Эдик, помолчав, ответил:
— Мне кажется, можем.
— Да, — сказал Костя. — Это здорово: встретиться здесь, например, в двухтысячном году.
— Но это очень долго ждать, — сказала Данка. — Давайте установим срок поменьше? Возьмите Лермонтова. Ведь всего двадцать семь лет прожил.
И самому Косте не хотелось так долго ждать. Конечно, Лермонтов — человек исключительный. Но неужели они к своим двадцати семи годам ничего полезного не успеют сделать? Наверняка успеют.
— Тогда давайте откопаем в восьмидесятом году.
— Ой, правильно! — обрадовалась Данка. — Ты, Костя, тогда будешь вот такой. — Данка состроила на лице важную гримасу, а руки развела в стороны, показывая ширину Костиных плеч. — А ты, Эдик, будешь вот такой. — Она подняла вверх руку, прищурила глаза и низким голосом проговорила: — Итак, отправляем первую космическую экспедицию в район созвездия Гончих Псов.
— Извините, сударыня, — увлекаясь игрой, сказал Эдик, — но теперь я должен нарисовать ваш портрет. — Он сложил губы сердечком, опустил ресницы и, жеманно ступая на носках, прошелся перед Данкой.
— И неправда, неправда! — Данка даже топнула ногой. — Никогда такой не буду. Ненавижу кривляк!
— Не сердись, — сказал Эдик. Я же пошутил. Не верю, чтобы ты могла стать такой.
— А какой? — спросила Данка.
— Не знаю… — замялся Эдик.
А Костя сказал:
— Если бы все девчонки были как ты, то, наверно, и все мальчишки стали бы другими…
К вечеру на листке плотной бумаги аккуратным почерком Данки клятва была написана.
Вот ее текст:
«Смелость, отвага — наш первый девиз.
А еще клянемся быть честными, не зазнаваться и не обижать слабых.
Всю жизнь посвятим делу коммунизма.
Кто изменит этой клятве, тот изменит себе и нашей дружбе.
Клятву откопаем в августе 1980 года. Эдуард Губин, Данута Деревянко, Константин Сомов».
Листок с клятвой положили в толстую надежную бутылку. А саму бутылку — в полиэтиленовый мешочек. Может быть, этого и не стоило бы делать, но Эдик настоял:
— Химия! Сто лет пролежит!
Закопали бутылку с клятвой поздно вечером, когда на землю опустилась августовская ночь. Найти бутылку не составит труда. Ее спрятали рядом с молодой березкой.
— Хорошее место, — сказал Костя, ощупав гладкий стволик дерева. — И от дождя укроет, и от снега.
В вышине мерцали звезды. Словно большой ласковой рукой, ветерок перебирал листву. Вдалеке стихал шум поезда.
Данка, Эдик и Костя стояли молча. Думали о себе, о жизни. Какими они будут? Настоящими или не совсем? До конца верными клятве или в чем-то отступят от нее?..
Нет, только настоящими!
— Данка, где твоя рука? — сказал Эдик. — И твоя, Костя…
Их пальцы слились в рукопожатии.
