— Ты злишься?

Он опять задохнулся, и повернулся к ней лицом. Да, вот что он хотел сказать. Но она глядела на него серьезно и ласково — очень редкий взгляд! — и он заколебался, не желая обидеть ее.

Она никогда не изменялась, всегда беспокойная, неспособная отдыхать, как будто какая-то темная сила всегда гнала ее вперед.

И она всегда прорывалась через все преграды, иногда чудом — всегда быстрее, чем ожидали ее враги, всегда раньше и не там, где они ее ждали.

Она может свести с ума самого нормального человека.

— Вейни? — спросила она.

— Что еще? — резко спросил он.

На какое-то время она замолчала, потом подвинулась обратно и посмотрела на него раненым взглядом, который прострелил его насквозь и смешал все мысли.

Небеса знают, она посмотрела не на мир, нет. На него. Только на него. Он стал для нее всем миром.

Вейни встал на ноги, срезал несколько цветов, росших радом с ним, опустился на колено и церемонно предложил ей бедный букет, все цветы на ночь закрыли бутоны. Только что срезанные, они сильно пахли травой и весенними лилиями, запах, который — Небеса знают почему — напомнил ему детские скачки на коричневом пони.

Она посмотрела на него в упор. Уголки рта изогнулись, она осторожно взяла цветы, пальцы погладили его руку. — Это все, что ты мне предлагаешь?

— Да, — сказал он, выведенный из равновесия собственной глупостью: она всегда была лучше его в том, что касалось слов. Но, внезапно подумал он, она же не восприняла его букет, как шутку — а может наоборот, он запутался и уже не знал, что думать; как всегда между ними. В отчаянии он пожал плечами и, заведомая чушь, сказал — Если хочешь, я могу найти другие, получше, если пойду вдоль ручья. Тогда я могу принести тебе целую охапку.

Ее глаза сверкнули, потом стали серьезными, она медленно встала на колени, обняла его за шею, и мир стал таким же легким и воздушным, как запах цветов.

— Сделаешь это завтра, — сказала она после долгого мгновения молчания, и начала медленно расстегивать пряжки его брони, как делала сотни раз с самыми разными целями.

Подменыш соскользнул со своего места и с грохотом упал туда, где лежали их плащи и одеяла. Моргейн не глядя протянула руку и положила драконий меч позади них, рукояткой к себе, и освободила волосы, сняв костяную заколку.

Он взял свой собственный меч и положил его с другой стороны. Они никогда не забывали делать это. Слишком много засад была на их пути, чтобы они могли об этом забыть.

Рассвет. Все вокруг покрыто холодной росой, надо готовиться к отъезду. Но Вейни, не открывая глаз и завернувшись в одеяло, сидел опираясь спиной на колено Моргейн, которая тщательно и не спеша расчесывала его волосы, прежде чем завязать косу: высшее удовольствие, которое леди может сделать для своего воина. Он вдыхал в себя спокойствие и наслаждение.

В этот ранний час не происходило ничего плохого, в мире все было хорошо и правильно, и быстрые умелые касания пальчиков Моргейн почти усыпили его.

Он не открыл глаза и тогда, когда она подтолкнула голову немного вперед и начала плести косу, сидел со склоненной головой, пока она перевязывала ее, закалывала и вязала простой узел у основания шеи.

Наконец она закончила. Пришло время подумать о том, что предстоит сделать сегодня. Он опять положил голову ей на колени и вздохнул, когда почувствовал, как тонкие пальцы стали играть его волосами на висках. — Ты собираешься когда-нибудь завязать и их? Или пускай растут так, как им вздумается?

— Делай с ними, что хочешь. — Волос самой лио не касалась ни одна бритва, за исключением той, которую держал он сам, когда становился цирюльником. А эти волосы на висках уже резали и вырывали, но все равно они упрямо вырастали вновь и, откровенного говоря, часто лезли в глаза. — Отрежь их, — нервно сказал он. Его Каршская половина пришла в ужас. Но в клане Кайа меньше заботились о волосах, а именно Кайа вернули ему честь, и он уже давно доказал, что он — настоящий Кайа, хотя по крови только наполовину. Он повернулся к ней лицом и оперся на одну руку, а она достала клинок чести и обрезала один клок волос, потом еще и еще.

