Прицелится Витька, высыпет на них град дождинок — взвизгнут голопузые, бросятся врассыпную и тут же несутся назад, снова умоляюще смотрят вверх и кричат: «Еще! Еще!»

Незаметно бежало время. Давно ли, кажется, начали поливать, а солнце уже коснулось козырька крыши. А вот и спряталось вовсе. И погас свет в рассыпаемых каплях. И куда-то умчались ребятишки.

— Хватит, — сказал Витька. — Моя трава напилась.

— И моя напилась, — сказала Саша. — На каждую травинку по десять капелек попало.

— А у меня — по пятнадцать!

— А у меня — по двадцать!

— А у меня — по тридцать!

— А у меня… — Саша засмеялась. — Ладно, через неделю посмотрим, чья трава будет гуще.

Однако узнать, на чьем газоне трава стоит гуще и зеленей, Саше через неделю так и не довелось.

Вечером того же дня, когда она впервые полила газон, Нина Васильевна пришла из института, положила на стол туго набитый портфель и опустилась в кресло. Вытянув ноги и закрыв глаза, несколько минут сидела неподвижно.

Саша, заглянувшая в комнату, жалостливым голосом спросила:

— Мамусь, устала?

Нина Васильевна приоткрыла веки, улыбнулась:

— Дочура, иди ко мне. — Обняв Сашу, она сказала: — Совсем забросила моего зайчонка… Но теперь уже все, с завтрашнего дня — отпуск. И весь июль будет наш. Послезавтра едем к морю, в Мисхор. Курсовку в санаторий уже получила, билеты заказаны.

Разговоры о том, что после окончания летней сессии в институте Нина Васильевна должна полечиться в санатории, Саша и раньше слышала, но что это будет так скоро и что поедут они вместе, было для нее неожиданным. Неожиданным и радостным. У моря Саша была лишь однажды, еще до школы, возле Мариуполя. Больше всего ей запомнилась сверкающая на солнце голубая вода и то, как, взявшись с мамой за руки, они идут по этой бесконечной голубой воде, которая все никак не поднимается выше колен.

И вот — снова к морю. Не к Азовскому, а к Черному, настоящему, где и глубина бездонная, и штормы бывают как штормы. Недаром на дне его нашло вечный приют множество всевозможных кораблей, начиная от галер древних греков.

Про затонувшие корабли Саша на другой день не стала рассказывать Витьке. Может, и на море он никогда не бывал, а она бы расхвасталась! И вообще ей нелегко было объявить, что завтра едет с мамой к морю, в Крым. Саша не притворялась. Она даже немножко чувствовала себя тем солдатом, который в трудную минуту покидает поле боя; но солдат покидает поле боя, когда ранен, а она здоровая. Что же, выходит — дезертир? Глупости! Разве она бросила бы ребят, свои березки, раненую рябинку? Никогда бы сама не бросила.

О поездке она сказала Витьке не сразу. Утром к нему было и не подступиться. Вынес ящик с фанерными бирками — подходи, кто всерьез собирается помогать зеленым друзьям. По Вериному совету, завели строгую бухгалтерию. На каждой бирке Сережка увеличительным стеклом выжигал (чтобы не размыло дождем) номер. А дальше Вера всю канцелярию уже вела сама.

Берется, к примеру, Эрик Курочкин из 102-й квартиры поливать два дерева — прекрасно! Вера этого самого Курочкина аккуратненько записывает в тетрадку, отмечает номера его деревьев, а потом протягивает взволнованному этой торжественной церемонией Эрику шариковую ручку с красным наконечником:

— Распишись!

Витька сначала было воспротивился против этой, как он выразился, «писанины», думал, что она только отпугнет ребят, а вышло наоборот, расписывались в тетрадке с таким удовольствием, будто эта подпись обязывала их не тяжелые ведра носить с водой, а каждый день ходить в кино, да еще на самые интересные, приключенческие фильмы.

Саша напоила березку, спустилась с полным ведерком во второй раз, тут и окликнул ее командир «Зеленого патруля».

Она подошла, поставила ведерко. Витька взял из ящика две фанерки и протянул помощнику:

— Жги. «74» и «75».

А Вера четкими круглыми буквами вывела в тетрадке: «Кв. 55. Полякова Саша, № 74, 75».

— У меня же четыре березки, — удивилась Саша.

