Томас кивнул. Ему все еще было нелегко это вспоминать. Но больше не имелось никаких отговорок, никаких покрывал и масок. «Было так, как было».
— Этого можно было ожидать, что де Треминс задействует все свои контакты, чтобы после всего лишить меня карьеры в Академии. И у де Буффона не было выбора, в конце концов, я просто убежал и бросил на произвол судьбы все свои задания. Он не мог бы оправдывать мои занятия дальше. Теперь он уже нашел замену – другого студента, который также хорошо рисует.
— Ты не опечален? — тихо спросила она.
Томас бы солгал, если бы утверждал, что это не создает ему трудности. Но когда Изабелла схватила его тверже за руку, он в очередной раз понял, что можно быть и грустным, и счастливым одновременно.
— Мы расстаемся со старыми мечтами и находим новые, — ответил он через некоторое время. — Лафонт очень заступился за меня. Я получил его рекомендательное письмо, которое скреплялось печатью епископа Менде. Епископ использовал лиц, занимающих высокие должности в Париже и в полицейском министерстве. Если повезет, то с этой рекомендацией я получу место на полицейской службе. И если я себя зарекомендую, кто знает, куда меня это приведет, — теперь он занервничал. Вопрос, что он снова и снова задавал себе в течение нескольких месяцев каждую бессонную ночь, был на языке. Но прямо спрашивать он не смел. — Может быть, я никогда не буду видеть Новый Свет. Но есть здесь во Франции нечто гораздо более ценное, что стоит ждать. Так или иначе ... я надеюсь.
Изабелла не отвечала ему, она даже не повернула голову, когда он вопросительно посмотрел на нее со стороны. И в течение нескольких секунд она показалась ему такой далекой, что он отчаялся, несмотря на их близость.
Рядом с одной из художественно постриженных изгородей остановилась группа гуляющих. Жанна и дю Барри, две дамы из парижского полусвета и полный мужчина, вероятно, брат дю Барри. Он как раз склонился к коричнево-белой охотничьей собаке, которую вел на веревке рядом с собой и отпустил ее. Маленькая ручная собака, которая была на руках у одной из дам, начала лаять и трепыхаться, до тех пор, пока женщина, наконец, тоже не поставила ее в снег. В парке, в окружении обузданной природы, на снегу буйствовали две нервные собаки, гонялись друг за другом вокруг изгороди и дороги, лаяли и рычали.
Томас и Изабелла остановилась. Бок о бок они наблюдали за игрой, лишь отражение бестии Каухемара, и все же достаточно тревожно.
Спутницы дю Барри засмеялись и зааплодировали, когда болонка вильнула в сторону и этим запутала собаку. «Насколько острой может быть грань между игрой и жестокой реальностью», — подумал Томас. И он опять содрогнулась при мысли, которая часто преследовала его сегодня в сновидениях. — «Что, если бы я не встретил собаку?»
Изабелла приблизилась еще ближе к нему, ее кринолин прижался к его лодыжкам. И хотя девушка не принадлежала ему, он обнял своей рукой ее за талию и притянул к себе.
Над парком стемнело, зажглись первые лампы.
— Час между собакой и волком, — тихо сказал Изабелла. Томас знал, что они оба думали об одном и том же. Он вспомнил грубоватый стиль Бастьена, его ухмылку, его преданность и его уязвимость. Вид того, как он пытался сжимать руку в кулак, когда был обижен, и факт того, что они были друзья. Но в то же время появилось другое лицо – Каухемара, жестокого, бестии, человека, чьи глаза были лихорадочными, с голодным блеском, когда он говорил об убийстве.
— Тереза знает? — спросил Томас.
Изабелла качала головой.
— Она знает только версию о несчастье на охоте. Она очень печалится. Но, вероятно, возвратится однажды в Ла-Бессер. Я думаю, Жан Хастель желает, чтобы они были снова мужем и женой, вопреки всему.
«Мы хотим себе так много», — подумал Томас. Он украдкой наблюдал за Изабеллой со стороны. Снежинки легли кружевной завесой на ее волосы. Она казалась взрослой, серьезной.
Рядом с живой изгородью Жанна гладила ручную собаку и высоко подняла ее. Группа гуляла дальше и исчезала из их поля зрения. Только смех Жанны до сих пор доносился к ним.
