В первое же утро в Лойянгалани мы познакомились с единственными постоянными обитателями восточного берега озера — людьми из племени эль-моло. Несколько стариков: попыхивают трубками из рыбьих позвонков на прибрежном песке, сплошь усеянном костями от самых мелких до метровых рыбьих хребтов и голов размером с доброе ведро. «Как мы будем разговаривать, вы знаете язык эль-моло?» — спрашиваю Джона. «Нет, конечно, но объясниться сумеем, эль-моло давно забыли свой язык и говорят на языке туркана и самбуру».

Нерадостна история этого самого маленького и самого бедного в Кении, а, возможно, и во всей Африке племени, неясно и его происхождение. Старики рассказывают, что люди эль-моло издавна живут на берегах озера. Это же подтверждается лингвистическими изысканиями и антропалеонтологическими исследованиями ученых. Венгерские исследователи Ш. Телеки и Л. Хенель писали о трех рыболовных общинах эль-моло: на юге у бухты Эль-Моло, у бухты Алия и на северной оконечности озера, неподалеку от дельты реки Омо. Возможно, и А. К. Булатович видел рыбаков племени эль-моло. Говорят, что эль-моло в прошлом были скотоводами. В тяжелые времена, в период длительной засухи они поневоле занялись рыболовством, ставшим впоследствии основным средством их существования.

Считают, что в давние времена, кочуя со своими стадами с севера на юг, эль-моло первыми обосновались в Лойянгалани, где благодаря источнику, стекающему с горы Кулал, сохранилась растительность. Но в оазисе останавливались на время и более многочисленные воинственные племена кочевников. В стычках с ними мирные эль-моло, не имевшие военной организации и не знавшие вождей и старшин, теряли людей и скот. В конце концов скота у них совсем не осталось, кочевать по пустынным просторам в поисках пастбищ стало не нужно. Эль-моло окончательно осели на восточном берегу озера Рудольф и на двух крошечных островках Эль-Моло. Единственным их занятием стала рыбная ловля, охота на крокодилов, черепах и бегемотов.

Ко времени завоевания Кенией независимости эль-моло оставалось всего 75 человек. Как выглядели эль-моло в давние времена, когда они обосновались на озере, походили ли внешностью на своих соседей — высокорослых, хорошо сложенных, крепких самбуру и туркана? Нынешние эль-моло невысоки ростом, не могут похвастаться здоровьем: у стариков больные суставы, за редким исключением, у всех эль-моло плохие зубы, кровоточат десны, дети страдают рахитом. Здесь рано седеют, нам встречались седые десятилетние мальчишки. Вероятно, из-за однообразной пищи, без мяса и овощей, и озерной воды, которая содержит множество солей, а эль-моло вынуждены ее пить. Старики, с которыми беседует Джон Омоло, философски смотрят на жизнь. «Снова завести скот и воевать из-за пастбищ с борана, туркана, самбуру? Нет, на это у нас нет сил. Вот если бы вернулись времена, когда у нас был скот, послушный только нам!» — хитро сощурил глаза один из стариков.

В давние, давние времена эль-моло разводили бегемотов, крокодилов и черепах. Их держали в загонах в воде и каждое утро выводили на берег кормить, а по вечерам загоняли обратно. Свой «скот» эль-моло доили и резали на мясо, как коров и верблюдов. Однажды, когда мужчины ушли на рыбную ловлю, молодая женщина, набиравшая воду, уронила горшок в озеро. Подгоняемый ветром, он поплыл, и женщина попросила бегемотов, крокодилов и черепах поймать горшок и пригнать его к берегу. Животные поплыли за горшком, но не вернулись…

Легенды легендами, а жить как-то надо. «Хорошо бы иметь хоть немного коров и коз, чтобы разнообразить пищу детей», — приходят к выводу старики. «А так в «нашей воде» (так эль-моло называют озеро) много рыбы, и мы давно стали рыбаками. Сам бог Вак велел нам жить у озера», — согласно кивают головами старейшины племени.

