Харпер выругался и взглянул на Шарпа:

– Здесь не так весело, а?

На Шарпа вдруг накатило облегчение. Он был рад, что ракеты прошли мимо: даже с расстояния в триста ярдов грохот и пламя выглядели устрашающе.

Харпер ухмыльнулся:

– Теперь-то, сэр, вы готовы сказать, что работа выполнена на совесть?

– Дождемся больших, тогда и скажу.

– Ох, сейчас рванет...

Следующий залп должен был производиться не параллельно земле: стапели установили под углом с помощью треноги. Шарп знал, что Джилайленд должен математически точно выстроить траекторию. Сам он всегда считал, что математика – самая точная наука и потому не может применяться к неточным по природе ракетам, но Джилайленд, тем не менее, скрупулезно сверял углы и формулы. Необходимо делать поправку на силу поперечного ветра: ракеты имели странное обыкновение поворачивать даже при самом легком ветерке. Это, объяснял Джилайленд, происходило из-за того, что ветер сильнее действовал на длинный шест, чем на тяжелую головку ракеты, поэтому если цель находится по ветру, стапели необходимо направлять против ветра. Следующим параметром был размер шеста: чем шест длиннее, тем выше и дальше будет лететь ракета. Иногда артиллеристам даже приходилось отпиливать слишком длинные шесты. Наконец, третий параметр – угол запуска: при взлете со стапеля скорость ракеты невелика, тяжелая головка первые несколько футов сильно клонит ее к земле, что необходимо компенсировать углом запуска. Вот она, современная наука воинской службы.

– Придержите кивер, сэр.

Огонь и дым зажженных запалов легко было увидеть даже за шесть сотен ярдов. Потом, ужасающе внезапно, ракеты взмыли в небо. Это была дюжина восемнадцатифунтовиков, они прорезали небо над дымными кружевами, оставшимися после первого залпа и начали подниматься – все выше и выше. Шарп видел, что одна дернулась влево, безнадежно сбившись с курса, а остальные превратились в единое все разрастающееся облако.

– О Боже! – Харпер снова схватился за распятие. Ракеты, казалось, не двигались. Облако росло, объятые пламенем точки неподвижно висели в небе, но Шарп вдруг понял, что это всего лишь иллюзия, вызванная тем, что траектория полета ракет, гигантская кривая, упирается точно в них. Потом от облака отделилась, оставляя за собой клубы темного дыма, огненная точка. На стрелков обрушились вой и грохот, точка стала увеличиваться.

– Ложись!

– Господи! – Харпер нырнул вправо, Шарп влево. Он пытался вжаться в землю, спрятаться под стеной; по голове как будто били молотком, каменная стена шаталась, сам воздух пульсировал, а вой приближался, заполняя весь мир ужасом. Ракета врезалась в стену.

– Иисусе! – Шарп с трудом перевернулся и сел. Ракета, самая точная за неделю, раскатала стену, за которой они с Харпером прятались, по камушку. Из развалин торчал шест, неподалеку в поле невинно дымился цилиндр-головка. Над горящей травой тянулся дым.

Шарп расхохотался. Не в силах удержаться, он катался по земле, а Харпер вторил ему, пытаясь отряхнуть мундир.

– Боже святый!

– Стоило бы поблагодарить его: если бы это было не ядро, а снаряд... – Харпер, не закончив мысль, поднялся и поглядел на остатки стены.

Шарп снова сел:

– Что, страшно?

Харпер ухмыльнулся:

– Пожалеете, что плотно поели, это уж точно, сэр, – он нагнулся и подобрал свой кивер.

– Так может, есть что-то хорошее в изобретении безумного полковника?

– Ага, сэр.

– А представь себе залп с пятидесяти шагов?

Харпер кивнул:

– Конечно, но слишком много если бы да кабы, сэр, – он снова ухмыльнулся. – А ведь они вам нравятся, правда? Весело их испытывать, да? Отличные игрушки под Рождество, – он расхохотался.

С огневой позиции, ведя лошадь в поводу, к ним скакал уже всадник в синем мундире. Харпер натянул кивер на глаза и кивнул в его сторону:

– Думаю, он там с ума сошел от волнения, что убил нас, сэр.

Из-под копыт шедших галопом лошадей летела земля. Шарп покачал головой:

– Это не Джилайленд, – он увидел кавалерийский ментик[27], небрежно наброшенный поверх мундира.

