— Повернись, — прошептала Хессет.

И когда он повернулся, она припала к веревке, которой были стянуты его запястья, и перегрызла ее. После этого он развязал и ее саму и размассировал себе затекшие руки. Для начала неплохо. Осталось всего несколько часов до возвращения Тарранта, и он не сомневался в том, что им с Хессет удастся продержаться.

В убывающем свете солнца, просачивавшемся сквозь решетку, он принялся осматривать их темницу. Это, несомненно, было творением самой природы, причем весьма грубым творением. На мгновение он подумал о том, не обследовать ли здешние лазы и подземные ходы — а вдруг какой-нибудь из них выведет на волю? Но тут же вспомнил о том, что имеет дело с детьми. Маленькие, быстроногие и невероятно любопытные, они наверняка обшарили здесь все закоулки, прежде чем прийти к выводу, что пещера может послужить темницей. А если тут и нашелся какой-нибудь лаз на волю, то они наверняка давно заделали его. Так что надеяться в этом плане не на что. Он переступил с ноги на ногу так, чтобы его же собственная тень не падала на и без того темную стену, повернулся налево…

И увидел глаза.

Хессет, должно быть, увидела эти глаза одновременно с ним, потому что священник услышал, как судорожно она вздохнула. На мгновение ему показалось, что две светлые точки во тьме были глазами какого-то небольшого зверька, но тут он вспомнил, что за создания держат его в плену и какого они роста. Да, конечно, это тоже был ребенок. На этот счет не возникало ни малейших сомнений. Испуганный ребенок, забившийся в угол, стоило Дэмьену подойти поближе, и тихонько заскуливший от ужаса. Девочка? Во тьме это было трудно определить, но голосок звучал по-девчачьи.

— Убирайся! — закричала она. Голос звучал хрипло, надрывно, похоже, она сорвала его, крича со всей мочи. — Убирайся! Я знаю твоего Бога! Ему не взять меня!

Священник замер на месте. В пещере внезапно наступила такая тишина, что ему был слышен стук собственного сердца. Затем он, медленно и осторожно, отступил на шаг. Глаза по-прежнему смотрели на него. Он отступил еще на шаг, потом еще на один… Когда расстояние между ним и девочкой составило примерно двенадцать футов, Дэмьену показалось, что она самую малость подуспокоилась.

— Кто ты? — как можно мягче спросил он. Ее странное обвинение по-прежнему звучало у него в ушах. «Твоему Богу меня не взять». — Почему ты здесь?

— Прочь! — выдохнула девочка. — Уберите их прочь!

Их.

Она имеет в виду детей?

Что здесь происходит?

Он посмотрел на Хессет. Но лица ракханки — и, соответственно, выражения этого лица — ему не было видно. И все же ему показалось, что она кивнула.

— Ладно, — по-прежнему мягко сказал он. — Мы не будем к тебе подходить.

Он выбрал сравнительно чистое место на грязной земле и сел. Сквозь решетку дул холодный ветер, на нем остывал горячий пот. Дэмьен чувствовал, что эти глаза смотрят на него, что они его изучают, но сам старался на девочку не смотреть. Животным иногда нужно время на то, чтобы привыкнуть к чужому запаху; возможно, испуганная девочка переживает нечто аналогичное. Что ж, спешить некуда. Чего-чего, а времени у них предостаточно.

Несколько минут прошло в полном молчании, а потом шорох снаружи, из-за решетки, известил Дэмьена о том, что кто-то идет. Это оказался мальчик без маски, но в боевой раскраске, в грязи и с деревянным копьем. Он подошел к решетке и заглянул сквозь нее в темницу — и тут же из дальнего угла вылетел какой-то маленький, грязный, насмерть перепуганный комок плоти, — вылетел так стремительно, что Дэмьен аж подпрыгнул на месте. Девочка подбежала к решетке, упала перед ней на колени, вцепилась в толстые прутья; все ее тело тряслось от невыразимого ужаса.

— Уберите их, — взмолилась она. — Пожалуйста! Это же священник, неужели вы не видите? Они убьют нас всех!