Эль-моло, как, возможно, только бушмены из пустыни Калахари, живут в полном согласии с окружающей их дикой природой. Они не стремятся подчинить природу себе, не уничтожают ее, а принимают ее такой, какая она есть — и когда она жестока, и когда она добра. Все, что им нужно для жизни — пищу, кров и немногие необходимые для жизни предметы, — они так или иначе добывают либо в водах озера, либо на его берегу. Эль-моло сооружают плоты из стволов пальмы дум, которые не гниют в щелочной воде озера. Три ствола диаметром 25—30 сантиметров и длиной от двух до трех метров связывают веревками. Гарпуны для ловли рыбы, охоты на крокодилов изготовляют так: к древку длиной от двух до трех метров веревкой прикрепляют зазубренное металлическое острие, а к рукоятке привязывают длинную веревку. Острие на гарпунах для охоты на бегемотов крепят более основательно — не бечевкой, а с помощью рога антилопы, просверленного насквозь раскаленным железным стержнем. Бечевка, которую эль-моло используют для плетения рыболовных сетей, циновок, изготовляется из крученого волокна листьев молодых пальмовых деревьев. Сначала листья вымачивают несколько дней в озере, затем складывают на песчаном берегу, а потом отделяют волокно, разбивая листья между двумя округлыми камнями. Из полученного таким образом волокна женщины и девушки делают бечевки и толстые нитки, скатывая их ладонью на бедре. Более прочная и толстая веревка для охоты на крокодилов, бегемотов и для связывания плотов приготовляется таким же способом из волокнистой коры корней акации. Сами корни служат материалом для древка гарпуна. Посуду женщины эль-моло лепят из вулканической глины, добываемой на островах; в качестве кастрюль и мисок используют также панцири черепах. В таких горшках эль-моло варят или тушат рыбу, мясо.

Как и охота, рыболовство — самый древний промысел. Сколько различных способов рыбной ловли существует на земле? Десятки, сотни? Эль-моло добывают рыбу самым трудным из трудных: гарпунами с прибрежных скал или с плотов. На плоте из пальмовых стволов, вооружившись гарпуном, рыбак выплывает в озеро, когда ветер стихнет и вода станет прозрачнее. Он плывет, зорко высматривая рыбу, плывет час, другой. Мы с Володей сидим на берегу и терпеливо ждем, а солнце печет, хочется укрыться в тень. Вдруг рыбак поднимает гарпун и резко бросает его. Раздается победный клич. Древко с привязанной к нему длинной веревкой резко уходит в воду. Плот опасно кренится, все ускоряя ход. Рыбак напрягает мускулы ног, рук, всего тела, чтобы удержаться на плоту и не выпустить веревки. Потом начинает постепенно выбирать веревку, снова отпускает, дергает. Борьба продолжается минут тридцать-сорок. Но вот рыба всплыла, охотник подтянул ее, привязал веревку к плоту и, работая шестом, как веслом, поплыл к берегу. Я попросил Володю сбегать и принести из моей рыбацкой сумки весы. Тем временем к берегу потянулись женщины, старики и ребятишки, вернулся и Володя с весами. Взглянув на рыбину, я ахнул и спрятал в карман весы. Нижняя отметка на весах равнялась 28 фунтам, пойманная же молодым эль-моло рыбина на глаз весила не менее 100! Великолепный экземпляр нильского окуня переливался всеми цветами побежалости.

Сгорая от зависти, на другой день после полудня, когда стих ветер, мы сами отправились на рыбалку. От мысли ловить с плота пришлось отказаться: не только махать спиннингом, но и просто стоять на расползающихся под ногами стволах мы могли, лишь опираясь на все четыре конечности. А если на блесну попадет стофунтовый окунь? Справились насчет крокодилов. «Можете смело заходить в воду, в этом месте крокодилов нет, всех давно перебили, Крупные экземпляры сохранились лишь на островах». На мыс нас проводил седой мальчишка эль-моло. Пробираясь меж камней, мы увидели на галечном пляже крокодила длиной метра в четыре, гревшегося на солнце. Мы даже не успели как следует заснять его, как, почуяв опасность, он поднялся на лапы, неуклюже спустился в воду и скрылся в глубине.

Небольшие блесны едва перелетали прибрежную отмель, и поклевок не было. Хорошо хотя бы по колено зайти в воду. А крокодил? Но что может остановить истинного рыболова! Блесна уходит за отмель, где чувствуется глубина. Вскоре я ощутил сильный удар, удилище согнулось, и через несколько минут на берегу переваливалась солидная рыбина. Хотя добыча не шла ни в какое сравнение с экземпляром, пойманным накануне, теперь мои весы «сработали», зафиксировав 12 фунтов; запеченный в углях окунь обеспечил всю компанию отличным ужином.