— Уууу, бесстыдник, — и Снежана погрозила мне клюкой. Срамота, эх что я там не видела то, ладно пошуткавали и будя, — в глазах у старушки бегали бесенята, да и лицо разгладилось от едва видимой улыбки. А потом ее лицо стало серьезным и она продолжила словно размышляя в слух.

— Заговором на болезни тебя учить, так они все к женской силе идут, да божьей Макоши да Живе, мужу они будут бесполезны, а мужских я и не ведаю, эх, ну что же тут поделаешь — и Снежана всплеснула руками, — подумаю над этим. Ладно пойдем балагур покажу где спать будешь.

Снежана с кряхтеньем поднялась опираясь на свою клюку и маленькими бодрыми шажочками за топала в сторону одного из домов.

Открыв одну из дверей и указала на помещение.

— Здесь значиться гостевать будешь, обычно здесь спят те кто у меня на излечении задерживаются, теперь и ты будешь, а ежели кто-такой появиться значиться вдвоем и будете, за одно и присмотришь, балагур.

— Ежели, что надо будет скажешь мне или вон лучше у родича своего возьмешь. За одно завтра к нему сходи да корма себе возьми, а то я такого лба и не прокормлю, я женщина уже старая. Все отдыхай и махнула мне рукой, пошамкав в другую сторону, а светлячки летели покачиваясь в воздухе из стороны в сторону рядом сопровождая старушку Снежану, словно два веселых песика. Но готовые при любой угрозе встать на защиту лекарки.

Отвернувшись от Снежаны, я шагнул за порог.

— Мда. Чистенько конечно, но не хоромы, не хоромы. Даже не изба.

Халупа как она есть, а впрочем пойдет. Одна единственная комната посередине каменный очаг, который топиться по черному, а дым выходит через духовое окно, ну это нормально.

Эх что-то я разпревередничался, а ведь буквально не давно и вовсе по чистым небом спал в шалаше.

В помещении было две широкие скамьи вместо кроватей и пару сундуков вот и все убранство.

Подняв крышку сундука, в нем лежали какое-то барахло, во второй же был пуст туда я и сложил вещи. Предварительно достав не большое одеяльца и укрывшись, завалился спать.

Утро красит нежным светом.

Эх моя спина, я пытался разогнуться хрустя спиной и делая зарядку. На этой чертовой лавке за ночь спина затекла, не согнуться нормально не разогнуться. Надо бы у деда шкуру какую-нибудь взять, на лавку стелить, а то себя древним стариком ощущаю.

Размявшись не много выпустил силу жизни в свое тело заставив себя подлечить, ух хорошо то как.

По жевать бы чего, но насчет еды вчера было Снежаной все сказано, так что объедать старушку будет действительно не красиво.

Найдя Снежану предупредил, что до прадеда пошел и напавился в город, благо идти минут двадцать.

По дороге мимо пашен и леса, в ворота на которых стоял один вооруженный воин, но не из храмовой стражи. Здороваясь со встречными людьми, пройдя площадь города, вот я и возле подворья старшего родича.

— Яромир, — меня окликнула Мирослава, — ищешь чего?

— Да, Рознега.

— Так он по зорьке в Храм ушел обряд в честь Триглава проводит, он сказывал ты можешь прийти и что в учениках у Снежаны теперича.

— Понятно, — прадед видать на долго там, что сидеть дожидаться теперь его?

— Может надобно тебе чего? — Мирослава улыбнулась, мне по-доброму.

— По жевать бы чего, да кормов каких, а то как вчера Снежана сказала, такого лба она не прокормит и шкура может есть какая, а то спать не возможно, — я решил прямо сказать, что мне потребно, а Мирослава сама решит что может дать, а что и родичу моему передать.

— Сейчас на ложу по снедать иди присаживайся.

И через пол часа я был на кормлен и напоен и жизнь была хороша.

А рядом возле ног покоилась снедь в мешках а по верху большая шкура.

Собравшись уже возвращаться назад, в подворье вошел Говша, неся за плечом сеть с не большим уловом. Приживается здесь, это хорошо.

Он уже не выглядел исхудавшим и заморенным, отъелся, и Рознег всяко подлечил. Да и взгляд уже не пустой и без жизненный.

— Здрав будь, Говша.

