— Вот, Егор Гордеич, натоптали тут ихние галоши, — тыча пальцем в ноги старорежимного гостя, с ходу завозмущалась Антонина. — А плакатик на стене вон висит! Для чего его прилепили? Для всяких непонятливых! «Галоши для грязи, чтоб чище в мире было у нас и в нашей квартире!» — с вызовом прочитала Антонина. — А получается, что грязь эту несем с собой!..
На полу действительно темнели большие мокрые следы, и старичок, оглядев их, смущенно улыбнулся.
— Вот улики налицо, так сказать! — почему-то обрадованно произнес он. — Сыро на улице, весна!.. — Он улыбнулся, снял пенсне, протер платком и снова надел.
— Вам что, гражданин? — спросил Воробьев.
— А вы кто, позвольте узнать? — заинтересовался старичок.
Воробьев недоуменно посмотрел на Антонину.
— Во! — с удовлетворением кивнула Антонина. — Никак не хотят себя называть!
— Старший уполномоченный Воробьев и в отсутствие начальника отдела имею право его замещать.
— Егор Гордеич! — вспомнил старичок. — Очень хорошо! Пойдемте! — гость энергично указал на дверь кабинета.
Егор взглянул на галоши.
— Ах да! — старичок снял галоши, поставил их недалеко от печки. — Прошу, Егор Гордеич! — уже нахально предложил пройти в кабинет «профессор», как окрестил про себя незнакомца Воробьев.
Егор хотел возмутиться, одернуть строптивого старорежимника, желающего во что бы то ни стало пролезть в кабинет (кто его знает, с какой еще целью), но что-то удержало его, и он, помедлив, даже предложил гостю пройти первым. Профессор, покряхтев, засеменил в кабинет, и Егор перехватил недовольный взгляд Антонины. «Эх, нет Василия Ильича, — говорило ее лицо, — он бы показал этому буржую кабинет!»
Егор прошел следом за «профессором», разрешил ему сесть.
— А можно я разденусь? — спросил незнакомец. — У вас здесь тепло и хорошо! Только фикус вот я бы убрал. Ну что это, оранжерея?.. Это деловой кабинет, а кроме того, он весь свет из окна загораживает… — ворчливо пробурчал гость.
Егор удивленно посмотрел на него. Старичок любовно погладил старинный резной на львиных лапах письменный стол, занимавший почти половину сергеевского кабинета, даже слегка подпрыгнул в мягком старом кресле, оглядел старинный темно-вишневый шкаф, печку, выложенную изразцами, холодный камин…
— А что не топите? — поинтересовался старичок.
Егор пожал плечами.
— Хозяин кабинета Василий Ильич Сергеев… — Егор осекся: вот уж хамство, этот «старорежимник» еще допрос учиняет. Воробьев хотел возмутиться, но старичок его предупредил.
— Моя фамилия Ларьев Виктор Сергеевич, вот мой мандат… — Ларьев протянул мандат, подписанный Менжинским, который уполномочивал сотрудника ОГПУ Ларьева В. С. разобраться по акту диверсии на Краснокаменской ГРЭС.
— У меня просьба: о том, зачем я сюда прибыл, должны знать только вы и Сергеев. Для остальных я ревизор, приехавший проверять вашу отчетность, акты сдачи изъятых и реквизируемых ценностей государству, то есть старичок-бухгалтер, дотошный, въедливый и несносный. Я проведу свое дело и уеду. Все понятно?..
— Да… — Егор обалдело кивнул.
— Ну вот и хорошо!.. — Ларьев энергично потер сухонькие ручки, прошелся по кабинету— Хорошо у вас, тепло!
— Печка, — объяснил Егор.
— Хорошая печка, — добавил Ларьев. — С умом сложенная! — он протер пенсне.
В большую, служившую приемной комнату кто-то вошел.
— Прихватова убили! — взволнованно проговорил голос, и Егор узнал Семенова. — Василий Ильич велел Егору Гордеичу немедленно прибыть! Где он? — спросил Семенов.
— Кто это Прихватов? — спросил тут же Ларьев.
— Наш сотрудник, — сообщил Егор.
Заглянул в кабинет Семенов.
— Егор Гордеич…
— Я слышал, сейчас буду! — отрезал Воробьев.
— Ага… — Семенов взглянул на Ларьева и закрыл дверь.
