Но все-таки маленьких холодок страха он сумел объяснить себе — он понял, что стоит за участливым вопросом Моргейн, дружеским, не похожим на ее обычный разговор с Чи, особенно если она была чем-то отвлечена: Моргейн по-настоящему встревожена.

Я совсем не совершенство, вот что она хотела сказать, снова и снова, предостерегая его. И я не могу позволить себе быть идеалом.

И опять, этой ночью: как ты можешь любить меня?

И этим утром: Я лгу, ты знаешь, что я лгу, скажи ему…

Точно, он почувствовал в ней страх, вот что превратило его внутренности в спутанный клубок: растущее чувство паники, разница между тем, как она заботится о Чи и холодно обращается с Броном; и эти изменения в отношениях между ним самим и ей; а еще этот сумасшедший священник и проклятый подарок пограничного лорда. Нет времени подумать обо всем этом, надо скакать по холмам и оврагам в обществе людей, которым они не доверяли, по земле, где на каждом шагу может ждать засада: он может думать только о том, где они скачут, и что в лесу может подсказать ему о засаде, и о поведении людей, скачущих перед ним. Но, на самом деле, опасность исходила не из леса. Она была сзади, в молчании Моргейн, в том, как она смотрела на Чи и на него самого.

Возможно в этой предвещающей грозу полутьме она обдумывала то, что они оба сделали, обещали или сказали друг другу.

Теперь ничего не казалось ясным и понятным, как раньше. Вейни не знал, что он должен был сделать по-другому сегодня утром, или что он должен был сказать, и совсем не понимал, что должен сделать сейчас.

Быть может надо убедить Чи и его брата уйти, оставить их, прежде, чем случится что-то совсем плохое.

Но все знают, что Чи был в руках кел и они оба скакали рядом с Моргейн кри Кайа; бросить их на этих холмах означало только одно: смерть, смертный приговор для них обоих, для слишком молодых честных людей, у которых нет ни лорда, ни семьи, которые могли бы защитить их, и нет, он чувствовал это, силы сопротивляться нависшей над ними опасности.

Честный человек, вот что сказала Моргейн.

До самого заката дождь лился через принесенный ветром туман, а в небе сверкали молнии. Уже вечером они подъехали к утесам, нависавшим над каменистым ущельем, которое обычно не было руслом ручья, но сейчас, когда сверху падал водопад, превратилось в кипящий белой пеной поток, бегущий между камней и, в свою очередь, водопадом падавший вниз.

На этот раз Чи и Брон поддержали проводников, предложивших разбить здесь лагерь, и Вейни только обрадовался, когда увидел нависающие сверху утесы, насквозь продуваемые ветром. — Отсюда только один выход, — сказал Брон, — и с вашим оружием никто незваный не сможет ни войти, ни спуститься сверху.

У Вейни была другая мысль на этот счет и он посмотрел на Моргейн: бесконечные войны в нескольких мирах научили его полудюжине способов атаковать такие места; однако Моргейн знала еще больше. Но она не стала возражать, только недовольно посмотрела, мокрая и несчастная, как и они все; холодный воздух смешивался с их тяжелым дыханием.

Они ехали вдоль ручья, освещенные последними лучами солнца, пока не оказались в узком месте, где водопад с грохотом падал вниз и предыдущие путники сплели из хвороста нечто вроде грубой хижины, одним боком опиравшейся на каменный склон. Вейни она не понравилась; но лошади устали после тяжелой дороги по мокрым камням, сами они промерзли до костей, с высоты хлестали сильные порывы ветра, с промокших насквозь веток сосен вниз падали крупные капли воды, ветер подхватывал их и швырял во все стороны, укрыться от них было невозможно: вода бежала по телу под плащами, руки и ноги закоченели; а эта хижина манила обещанием сухости, отдыха и небольшой передышки.

— Нет, — сказала Моргейн, — готовая отказаться от хижины, несмотря ни на что, — я не хочу других гостей, — и сердце Вейни упало, как от слабости, так и признания того, что она всегда права.

— Это убежище охотников, — возразил Чи. — Не думаю, что в ней кто-то есть.

— Проверь, — сказала Моргейн Эогару, и с большим пылом, чем за последние несколько часов, Эогар пришпорил лошадь, взобрался на склон, с некоторым трудом спустился с лошади и, вынув меч, заглянул внутрь.

