Удар летит в меня, но я уже достал клинок из ножен и всаживаю его в ступню прусса.

Откатываюсь в сторону, авось отвлечётся на боль, и мне повезет, и он промажет.

Здоровяк же застыл, а его огромный топор выпал из рук, он так и не закончил удар.

И этого было достаточно, чтобы на него налетели воины и начали рубить со всем остервенением, превращая в окровавленный фарш.

— Это было близко, — я начал подниматься, у меня тряслись колени. — Очень близко. Я даже на всякий случай пощупал штаны, вроде сухо.

А вокруг уже стихал бой. Добивали еще сопротивляющихся пруссов, а тех, кто бросил оружие, лупили от всей души и сгоняли в отдельную сторонку.

— Яромир, Яромир, — раздался крик, в мою сторону спешили Гостивит и Дален.

Гостивит прихрамывал на одну ногу, а у Далена был сорван шлем, и на лбу красовалась большая царапина, из которой текла кровь.

— Живые, живые, сукины вы дети! — И я обнял друзей.

— Ты это чего? Вон девок обнимай, неча тут, — застеснялись парни, скидывая со своих плеч мои руки.

— Ты куда делся? Мы как в ворота забежали, начали тебя смотреть, а тебя нету, ну со всеми и пошли дальше, у-ух как мы рубились, ты бы видел, — зачастил Гостивит. — А ты чего молчишь, а? — и он толкнул брата в бок.

— Не толкайся, а я чего? Есть хочу, найдётся здесь кусок нормального мяса, или что они тут едят, вроде на нормальных людей похожи, — и Дален скосил глаза на живых пруссов.

— Ха-ха-ха, — вырвался из меня веселый смех. — Дален, ты, как всегда, тебе лишь бы пожрать.

— Не, ну а че? — и мой друг пожал плечами.

— Ты-то как? — Дален решил поинтересоваться у меня.

— Хорошо, жив и даже здоров, под конец только здоровяк один чуть не прихлопнул, словно муху, повезло.

— Погодь, тот, что ли, — и Дален указал на размочаленный труп прусса.

— Видели мы, как он топором размахивал, силен был, паршивец, хотели на выручку идти, да, самих зажали с двух сторон, но ничего, наши помогли, да и одолели.

— Давайте вас подлечу, — и, шагнув вперед, я принялся лечить сначала Далена, а после и Гостивита.

— А-а-а-а, — откуда-то раздался женский крик, а после и мужской хохот. Началось.

Горе побежденным.

— Вы родичей моих не видели?

— Так они по домам шарить пошли, ищут кого-то, — пожал плечами Дален.

— Понятно.

— Ладно, мне народ надо осмотреть да полечить, может, кого спасти сумею, ведь недаром у Снежаны в учениках ходил.

Парни переглянулись между собой и предложили:

— А давай мы тебе поможем.

И тут я вспомнил об одаренном мальчишке-пруссе. Надо его забрать да мамку с сестрой найти, пока худого не случилось.

А пока с парнем разбираюсь, пусть друзья за моими вещами сходят, ведь там и мазь, и бинты. Можно, конечно, и одного отправить, но мало ли, недобитка встретят.

— Вы мой мешок с ладьи принесите, знаете же, где он.

— Знаем, так я и один за ним схожу, — выразил свое мнение Гостивит.

— Вы лучше вдвоем сходите, вдруг кому помощь нужна, вот и приведете, вдвоем сподручней будет, — не говорить же им, что могут кого встретить и не справиться, обидятся ведь.

Парни переглянулись и Дален ответил:

— Хорошо, сейчас принесем.

И они направились за моими вещами.

Я же оглядел место битвы, трупы лежали везде, а раненые стонали. И в воздухе была разлита сама смерть. Я это чувствовал всем своим нутром, мне заплохело и закружилась голова, я даже на ногах покачнулся.

Это уже не первый раз так, может быть, мой дар к магии жизни так реагирует на смерть вокруг меня.

Захотелось его выпустить и прогнать волной по своему телу, но я удержался, как бы хуже себе не сделать.

Немного простояв, я все же пришел в себя и направился к поверженному пруссу за своим кинжалом.

Достав его из тела, я вытер лезвие о какого-то мертвеца и, осмотрев, засунул в ножны. Ты меня сегодня спас, дружок, и я с нежностью погладил рукоять.