— Бог городов тут не властен, — указал ей мальчик. — Или ты забыла? А что касается этих… — Он кивнул в сторону Дэмьена и Хессет. — Они останутся здесь только до жертвоприношения. — Его глаза жадно сверкнули. — Думаю, старик Пучеглазый слопает их в один присест. Да что там! Одним глотком!.. Слопает, а кости выплюнет нам на потеху. Так что не бойся.

Жертвоприношение. Это слово крайне не понравилось Дэмьену. Сколько же еще ждать наступления тьмы. Ох, как нужен им Таррант, просто позарез!

Хессет первой сообразила задать вопрос:

— А когда состоится жертвоприношение?

Мальчик поглядел на нее. Судя по всему, его не заинтересовало то обстоятельство, что глаза и уши у нее были не очень похожи на человеческие.

— Завтра, — объявил он. — Как только Ему будет угодно.

Он кивнул куда-то вдоль тропы, но не той, по которой сюда привели пленников. Из-за решетки можно было разглядеть небольшую поляну, в центре которой высилась статуя черного камня — возможно, это был обсидиан, — примитивно изображающая человеческую фигуру. Только не совсем человеческую. Тело-то было вполне человеческим — с поправкой на неопытность ваятеля, и руки были разведены во вполне человеческом жесте, но вот лицо… что-то с этим лицом было не так. Глаза слишком большие и разрез у них явно не гуманоидный. И все же они показались Дэмьену странно знакомыми. Он подождал, пока чуть-чуть не рассеется туман, пока сквозь него не пробьется достаточно света, чтобы озарить черты лица…

И тут он вспомнил. Вспомнил это лицо. Вспомнил эти глаза. Они смеялись, следя за ним поверх женского плеча, вот как было дело. И происходило это в кристальной башне в стране ракхов за несколько минут до того, как подземный толчок, вызванный Творением Тарранта, разрушил стены могучей цитадели.

Фасетчатые глаза, как у мухи. Гладкие, как зеркало. Пока солнечный свет падал на них, они, казалось, следили за Дэмьеном с явным интересом. Казалось, или следили на самом деле.

— Кто это? — выдохнул священник.

Даже эта простая фраза далась ему с превеликим трудом.

Мальчик ухмыльнулся:

— Это наш бог, горожанин. И ты с ним скоро встретишься.

Он просунул сквозь решетку несколько мелких кусочков чего-то и примитивный деревянный кувшин. Какая-то еда. Девочка схватила один из кусков полусырого мяса, завернутый в большой зеленый лист, и побежала в свой угол. Очутившись на месте, она накинулась на еду, как после длительной голодовки. А смотрела при этом, не отрываясь, на Дэмьена. Через какое-то время за двумя другими порциями отправилась Хессет. Обнюхав, она передала половину Дэмьену.

Священник не шелохнулся. Он не отрываясь смотрел на статую — на чудовищный и вместе с тем хорошо, слишком хорошо знакомый ему образ. В воздухе вокруг статуи уже начали сгущаться сумерки, а в небе — которого ему было отсюда не видно — рассыпала золотые лучи заходящая Кора. Солнце, должно быть, уже село. Наступил вечер. Но где же Таррант? Неужели связующая их двоих нить не дает ему почувствовать, в какую опасность попал Дэмьен? Неужели он не знает, что ему следует поторопиться?

Калеста. Теперь он вспомнил имя этого демона. Того самого, который стал мучителем Тарранта. Служителя Дома Гроз. Того самого, который стоял за плечом у пленителей самого Дэмьена, подстрекая их ко все новым пыткам, называя пытки лучшим способом утвердить собственное превосходство. Прошло уже много месяцев, но эти воспоминания заставили священника содрогнуться, а одного звука имени было достаточно для того, чтобы кровь заледенела от ужаса. Они, конечно, знали, что Калеста может оказаться здесь, знали, что он, возможно, в союзе с тем, побороться с кем они сюда прибыли… но не это же?

«Если они страстно верят в него, это может превратить его в бога. И придать ему соответствующее могущество».

Две дюжины обезумевших детей, и бог, купающийся в страданье. Ничего удивительного в том, что этих Терата так боятся горожане. Ничего удивительного в том, что Терата окружили легендами, что их предпочитают считать дикими животными, или порождениями Фэа, или даже демонами… чем угодно, лишь бы не людьми. Лишь бы не теми, кто они на самом деле.