Потом воин повернулся и махнул им идти к нему, его меч мрачно вспыхнул в темноте. Вейни с облегчением вздохнул и направил Эрхин прямо за кузенами Эогара, не забывая время от времени поглядывать на них и держать свой меч между ними и Моргейн, тем более, что эта мрачная дыра наводила на мысли о предательстве.

Но когда они поднялись по склону и спустились на землю рядом с хижиной:

— В этом месте ничего не слышно, — сказала Моргейн, последняя, кто еще сидел на лошади, ее голос заглушался ревом водопада, бьющегося о камни. — Мне это не нравится.

Вейни взглянул на нее сквозь мокрое седло Эрхин. — Да, — хрипло сказал он, мгновенно понимая, что она права, но чувствуя, как мокрая кольчуга давит на спину, а холодная вода течет по шее и бриджам, собираясь в сапогах. Вторая придирка к этому месту. Он уважал ее инстинкты, но на сердце было тяжело. «Небеса сохрани нас, лио, но здесь по меньшей мере трое людей, которым ты можешь доверять», не сказал, но подумал он.

Но было еще и трое воинов Арундена, высоких и сильных, и если сейчас они поскачут дальше, то эти люди не поднимут ночью мятеж: дождь и усталость свяжут им руки

А он, Бог помоги им, должен выполнить все ее приказы, или она убьет их всех, а он не был уверен, что сможет сражаться после такого дня…

— Мы едем дальше, лио? — спросил он, глубоко и устало вздохнув.

Она взглянула назад, ее взгляд скользнул к Чи с Броном, которые, неясно освещенные вспышками молний, уже сняли седельные сумки со своих лошадей, Чи безуспешно пытался удержать в руках промокшее одеяло, а ветер вырывал его из рук, с мокрых бриджей текла вода. Они оба, молодой мужчина и юноша, еще не оправились от тяжелых ран, страдали от холода и едва стояли на ногах, дойдя по полного изнеможения.

— Нет, — сказала она голосом, таким же усталым, как и у него. Моргейн соскользнула со спины Сиптаха и повела его к хижине. — Мы разожжем костер, если сумеем найти достаточно дерева. По меньшей мере дождь заглушит дым. И если кто-нибудь потревожит нас ночью, ему крупно не повезет.

Для костра они собрали мертвые сучья деревьев, валявшие среди камней, а черное оружие Моргейн заставило их вспыхнуть, чему Вейни по-настоящему обрадовался, потому что, несмотря на сухое сердце сучьев, даже ему, умелому охотнику, пришлось бы пролить море пота, прежде чем растопить такой огонь. Быстрое прикосновение красного света к мелким веточкам и коре, ободранной с деревьев, небольшая помощь от мертвых сухих листьев, валявшихся на полу хижины, и мгновенно появилось маленькое пламя, весело запахло дымом, занялись ветки поменьше, потом загорелись большие толстые сучья, и вот свет огня осветил ее лицо и испуганные лица их спутников.

Люди Арундена не могли и надеяться на такой комфорт.

— Это можно использовать и по другому, — сказала Моргейн человеку, который с ужасом глядел на ее черное оружие. Другой — Патрин — тяжело вздохнул. Никто из них не выглядел уверенным в себе.

Очень хорошо, подумал Вейни. С братьями проблем не будет — Чи сбросил с себя мокрое одеяло и подвинулся поближе к костру, сделанному при помощи колдовского огня кел, а Брон расслабился, снял с себя сапоги, поставил их рядом с костром, и на его лице даже появилась робкая улыбка, хотя он еще и дрожал всем телом.

Однако Эогар и его родственники — другое дело, но и они были в сложном положении, перейдя от своего лорда в подчинение ведьме-кел, несмотря на возражения священника. Они жались друг к другу, немного в стороне от других, старясь согреться. Кузен по имени Тарз сильно чихнул, на мгновение охватил голову руками, и чихнул опять.

Если они начали день с головной болью, злорадно подумал Вейни, сейчас они полностью несчастны. Он даже слегка пожалел их — хотя и не настолько, чтобы повернуться к ним спиной, принес им немного сучьев и горящую бересту, зажав ее двумя ветками, и разжег маленький костер. Однако он не собирался идти наружу на дождь, если им нужно побольше сучьев. — Я, — сказал он, — не собираюсь выходить наружу, во всяком случае ради вас.