— Было, да сплыло! — Сережка сдул с дощечки пыль. — Скажи спасибо, что эти оставили. У тебя еще рябина.

— Не хватает всем, — пояснил Витька. — С ребятами из нового дома разговаривал, тоже хотят поливать.

— Распишись, — сказала Вера.

Саша взяла ручку, нерешительно посмотрела на красный наконечник.

— Но я… завтра уезжаю.

Вера подняла на Сашу черные глаза, Сережка продолжал выжигать семерку, а Витька вздрогнул. Саша смотрела на красный наконечник с обломанным язычком, но видела, как вздрогнул Витька.

— Почти целый месяц меня не будет, — добавила Саша.

— Расписывайся, — сказал Витька.

Теперь свои черные глаза Вера уставила на Витьку. И Сережка, закончив хвостик семерки, взглянул на него.

— Ну, чего тут непонятного? — горячась, сказал Витька. — Деревья пусть за ней числятся. И пусть не волнуется, не пропадут они. Подумаешь, работа! Полить три дерева! Да я сам полью. Дело какое! Расписывайся!

Саша поставила свою подпись и, будто извиняясь, проговорила:

— Все так неожиданно вышло. Я ничего не знала, а мама уже купила билеты… — Саша замолчала.

— Куда едешь? — спросила Вера. — В Сочи? Я была в Сочи.

— Нет, мы в Крым, в Мисхор, — Саша облегченно улыбнулась.

Витька поднял ее ведерко и сказал:

— Покажи, где твои березы?

Посмотреть, где растет дерево, и вылить под него ведерко воды, — за это время секундная стрелка на Сашиных часах и одного оборота не успела бы сделать. Только, видно, не спешили мальчишка и девчонка. Стрелка и раз обежала круг, и два, и пять, а они будто пристыли у березки.

— Ну, что же тебе привезти с моря? — спросила Саша. — Морского ежа, медузу, камней?

— Во, камней! — обрадовался Витька.

— Пожалуйста! Будут тебе камни. Такого добра хоть мешок привезу!

— Мешок не надо, — серьезно сказал Витька, словно через месяц Саша и в самом деле могла бы высыпать перед ним целый мешок камней. — Главное, чтоб красивые были. У одного пацана видел морские камешки. Колоссальные! Глаз не оторвешь!

— Нет, таких не хочу привозить.

— Почему?

— Двойками обрастешь. Все на камни будешь смотреть.

Витька оценил шутку. От смеха начал было даже икать. Сережка, отставив стекло, удивленно посмотрел на командира и хотел что-то крикнуть, но Вера хлопнула его по руке:

— Работай! Одна цифра осталась…

— Договорились, — сказала Саша, — ты ожидаешь от меня не очень красивые камни и письмо.

— Какое письмо?

— Обыкновенное. Помнишь, как недавно просил меня написать тебе письмо?

— Опять с «балдой» напишешь? — подозрительно спросил Витька.

— Как получится.

— Как получится… — грустно произнес Витька. — А ты можешь хорошее прислать письмо? Ну… приятное…

— От погоды будет зависеть…

— Все смеешься… А скажи, — вдруг встрепенулся он, — ты знаешь, кто вот так пишет эту букву? — Витька прихлопал землю рукой и вывел букву «з». Кончики буквы закрутил, как рога старого барана.

— Что-то знакомое… — Саша прищурилась. — Обожди! Ведь это Женя так пишет. Из первого подъезда… Да, Женя… Ну и что? — Саша вопросительно уставилась на Витьку. — Что ты хочешь сказать?

— А ничего. — Витька равнодушно наморщил лоб и отвернулся.

— Ммм… — протянула Саша.

И пока она тянула это долгое, многозначительное «ммм…» Витька и покраснеть успел, и ущипнуть себя за нос. Дернуло его спросить про эту букву! Теперь она обо всем может догадаться, еще и разговаривать не захочет. Но Саша, если и догадалась кое о чем, то не считала, что из-за этого надо ссориться. Она покрутила ведерко и тихо сказала:

— Не знаю, может, мое письмо тебе и не понравится, но я напишу от души… А ты мне напишешь?

— Я же адреса не знаю.

— Адрес сообщу.

— Не писал я никогда писем…

— Вот и хорошо, это будет твое первое письмо. Напишешь?