Платье Бонни было маленькой гениальной задумкой: оно было сделано из серебряной материи, приобретавшей пастельный оттенок цвета окружающей обстановки. Лунного цвета в помещении, оно светилось нежно-розовым сиянием, почти точно такого же цвета, как и волосы Бонни, когда она была на улице. С платьем одевались пояс, ожерелье, браслеты, сережки и кольца, все украшенные ограненным белыми опалами. Кудри Бонни были тщательно заколоты и убраны с лица в «беспорядочную массу», оставляя ее прозрачную кожу сиять мягким розовым светом под солнцем и бесплотно-бледной в помещении.

И снова, платье Елены было самым простым и самым поразительным.  Ее платье было алым, того же цвета и под кроваво-красным солнцем, и в свете внутренней газовой лампы. Оно было с довольно глубоким вырезом, позволяя ее кремовой коже сиять золотом в солнечном свете. Платье облегало фигуру, с боку был разрез, чтобы ходить и танцевать.

Во второй половине дня вечеринки Леди Ульма начесала волосы Елены щеткой в запутанное облако, которое переливалось золотисто-каштановым на улице, и золотым в закрытом помещении.

Ее украшения тянулись от алмазных вставок у основания выреза, до бриллиантов на ее пальцах — на запястьях, предплечьях, и алмазное колье, подходящее под подвеску Стефана. В солнечном свете они будут пылать красным, как рубины, но при вспышках фейерверка будут переливаться другими удивительными красками.

— Зрители, —   пообещала Леди Ульма, — ослепнут от их сияния.

— Но я не могу их надеть, — протестовала Елена.

— Возможно, вы не увидите нас снова, до того, как мы освободим Стефана и сбежим.

— То же я могу сказать и о нас, — тихо сказала Мередит, глядя на тайные цвета опалов: серебристо-синий и алый, надетые на девочках. — На всех нас надеты самые лучшие драгоценности, которые мы когда-либо носили, но вы можете потерять все это!

— Это все для вас, — Люсьен был еле слышен. — Все больше причин, чтобы каждая из вас имела украшения, которые вы сможете отдать за перевозку, безопасность, продукты, да, что угодно. Это разработано специально: застежку из камня можно использовать в качестве оплаты, а драгоценные камни могут заинтересовать какого-нибудь коллекционера.

— В дополнение ко всему, все они высокого качества, — добавила леди Ульма. — Это самые безупречные комплекты, которые мы могли изготовить за такой короткий срок.

В это время все три девушки не выдержали и бросились, леди Ульме на огромную кровать, Люсьен стоял рядом и плакал.

— Вы знаете, что вы будто ангелы? —   всхлипывала Елена. — Просто сказочные крестные или ангелы! Я не знаю, как смогу попрощаться с вами!

— Словно ангел, — повторила леди Ульма, вытирая слезы со щеки Елены. Потом она схватила Елену и сказала:

— Смотри! — показывая на себя лежащую в удобной постели и на молодых и романтичных женщин, готовых исполнить все ее желания.

Потом она кивнула на окно, из которого было видно небольшую речку с мельницей, несколько деревьев со сверкающими на них созревшими фруктами, затем, махнув рукой, указала на огороды, сады, поля и леса в имении. Тогда она взяла руку Елены и положила ее на свой округлившийся живот.

— Ты видишь? — спросила она почти шепотом. — Ты видишь все это, и ты помнишь, какой ты меня нашла? И кто из нас ангел?

При словах: «Какой ты меня нашла» руки Елены взлетели к лицу, как будто она была не в силах вынести то, что память подсказала ей в этот момент. Потом она снова стала обнимать и целовать леди Ульму, и начался новый раунд уничтожения макияжа.

— Хозяин Деймон был настолько мил, что даже выкупил Люсьена, — продолжила леди Ульма, — и ты не представляешь себе, но… —   тут она посмотрела на тихого бородатого ювелира глазами, полными слез:  — я чувствую к нему, то же, что и ты к Стефану.

Она покраснела и закрыла лицо руками.

— Он освободит Люсьена сегодня, — сказала Елена, опустившись на колени и уткнувшись головой в подушку леди Ульмы. — И подарит вам имение. Он был у юриста и все неделю он должны договаривался о документах со Стражами. Но теперь они готовы и даже если отвратительный генерал вернется, он не причинит вам вреда. Вы всегда будете иметь дом.

