И тут рядом обозначилось некое движение. Для большинства людей оно, конечно, осталось бы невидимым, но только не для него. Дрожь земной Фэа, шепоток запретного. Мощь, витавшая до сих пор рядом с ним, сгустилась, сфокусировалась, начала приобретать материальные очертания. Начала обрастать плотью. Женским телом сначала, а потом — когда плоть еще более сгустилась — мужским: это было тело мужчины в подобающем одеянии. Бархатный плащ, драгоценные камни, меховой воротник, трепетавший так, словно здесь по-прежнему дул ветер… И поскольку он изменил свой внешний образ, точно так же повела себя и окружающая среда. Ледяная вершина исчезла, а на смену ей пришли внутренние покои дворца. Роскошные шелковые гобелены, фрески на стенах… Рожденный Фэа подождал какой-нибудь реакции от человека, стоявшего на вершине, затем, не дождавшись, равнодушно пожал плечами. На смену гобеленам пришли деревья, на смену стенам — ослепительное сияние Коры. И по-прежнему никакой реакции. Тогда рожденный Фэа превратил окружающее во внутреннее пространство собора. А когда даже этот образ не вызвал интереса у человека, стоявшего на вершине, разрушил и собор, явив вместо него реальность кошмарного сновидения. Поле, сплошь устланное человеческими черепами, простиралось вокруг них на много миль, а в самой середине его — прямо у ног стоявшего на вершине — появилась чаша, полная крови. По золотой кромке чаши вилось стихотворение, написанное древним алфавитом планеты Земля. Рожденный Фэа увидел, что человек склонился к чаше, чтобы прочитать стихотворение, а затем медленно повернул голову в его сторону. И по его лицу было видно, что стихотворение ему не понравилось.

— Ты и впрямь лишен чувства юмора, — усмехнулся Кэррил.

— Я Призвал тебя еще пять ночей назад, — подчеркнул Джеральд Таррант.

— Ну, Призвал. И когда-нибудь, когда будешь в нормальном настроении, я расскажу тебе, чего мне стоило перебраться в Новую Атлантиду. Я и мои сородичи умеем обращаться только с земными потоками, не забывай об этом. Знаешь, каково мне пришлось в океане? Если бы твоя лошадь обошлась с тобой так, как со мной — Фэа, ты бы отшиб себе все печенки. — Быстрым жестом демон смахнул реальность кошмарного сновидения. Вместо нее явились черные стены, покрытые красными шторами с золотой бахромой, — это был интерьер дворца самого Охотника. — Ты сам поведаешь мне о том, что тебя гложет, или заставишь блуждать в потемках?

— Мне казалось, что ты умеешь читать мою душу.

— Боль я читать не умею. И тебе прекрасно известно об этом.

— Так вот в чем дело, — пробормотал Таррант. — Значит, это уже она?

— Сам расскажешь. — А поскольку Охотник промолчал, демон продолжил: — Не зря же ты меня Призвал.

— Я Призвал тебя, чтобы узнать, могу ли я Творением прорваться отсюда на Запад.

— Ну? — Демон развел руками. — Я тебя услышал. И прибыл.

— Действительно, — спокойно подтвердил Таррант. — С тобой это сработало.

Какое-то мгновение демон просто всматривался ему в лицо. Затем, осторожно подбирая слова, предположил:

— Наверняка я ведь не первый, к кому ты обратился, не так ли? Конечно, ты предпринимал и другие попытки, только они остались безрезультатными. Ты пытался почерпнуть силу из своего западного резервуара — и у тебя ничего не получалось. Так оно и было?

Таррант неохотно кивнул.

— Что ж, мне кажется, в этом имеется известный смысл. Призвать демона, наделенного свободой выбора, — и тогда появится шанс на то, что он выберет морское путешествие. А если обратишься к силам Леса, не обладающим свободной и независимой волей…

— Этого я не мог, — прошептал Охотник. — Слишком велико расстояние. И потом, Новая Атлантида…

Демон изобразил ужас.

— Это-то я понимаю.

— Ты же понимаешь, что все это означает? — Голос Тарранта звучал тихо, однако в нем чувствовалось предельное напряжение; должно быть, пределы его самообладания подошли к концу. — Я не смогу вернуться. Не смогу вернуться тем способом, каким сюда прибыл.