— Кто эта блондинка? — хотела узнать Изабелла. — Ты хорошо ее знаешь? Она целовала тебя только что, как будто бы хотела указать мне, кому ты принадлежишь.
Хотя Изабелла стремилась это скрыть, слова прозвучали почти рассержено. Он почти улыбнулся.
— Она – подруга, ее зовут Жанна. Один из мужчин – это ее жених, через несколько недель она назовется мадам дю Барри. Я многим ей обязан. Она умная женщина, и определенно они однажды заживут во дворце.
— А мы?
Это прозвучало вскользь к сказанному, и Томасу понадобилось пару раз вдохнуть, чтобы понять этот образ Изабеллы и ответить ей. «Мы». Теперь последний остаток печали также распался в пепел. И хотя слова Изабеллы были только обещанием между любящими, и никаким разрешением графа д’Апхер, Томас все же был абсолютно бессознательно счастлив. Лучше всего он бы схватил ее на руки и сильно расцеловал. Ему стоило большого самообладания, чтобы просто ответить.
— Не во дворце, я боюсь. Даже не в городской резиденции. Но, может быть, когда-нибудь... в городском доме?
Изабелла улыбнулась ему со стороны.
— В Париже?
— Где ты захочешь, Белла. Разумеется, это была бы скромная жизнь. Никаких хрустальных люстр, никаких дорогих шелковых вечерних платьев, никакого огромного количества прислуги…
— Но мы были бы счастливы, или нет?
— Были бы, — сказал Томас от всего сердца. Даже сегодня он не мог сказать, когда ее рука нашла его руку. Они пошли дальше, так хорошо знакомые, как если бы были парой. Это был бесконечно прекрасный сон. Но, конечно, реальность вернула его обратно.
— Ты думаешь, твой... брат позволит?
— Я не знаю, — сказала она серьезно. — Это не так, что Жан-Жозеф не любит тебя, Томас. И он должен мне кое-что. Но ты знаешь, занимает много времени, чтобы изменить положение вещей.
Томас вздохнул.
— Да, и он был бы, пожалуй, плохим господином, если бы отдал тебя мне. Даже если у меня была бы действительно хорошая должность в полиции через один, два года: ты бы потеряла свой титул и свои привилегии, как только бы вышла замуж за простолюдина.
— Это верно. С другой стороны... если меня сказки чему-то и научили, то только одному: некоторые вещи стоит ждать. Мне не нужна большая прислуга, а вести домашнее хозяйство я научилась у Хастель. И я многое получила бы в обмен на свои привилегии. Никаких хрустальных люстр, но в обмен на это мужчину, который рисковал даже в логове чудовища, чтобы спасти мою жизнь. Никакого титула, но кого-то рядом, кто рискнул из-за меня тюрьмой и потерей любви отца. Никаких дорогих шелковых вечерних платьев, но вместо этого две руки, которые будут держать меня в темноте, если мне присниться кошмар. И... — она потянула его с дорожки, в снег, за живую изгородь, где они были одни в течение нескольких секунд, — у меня будет мужчина, который любит меня и который целует меня каждый раз, когда я этого хочу!
Томас рассмеялся. В ее лисьих глазах отражались облака на зимнем небе, и рот Изабеллы был так заманчиво близок, что он не мог сопротивляться. Неожиданно его затопило нежностью.
— Моя Белла, — прошептал он. И хотя это было неразумно и абсолютно безрассудно, Томас взял ее лицо своими руками и поцеловал. Ее рот имел вкус дикости и леса, это был поцелуй волшебниц, и первая тайна, которая принадлежала в Париже только им обоим.
Послесловие
ПО СЛЕДАМ ЧУДОВИЩА
Между 1765 и 1767 годами похожее на волка животное чинило кровавую расправу в области сегодняшних Овернье и Гефаудана. 19 июля 1767 года Жан Хастель убил животное, которое можно было идентифицировать по форме зубов и анатомическим данным как помесь волка и собаки. Серия убийств прекратилась. Но могло ли на самом деле животное убивать так много людей и также многих из них обезглавливать, на сегодняшний день ставится под сомнение. Современные охотники на бестий, такие как Жан Рихард, Эрик Мацель и Бернард Соулир изучали архивы Пюи, Менде и Монпелье, чтобы выяснить, кем или чем в действительности был зверь. В журнале «Gazette de la Bête», основанной Жанои Рихардом, самые последние результаты исследований представляются каждый год.