— О Яромир и ты будь здрав, к Рознегу поди пришел?

— Ага, я у местной лекарки теперь в учениках. Ты как, обживаешься?

— Да хорошо тут, как родного приняли, словно дома — и у Говши начал дергаться глаз, словно нервный тик, а может это он и есть.

— А ты ехать не хотел, — я постарался улыбнуться по-доброму

— Было дело, чего уж там, — и он смутился.

— Говша у меня просьба есть, я помню как ты на божьем суде бился, сможешь мне пару ухваток показать, да может еще чему научить?

— А что не показать то, конечно покажу, щиты только у Рознега спрошу.

— Добро, — и подхватив пожитки я отправился на место своей учебы.

Возвращаясь прежней дорогой вдоль кромки леса я наслаждался тишиной и красками осени. На деревьях висели желтые и красные листья, а под ногами шуршала пожухлая трава. А этот запах, этот аромат увядающей природы, готовой отойти ко сну, в преддверии наступающей зимы.

Мне он всегда казался чем-то выдающимся, чем то особенным в той жизни, но и сейчас я поймал это прекрасное мгновение. Я остановился и замер, боясь его спугнуть, я наслаждался.

У каждого времени года есть свой чарующий аромат, но только аромат осени вызывал у меня такие трепетные чувства.

Скоро пойдут дожди и воздух будет влажный и тяжелый, запах осени словно усилиться, словно сама природа прощается до весны, ведь она скоро уснет и застынет под белым одеялом из снега и льда.

— Долго что-то тебя носило, я уж надеялась что и не вернешься, все думала отучился, не пошла в прок тебе моя учеба. — услышал я голос Снежаны стоящий возле дома и опираясь на свою клюку, она улыбалась, а возле нее порхали ее светлячки.

Снежана улыбнулась, а после добавила: Расторопней надо. Пошевеливайся давай, да начнем.

— Эх вредная бабулька, но с юмором этого не отнять, — горестно вздохнув я закинул вещи в избу.

Снежана вновь сидела на пенечке и грелась.

— Чего там тебе из снеди дали, в избу занесешь ко мне, придётся и на тебя готовить, а то будешь каждый день так бегать, то какая учеба будет то? Пошли есть для тебя задание. И поднявшись на правилась за избу, где распологался летний очаг а при нем стол.

Подойдя к столу на котором стояла глиняная миска, в которой лежали высушенные травы.

— Вот значиться, — и она указала на миску. Здесь травы их тебе надо разобрать, ромашка к ромашке, солодка к солодке, шалфей к шалфею.

— Э, — я осмотрел травы более подробно, сухие и похожие друг на друга, лишь изредка можно было различить ту же ромашку. Так они же здесь почти все одинаковые как я это сделаю?

— Руками, руками. Все делай, — и оставив меня у шлепала.

Вот только светлячки остались кружиться рядом словно присматриваясь ко мне и желая познакомится по ближе.

На ладонь сел один из светлячков. Легкий, мне казалось они не весомые раз парят, но вес все же есть хоть и не большой, грамм сто, может больше. Его прикосновения приятно холодило кожу, а шарик начал потихоньку мерцать словно общался со мной.

Захотев его погладить другой рукой, только я начал ее подносить как шарик перестал мерцать и словно вздрогнул и между ним и моей ладонью проскочила искра, на поминающую маленькую молнию.

У меня онемела ладонь, а он вспорхнул и от летел от меня на другой край стола. Где к нему присоединился его товарищ и они начали оба мерцать.

— Вот черт, — ладонь и пальцы я не чувствовал словно, в кололи обезболивающее.

Пустив в руку силу жизни, онемение начало проходить.

— Так вот как вы жалите, значит.

Светляки заинтересовались моей силой и подлетели ближе, не рискуя вновь садиться на руку.

Усилив исходящий поток силы жизни, я все же поднес руку поближе. И спустя пару секунд они устремились в поток моей силы, они словно нырнули в него. И начали поглощать кусочки моей силы, словно впитывая.

Хм, мне казалось, что им это приятно и нравиться. Убрав поток силы, светлячки начали тыкаться в мою ладонь, словно требуя еще. В этот момент я понял, что у них есть какой-то свой разум, словно у собак, а может даже и умней будут.