— А мне-то казалось, что священник, твой друг, с готовностью поддержит тебя.

— Поддержит. Он питал меня своей кровью и своими ночными кошмарами полгода… И я умирал с голоду, Кэррил! Я на самом деле умирал от голода! Даже сейчас я по-прежнему чувствую этот голод. Но почему? Ничего подобного со мной раньше не было. Не было ничего, с чем бы я не мог совладать. До сих пор.

— Но, как я понимаю, ты уже подкормился.

Таррант закрыл глаза, вспоминая:

— Как только мы высадились, и много раз с тех пор. Страх, такой роскошный, что, когда я вкушаю его, у меня кружится голова. Кровь, такая горячая от ужаса, что, казалось бы, способна насытить на десять дней вперед. Эта страна созрела для меня, Кэррил, и ее аборигены лишены какой бы то ни было защиты. И все же… я вновь чувствую пустоту. Отчаянную пустоту. Запах жертв заставляет меня дрожать от голода… даже когда я знаю, что мои физические потребности удовлетворены. Но почему? Такого со мною не было никогда.

— И никогда еще тебе не приходилось голодать так долго.

— А какое это имеет значение? Вампира можно морить голодом на протяжении долгих веков, но в первую же ночь после того, как он напьется…

— Прошли уже долгие столетия с тех пор, как ты перестал быть просто вампиром. Или ты забыл об этом?

— Не улавливаю разницы.

— Но она имеется! У тебя, дружище, сложно организованная душа. Человеческая душа — и это главное, со всеми ее дьявольскими заморочками. Такие раны подлежат постепенному врачеванию. Да любая домашняя кошка, поголодав пять месяцев, будет потом с остервенением набрасываться на пищу. Так что всего-навсего погоди немного.

— Но у меня нет на это времени, — пробормотал Таррант. И отвернулся. Его руки, стиснутые в кулаки, все равно заметно дрожали. — Наш враг уже, должно быть, знает о том, что мы здесь, — прошептал он. — И у меня нет времени на проявления собственной слабости.

— Я бы помог тебе, будь это в моих силах, — мягко сказал демон. — И ты это знаешь. Но мои возможности не безграничны. — Он описал рукой круг по помещению, в котором они находились, словно желая сказать: вот к чему они сводятся. — Я могу вдохнуть в тебя иллюзию. Я могу усилить удовольствие, получаемое тобой от убийства, может быть, даже могу предоставить тебе роскошь мимолетного забвения. Но эскапизм никогда не был тебе свойствен, и я это знаю. Так чем еще я могу помочь тебе?

— Ты можешь предоставить мне информацию.

Демон тихо хмыкнул:

— Ага, теперь все помаленьку начинает сходиться. Значит, ради этого ты меня и Призвал?

— Я избрал именно тебя из примерно полудюжины духов, которые могли бы откликнуться на мой призыв. При всем своем позерстве, Кэррил, ты отличный помощник. И мне известно, что я не единственный, кто не против воспользоваться твоими услугами.

Демон ухмыльнулся:

— Но ты представляешь, каких усилий это потребует? В мире посвященного самым драгоценным предметом является знание. А мне-то в этом что? Но, конечно, фактик-другой подраздобыть никогда не помешает. И, будучи существом демонической природы, я обладаю в процессе раздобывания фактов несомненными преимуществами. Так что расскажи мне, что тебе нужно, Охотник. И я помогу тебе, если сумею.

Охотник повернулся к Кэррилу и посмотрел ему прямо в глаза, в глубине которых пылало черное пламя.

— В краю ракхов мы сражались с неким демоном. Позже он пришел ко мне и… — Таррант резко встряхнул головой, прогоняя ужасные воспоминания. — Короче говоря, он попытался меня уничтожить. И это ему почти удалось. И я прибыл сюда, чтобы это не повторилось.

— Что ж, достойная цель для крестового похода.

— Я был не в силах Познать его без того, чтобы усилить нашу с ним связь, а в этом случае он стал бы еще сильнее. Это было бы слишком рискованно. Но мне необходимо выяснить, кто он такой, что он такое, каковы его силы… ну, и так далее. Ты можешь предоставить мне эту информацию?

— Если я его знаю. А если нет… — Демон хмыкнул. — Допустим, ради старинного друга я способен провести определенные разыскания. Есть ли у этого порождения тьмы какое-нибудь имя?