Он уже было открыл рот, чтобы запротестовать, но потом передумал, закрыл глаза, чтобы в них не лезли волосы и прикусил губу.

— Остался еще один.

— Да, — сказал он, решив не поддаваться суевериям. Он приготовился увидеть, как она отбрасывает волосы в сторону, и не собирался ни разыгрывать из себя дурака, ни заставить ее считать себя простаком.

Зато она откровенно играла с ним, как делала частенько, и, как делали в Карше, вложила все волосы в его руку.

Оставлять волосы на земле — плохое предзнаменование. У них не было огня, и Вейни бросил их в бегущую воду, чтобы никто не мог повредить его душе.

Потом он повернулся, встал на оба колена, как если бы хотел обратиться к госпоже с официальной просьбой.

— Лио…

— У меня есть имя.

Еще до него у нее был любовник. Он знал это, совершенно точно. Но не хотел даже спрашивать. Глупо смотреть назад, в высшей степени глупо, и против всех ее советов—

Как мало у них общего, того, что она могла разделить с ним. По меньшей мере из ее целей.

— Моргейн, — сказал он, нет прошептал. Ее имя. Плохое предзнаменование. Оно горит в легендах королей и волшебников, и с ним связано слишком много смертей. Моргейн Энджурин это совсем другая женщина, не та, которую он любил. Женщина, которую он знал, вообще не имела имени. Но он попытался найти подходящее обращение, и взял обе ее руки в свои. Он стоял на коленях, а она сидела на камне, как какая-нибудь высокая королева на троне, под несколькими последними звездами. — Послушай, госпожа—

— Не стой на коленях, — резко сказала она и сжала руки, которые он по-прежнему держал. — Сколько раз я говорила тебе об этом?

— Да, но я так привык. — Он начал было вставать, но потом опять уселся и упрямо выпятил челюсть. — Я — илин.

— Ты давно свободный человек.

— Да, но разве я делаю то, что хочу? И поскольку ты мой лорд, миледи-госпожа, то я дай- юио, в лучшем случае, и я могу воззвать к своей госпоже стоя на коленях, если считаю, что это самое подходящее и благопристойное положение. И я прошу тебя—. — Она начала было что-то говорить, но он крепко сжал ее руки. — Когда я уйду, не волнуйся, не иди за мной и — ради любви Небес — верь в меня, сколько бы времени это не заняло. Если я повстречаю врагов, то буду ждать, пока они не уйдут. Если я не буду точно знать, что ты здесь, мне придется что-то изобретать. Так что жди здесь и наберись терпения. Никто из нас не должен тревожится, ты поняла меня?

— Да, — тихо сказала она. — Но внимательно гляди по сторонам. Следующий поиск — мой.

— Лио…

Но этот спор он уже проиграл. Он встал, отряхнул пыль с коленей и пошел седлать Эрхин.

За разбитым ими лагерем местность изменилась — меньше леса, больше полян и лугов. Он знал это заранее, потому что уже был здесь, когда выбирал место для лагеря.

Он ехал очень внимательно, стараясь найти места пониже, в которых можно укрыться, и ехал скорее на восток, чем на север. Главным образом он старался следовать вдоль ручья, который оставался самой большой надеждой и самым большим страхом: в подобной местности люди инстинктивно тянутся к воде, и враги тоже, и по этому ручью Гаулт мог так же легко найти их, как и они Дорогу.

Около одного из холмов он спешился, забрался на верхушку, лег на живот и со своей наблюдательной точки самым тщательным образом изучил всю травянистую местность внизу, вплоть до кроличьей норы и последнего птичьего гнезда, проверил полет всех птиц, прислушался — и слушал до тех пор, пока звуки местности не стали говорить с ним, пока не стал понимать гул насекомых и чириканье птиц в лесу и лугах.

Он был один. Вокруг не было никого: он был уверен в этом настолько, насколько можно быть уверенным в чем-то, имея дело с незнакомым врагом.