Море слез. Море поцелуев.

Сейдж, который, невинно насвистывая, шел по коридору с прогулки со своей собакой, заглянул в комнату.

— Мы и по тебе будем скучать, — плакала Елена.

— О, благодарю вас!

В тот же день, Деймон исполнил все обещания Елены, кроме предоставления больших бонусов каждому члену персонала.

В воздухе парили металлические конфетти, лепестки, музыка, и крики прощания как к Деймону, так и к Елене, Бонни, и Мередит, которые уезжали к Блоддьювед — и скорей всего — навсегда.

— Как ты думаешь, почему Деймон не освободил нас? — спросила Бонни у Мередит по пути к дому Блоддьювед. — Я могу понять, что мы должны были быть рабами, чтобы попасть в этот мир. Но ведь мы уже здесь, так почему не сделать нас достойными девушками?

— Бонни, мы и так «достойные девушки», — напомнила ей Мередит. — И я думаю, что дело в том, что мы никогда по-настоящему и не были рабами.

— Ну, ты же знаешь, Мередит, я имела в виду, почему он не освободит нас, чтобы все знали, что мы достойные девушки.

— Потому что нельзя освободить того, кто уже свободен.

— Он мог бы устроить какую-нибудь церемонию, — настаивала Бонни. — Или тут так сложно освободить раба?

— Не знаю, — ответила Мередит, сдаваясь, наконец, под градом непрестанных вопросов. — Но скажу тебе, что я думаю, что он этого не делает. Я думаю, он не освободил нас, потому что так он несет за нас ответственность. Не в том смысле, что раба нельзя наказать, мы видели, что произошло с Еленой, — Мередит замолчала на секунду, и обе содрогнулись при воспоминании. — Но, в конечном счете, именно хозяин раба может лишиться из-за него своей жизни. Помнишь, они хотели убить Деймона за то, что сделала Елена?

— И он делает это для нас? Чтобы защитить нас?

— Я не знаю. Я… Вероятно, это так, — сказала Мередит медленно.

— Значит, мы, кажется, раньше ошибались на его счет? — Бонни великодушно употребила «мы» вместо «ты».

Мередит из всех друзей Елены менее всего поддавалась очарованию Деймона.

— Я… Вероятно, это так, — сказала Мередит снова. — Но, кажется, все забывают, что недавно Деймон помог близнецам китцунам упрятать сюда Стефана. А Стефан, определенно, не сделал ничего такого, чтобы это заслужить.

— О, ну, конечно, в этом ты права, —   в голосе Бонни звучало облегчение, что она не слишком ошибалась, и в то же время странная задумчивость.

— Все, что Стефану было нужно от Деймона — это мир и покой, — продолжала Мередит уже увереннее, словно почувствовала под ногами твердую почву.

— И Елена, — машинально добавила Бонни.

— Да, да, и Елена. Но все, что было нужно Елене — это Стефан. Я имею в виду, все что нужно… — Мередит осеклась. В настоящем времени эта фраза уже не звучала правильно. Она попыталась еще раз: — Все, что теперь нужно Елене…

Бонни только молча смотрела на подругу.

— Короче, что бы ей ни было нужно, — заключила Мередит несколько неуверенно, — она хочет, чтобы Стефан был частью этого. И она не хочет, чтобы кто-нибудь из нас оставался в этом… этой чертовой дыре.

В других носилках, рядом с ними, было очень тихо. Бонни и Мередит уже так привыкли путешествовать в закрытом паланкине, что не осознавали, что за ними, не отставая, движутся носильщики с таким же экипажем на плечах, и голоса девушек были отчетливо слышны в жарком послеполуденном воздухе. Во вторых носилках оба, Деймон и Елена, внимательно вглядывались в развевающиеся шелковые занавеси.

Елена, чувствуя почти безумную потребность хоть что-нибудь сделать, поспешно размотала шнур, и занавески упали на место. Это была ошибка. Елена с Деймоном оказались заключенными в сюрреалистическом, наполненном красным свечением пространстве, где имели значение только эти недавно сказанные слова.