозвал нас к себе.

— Яромир, несись сейчас домой к отцу и передай, чтобы он завтра прибыл, да и сам приходи, — дядька был серьезен и явно сильно опечален.

— И ты, Могута, отцу скажи об этом, и завтра к обедне приходите. Совет держать будем.

— Дядька, а что случилось-то?

— Обиду мне лютую нанесли.

— А, — только заикнулся Могуша.

— Завтра все узнаете, и заодно обсудим, как быть.

[1] Кручиниться — горевать, тосковать, переживать.

Прадедушка Рознег решил провести обряд во славу Триглава и принести ему жертву. Так, что сейчас отсутствовал, и нам приходиться его ждать.

А дядька Колояр на все вопросы отмалчивался и только хмурился. Отец и Беляй вели неспешный разговор, касающийся дел стражи. А мы вместе с Могутой изнывали от скуки. А вот Володар, младший сын Колояра, нервничал, и это было заметно, он не находил себе места, часто вскакивал и пересаживался, словно в нем шла внутренняя борьба. Удивительно и странно, что старшего сына Колояра нет. Может, в этом все дело?

Скрип двери, и через порог перешагнул прадед в своем жреческом одеянии.

— Будь здравы, родичи, — и он оглядел всех своим тяжелым старческим взглядом.

— Будь здрав, — понеслось со всех сторон.

— Смотрю, все собрались, значит, пора и слово молвить. — И он разместился за столом со старшими. И кивнул Колояру, мол, начинай уже сказывать.

Дядька вздохнул и обвел всех нечитаемым взглядом.

— Договоренность у меня была с одним старостой у пруссов о покупке янтаря, еще по осени с ним сговорились. Ладью отправлять, так товара немного, зачем людей гонять, пусть отдохнут. Так что на лодке я с пяток людей отправил, а во главе сына старшего поставил Горисвета. Они давно должны были вернуться, плевое дело, да и идти недалеко, я уже волноваться начал. Так вчера прибыл один из моих людей, побитый весь. Поспрошал я его, и выяснилось, что староста, с которым я сговорился о делах, по зиме умер. И вроде с новым старостой сын сговорился на тех же условиях. Их хорошо приняли, с лаской, — тут дядька Колояр грустно хмыкнул. И уставился на свои руки немигающим взглядом.

— Опоили их, все деньги за товар забрали, а самих избили и в холодную кинули. Похолопили! Хорошо, хоть один сбежать смог и обратно добраться. Вот такую мне обиду нанесли, сына лишили и деньги забрали, — его голос был сухим и безжизненным. — Думал, сначала денег собрать и поехать выкупить, — закончил рассказ дядюшка.

Ситуация, однако. В избе повисла тишина, каждый обдумывал слова Колояра.

— Навряд ли бы вышло, скорей всего, и денег лишился бы и живота своего, — первым взял слово мой отец.

— Это да, они подло поступили уже, кто помешает снова так сделать? — согласился с ним Беляй.

— Прадед так же вчера и сказал, — грустно вздохнул Колояр.

— Надо людей собирать, да на выручку Горисвету идти, — и Беляй ударил кулаком по столу, озвучивая мысли, которые были у каждого из нас.

— Большое ли у них селение? — отец был более спокоен и обдумывал ситуацию.

— Домов сто, может, чуть больше, — ответил после недолго размышления Колояр.

Домов сто — это примерно от четырехсот человек до тысячи, из них половина — это мужчины, которых можно разбить на три части. Ведь одни из них еще дети, а другие старики. Так что, по прикидкам выходит, взрослого и боеспособного населения от семидесяти до двухсот человек, это если по-хорошему, может быть и больше.