А ведь интересно, здоровяк замер и не нанес удар, который бы меня прикончил. Ведь это благодаря тебе, да. А может быть, я этим ударом его и убил.

Прадед был прав, ох и непростое оружие даровал мне Триглав. Подобрав свой топор, я вдел его в петлю.

Вернулся к мальчишке-одаренному, он все так же сидел, опершись о стенку, зажимая рукой рану.

Кровью не истек, и сейчас можно его подлечить. А то, если бы сразу помог ему, убежал бы, скорей всего, ищи его потом.

Успокоив его жестами, я обломал древко стрелы и вытащил ее из раны, а после немного подлечил. Чую, работы сегодня мне предстоит много.

Подняв его, мы отправились искать его семью, хотелось верить в то, что они живы и не пострадали.

А его семья в какой-то халупе забаррикадировалась. Видимо, это и есть тот дом, в который их выселили.

Мальчишка долго стоял и надрывался криком возле двери, а его родительница не особо спешила выходить наружу. И меня это начало раздражать и утомлять.

Но все-таки мать поддалась на уговоры сына и открыла дверь.

Обычная женщина, уставшая и испуганная, на руках у которой была девчонка лет четырех.

Показав им следовать за нами, мы отправились на площадь.

А выйдя на площадь, увидев побоище, женщина вскрикнула и тут же зажала себе ладошкой рот, только безмолвно слезы текли по ее лицу.

— Вот туда идите и меня дожидайтесь, — я указал место, куда им стоит отойти, чтобы они всегда были на моих глазах. А то мало ли кто решит уволочь эту даму для потехи в темный уголок, а так я успею вмешаться.

Осмотрев площадь, я увидел своих родичей, которые о чем-то беседовали с Горисветом, старшим сыном Колояром.

Живой, не зря пришли.

Вид он имел худой и бледный, а лицо сплошной заживающий синяк. Да, досталось братишке, хлебнул в плену.

— Горисвет, братишка, — и я прикоснулся к нему, пуская магию жизни по его телу. Первые мгновения мне было неприятно, аура смерти, разлитая в воздухе, все же давила. Но потом пришло облегчение, и я перестал ее ощущать.

— Здравствуй, Яромир, — он попытался мне улыбнуться, но было видно, что это причиняет ему боль.

Я осмотрел родичей, грязные. На отце и дядьке Беляе кровь, но, судя по всему, не их.

А позади моих родичей сидели четверо человек, трое были избиты, как и брат. А вот четвертый худой старик, был почти целый и с интересом поглядывал на все вокруг. На его лице не было бороды, а была четырехдневная щетина, одним этим фактом он привлекал к себе внимание, а еще он был почти без одежды, только какая-то тряпка, закрывающая его срам. И он был без шрамов, что тоже весьма удивительно для этого времени.

— Это ваши люди, — я кивнул на сидящих поодаль.

— Да, трое наши, — ответил мне брат.

— Погоди, дядька говорил же, что вас четверо было.

— Так Ратил умер почти сразу.

— А четвертый тогда кто?

— О, его к нам в холодную на четвертый день спустили, он странный, по-нашему не понимает. Я думал, грек какой, так и греческого не знает. Я по-разному с ним пытался говорить, каких только слов ни нахватаешься в торговых делах. Бесполезно, не понимает. Но зато он за нами ухаживал и помогал, вроде как даже песни пел, только я ни слова не понял, хочу его забрать с собой, он здесь чужой.

А дальше все завертелось, я занялся лечением и спасением жизней соплеменников. А остальные собирали добычу побогаче. Дядька Беляй был счастлив, ведь его сын жив. Так до кучи еще и монеты свои вернул и янтаря набрал в местных сусеках.

А мальчишка-пруссак, как оказалось, был сыном прежнего старосты, с которым дядька по весне сговорился, дядьку узнала мать мальчика, вот такой выверт вышел. Его и семью забрали с собой, как и чудного мужчину, который не понимал нашей речи и речи окружающих.

Добычи много набрали. И в полон набрали достаточно много молодых и красивых девок и ремесленников разных. Специалисты в своем деле всегда пригодятся, их или у себя можно оставить, или на торг отвести да продать дорого, ценились они.

А насилие было, портили девок. Но главное, никто не убивал просто так и не разбивал головы младенцев о стены домов. А то я наслышан о делах немцев, которые, когда брали на меч поселки ободритов, частенько так любили развлекаться.