Но не прошло и часа, как его разбудил Карри, спустившийся к нему за распоряжениями.

— Мы должны были следовать за фонарем Дрэйка, Эмиас, но я его нигде не вижу. Уж не торчит ли он там наверху, среди звезд?

Эмиас ворча встал. Но ни одного фонаря не было видно, хотя вблизи должен был находиться целый флот, — ничего, — только внезапный взрыв и большое пламя на одном из испанских кораблей, который медленно снялся с якоря.

Следующее утро застало «Месть» против Торбэя. Эмиаса окликнула лодка, доставившая письмо от Дрэйка.

Вот это письмо:

— Адмирал в милостивом настроении, Лэй, что удостоил вас такого длинного письма.

— «Святая Катарина»! Да ведь это тот самый галлеон, который мы вчера колотили весь день! — гневно вскричал Эмиас.

— Конечно, это он. Ладно, мы его опять найдем! Можешь не сомневаться. Ловкий старик этот Дрэйк! Как он научился набивать свои карманы, даже если для этого нужно заставить весь флот сжать себя.

День за днем искал Эмиас «Святую Катарину» в самой гуще парусов и не находил ее, даже не слышал о ней. Он то опасался, что она потонула ночью и его добыча ушла от него, то боялся, что она починила свои повреждения и скроется от него. Он стал угрюмым, беспокойным, даже раздражительным с матросами.

И вот наконец в ту минуту, когда он меньше всего надеялся на это, он увидел справа громадный галлеон, а на корме его — девушку с колесом!

— Вот она! — закричал Эмиас, перебегая на штирборт.

Матросы уже тоже заметили этот ненавистный знак, и злобный рев вырвался из всех глоток.

— Тише! — сказал Эмиас глухим голосом. — Ни одного выстрела. Зарядить ружья и быть наготове. Сначала я должен говорить с ним.

И в мертвом молчании «Месть» подошла к корме испанца.

— Дон Гузман Мария Магдалина Сотомайор де Сото! — раздался среди грохота громкий и ясный призыв.

Эмиас звал не напрасно. Бесстрашная и грациозная, как всегда, закованная в броню высокая фигура его врага вскочила на перила кормы, возвышающиеся на двадцать футов над головой Эмиаса, и Гузман крикнул через забрало:

— К вашим услугам, сэр, кто бы вы ни были!..

Дюжина мушкетов и луков нацелились в испанца, но Эмиас нахмурился.

— Никто не убьет его, кроме меня. Щадите его, даже когда вы покончите со всеми остальными. Дон Гузман! Я — капитан сэр Эмиас Лэй, я объявляю вас предателем и похитителем и еще раз вызываю вас на поединок, где и когда вам угодно.

— Вы будете желанным гостем на борту моего корабля, сэр… — спокойным, ясным голосом ответил испанец, — когда в вашей глотке будет торчать ответ на вашу клевету… — И, помедлив немного, ради бравады поправляя свой шарф, он медленно спустился и скрылся опять за бульварком.[181]

— Трус! — закричал Эмиас во всю силу своих легких.

Испанец тотчас вновь появился.

— К чему это имя, сеньор, ко всем прочим? — холодно и жестко спросил он.

— Потому что мы, англичане, называем трусами тех мужей, которые допускают, чтобы попы сжигали живыми их жен.

Испанец вздрогнул, схватился за рукоять меча, а затем прошипел сквозь опущенное забрало:

— За эти слова, бездельник, ты будешь висеть на ноке.

— Смотри, чтобы у тебя нашлась шелковая веревка, — расхохотался Эмиас, — потому что я только что посвящен в рыцари![182] — И он скрылся, так как ураган пуль засвистел сквозь снасти вокруг его головы.

— Огонь! — Английские орудия обрушились на кормовую часть испанского корабля, меж тем как пули последнего, не причиняя вреда, жужжали среди снастей.

Три раза «Месть», как дельфин, обходила вокруг «Святой Катарины», выпуская в нее залп за залпом. Бока испанца были продырявлены в сотне мест, меж тем как его ядра летали так высоко, а палубные укрепления «Мести» были так крепки, что ее потери ограничивались несколькими сломанными перекладинами и двумя-тремя ранеными матросами. Но, по-прежнему великолепный, испанец еще держался. Это была борьба между гарпуном и китом.

Задолго до захода солнца грозовая туча окутала землю тьмой, и грохот небесных орудий слился с грохотом земных. И все же, несмотря на дым и дождь, Эмиас не отставал от своей добычи. «Святая Катарина», желая двинуться на север вслед за испанским флотом, распустила марсели. Эмиас приказал своим матросам стрелять выше и повредить ее снасти. Но напрасно. Три или четыре запоздавших галеры, рассыпая искры и брызги, подошли к сражающимся и заградили галлеон. Эмиас заскрежетал зубами и отдал приказ пробиться к врагу, несмотря на носы галер.

— Героический капитан! — с вытянутым лицом сказал Карри. — Если мы это сделаем, нас в пять минут разобьют и потопят, не говоря уж о том, что, по словам Иео, у него осталось не больше двадцати снарядов.

Итак, «Месть» умолкла и отошла, но всю ночь, несмотря на дождь и грозу, она шла следом за маленькой эскадрой.

На следующее утро солнце взошло на безоблачном небе. Дул сильный северо-западный ветер.

Обе эскадры давно миновали Дюнкирхен. Перед ними простиралось Немецкое море.[183] Жестоко разбитые и сильно уменьшившиеся в числе, испанцы за ночь восстановили в своих рядах некоторый порядок. Англичане шли следом за ними на расстоянии одной или двух миль. У англичан не было боевых припасов, и приходилось ждать новых.

К большому неудовольствию Эмиаса, «Святая Катарина» нагнала за ночь своих товарищей.

— Ничего не значит, — сказал Карри, — она не может ни нырнуть, ни улететь, а пока она находится на воде, мы…

— Что это там передает адмирал?

— Билль сигнализирует лорду Генри Сеймуру и его эскадре. Они скоро меняют галс и идут к берегам Фландрии.

Внезапно начинается какое-то движение в испанском флоте. «Медина» и плывущие за ней корабли поворачивают на англичан. Что это может означать? Не хотят ли они возобновить бой? Если это так, лучше уйти с дороги, потому что англичанам нечем драться. Англичане ложатся в бейдевинд. Они пропустят испанцев и вернутся к прежней тактике — идти следом и тревожить.