Кавалерист обогнул горящие обломки ракеты и осадил коня, приветственно махнув рукой. В его голосе сквозило нетерпение:

– Майор Шарп?

– Да.

– Лейтенант Роджерс, сэр. Из штаба. Генерал-майор Нэрн приветствует вас, сэр, и просит немедленно прибыть для получения распоряжений.

Шарп взял из рук Роджерса поводья и перекинул их через голову лошади.

– О чем речь?

– О чем, сэр? Разве вы не слышали? – Роджерс нетерпеливо дергал поводья норовистого коня. Шарп вставил левую ногу в стремя и с трудом подтянулся, Харпер помог ему взобраться в седло. Роджерс дождался, пока сержант принесет кивер Шарпа. – В местечке под названием Адрадос, сэр, произошла резня.

– Резня?

– Бог знает что, сэр. Чертовски неприятно. Готовы?

– Ведите.

Сержант Патрик Харпер видел, что Шарп, тронув коня следом за лейтенантом, качнулся в седле. Итак, слухи не врали. Харпер удовлетворенно улыбнулся: он был доволен – не потому, что оказался прав, но потому, что для этого дела вызвали Шарпа. А если Шарп куда-то шел, Харпер следовал за ним. Ну и что с того, что Шарп теперь майор и, возможно, отчислен из полка Южного Эссекса? Он все равно возьмет с собой Харпера, как всегда брал его с собой. К тому же гигант-ирландец горел желанием отомстить тем, кто посмел оскорбить его солдатскую порядочность и его религию. Он двинулся в сторону расположения роты, насвистывая на ходу и чувствуя, как в душе приятным теплом разливается предчувствие хорошей драки.

– Черт, черт, черт, черт, черт, черт, черт! – генерал-майор Нэрн, все еще в халате и все еще простуженный, смотрел в окно, повернувшись лишь тогда, когда лейтенант Роджерс, доложивший о приезде Шарпа, вышел из комнаты. Глаза его, сурово глядевшие из-под кустистых бровей, остановились на Шарпе. – Черт!

– Сэр.

– Холодно, как в сердце у чертова священника.

– Сэр?

– В этой комнате, Шарп, – они находились в штабе. Единственный стол был погребен под ворохами карт, заставленных, в свою очередь, пустыми чашками и тарелками, табакерками, заваленных полусгрызенными тостами. Сверху виднелись одинокая шпора и мраморный бюстик Наполеона, которому кто-то, скорее всего, сам Нэрн, подрисовал чернилами женские украшения, превратив французского императора в жеманного модника. Генерал-майор прошествовал к столу и опустился в кожаное кресло. – Итак, что вы слышали об этой чертовой резне, майор? Порадуйте старика, скажите, что ничего.

– Боюсь, кое-что слышал, сэр.

– И что же?

Шарп рассказал Нэрну, о чем с утра говорили в церкви. Тот слушал, скрестив пальцы и закрыв глаза. Когда Шарп закончил, Нэрн проворчал:

– Боже небесный, майор, хуже, черт возьми, не могло быть, а? – Нэрн повернулся в кресле и уставился на городские крыши. – Среди испанцев мы и так не сильно популярны. Они не забыли семнадцатый век, чтоб их черт побрал, и тот факт, что сейчас мы сражаемся за их чертову страну, ничего не меняет. Теперь каждый священник будет твердить, что нечестивые британцы насилуют все, что похоже на католика и носит юбку. Боже! Если даже португальцы этому верят, то говорить об испанцах? В следующий раз они попросят Папу Римского объявить крестовый поход против нас! – он снова повернулся к столу, откинулся в кресле и закрыл глаза. – Нам необходима испанская помощь, но мы вряд ли ее получим, если они поверят во всю эту историю. Заходи! – последнее относилось к клерку, застенчиво постучавшему в дверь. Он передал Нэрну бумаги, которые шотландец бегло проглядел, ворчанием выразив согласие. – Мне нужно дюжину, Симмонс.

– Да, сэр.

Когда клерк ушел, Нэрн хитро улыбнулся Шарпу:

– «Наказание за грех ваш постигнет вас»[28], а? Я сжег письмо от этого великого и добрейшего человека, чертова главного капеллана, и теперь приходится писать каждому епископу и архиепископу на расстоянии плевка, – он изобразил раболепный голос: – «Это неправда, ваша милость, эти люди не из нашей армии, ваше святейшество, но мы, тем не менее, задержим ублюдков и вывернем их наизнанку. Медленно».