— Н-да… — задумался Ларьев.
— Вам, наверное, надо в гостиницу? — спросил Егор.
— Да нет! — Ларьев махнул рукой. — Пойду с вами…
— А как же…
— Конспирация? — усмехнулся Ларьев. — Да это я сам в Москве с товарищами надумал, чтобы в случае чего не вспугнуть кое-кого… Но теперь вижу, что не получится. Мне надо знать все, видеть, а так я многое пропущу… Пойдем в открытую, Егор Гордеич, что ж поделаешь! Ну, пошли, коли зовут?
По дороге, когда они спешили к дому Насти, Ларьев успел подробно выспросить у Егора про аварию, арест Бугрова, исчезновение Русанова, посещение Воробьевым Ершова, про ликвидацию банды и Настю, отлучение Семенова и о самом Прихватове. О том, что слабину в отношении баб последний имел, любил выпить, прихвастнуть и что, по мнению Егора, послужило, наверное, причиной его небдительности и смерти.
— У вас что, принято, вот так во всеуслышание объявлять обо всем, как сделал сейчас Семенов? — спросил Ларьев.
— Да в общем… — Егор пожал плечами.
— Я понимаю, что ваша секретарша человек проверенный, но она женщина! Утерпеть и не рассказать про такое трудно. А ведь вы даете происшествиям еще и политическую оценку, выдвигаете свои версии… И все при ней?
— Не всегда… — замявшись, проговорил Егор.
— Честным ответ, — кивнул Ларьев. — А Катьков этот замечен в городе не был?
— Да нет…
— А вы в милицию о нем данные давали? Словесный портрет, описание, приметы? — спросил Ларьев.
Егор не ответил. Самое-то главное они сделать и забыли. Занялись перепалкой вокруг Семенова, а милицию подключить забыли!
— Вы сколько лет работаете в ОГПУ? — спросил Ларьев.
— С двадцатого… — ответил Егор.
— Тогда просто непростительно, — сурово сказал Ларьев. — И вот ваша ошибка к чему привела!
Егор прошел еще несколько метров и остановился. Сердце сдавило с такой силой, что перехватило дыхание. Он представил, что его увольняют из рядов ОГПУ, отдают под суд. Еще утром, передавая заявление о своем несогласии с методами работы Сергеева, Егор и не думал, что сам работает еще хуже, допустив грубейшую ошибку, которая привела к гибели сотрудника. Остановился и Ларьев, порасспросив Егора о его житье-бытье и распорядке дня.
— Н-да, вижу, что придется мне серьезно заняться и вашим образом жизни. Сколько вы спите?
— Пять-шесть часов, — пожал плечами Егор.
— Безобразие! — возмутился Ларьев. — Я вот вам прочту лекцию о сне! Сои — лекарство от всех болезней.
Мой хороший знакомый архитектор Мельников разрабатывает сейчас даже проект жилого дома, в котором СОН будет играть главную роль. Хороший сон — залог успеха и в нашей, батенька, работе. А потом физкультура. Ведь людям нашей профессии как никому необходимо быть что? Здо-ро-вым! Так? Так! А иначе что? Голова не соображает, ноги не бегают, так, спрашивается, какой вы работник ОГПУ? Вы — инвалид! Нет, хватит! Прошли те времена, когда люди на работе спали. Вы просто обязаны отдыхать. Обя-за-ны! Ведь это что такое? Сколько дней прошло, а вы еще ничего об аварии нс знаете! Ни-че-го! Стыдно, стыдно, а главное — никаких версий, никаких идей! Не годится!
Они подошли к дому Насти, у которого уже дежурил Лынев. Вид у него был взволнованный.
— Василий Сергеевич все уже обследовал, побежал тут к одному родственнику Насти, Ефиму, его потрясти! — бодро говорил Лынев.
— Что? — не понял Ларьев.
— Ну, допрос снять! — радостно пояснил Лынев. — Этого Ефима видели соседи, он вечером приходил к Насте зачем-то…
— Та-ак-с! — Ларьев пожевал губами. — А эксперты где?
— Так, Василий Ильич же все сам расследовал! — удивился Лынев. — Он дотошный.
— Ну, вот что, — помолчав, проговорил Ларьев. — Сходите за экспертами, и немедленно.
Лынев удивленно посмотрел на Воробьева. Егор кивнул, и Лынев побежал за экспертами, В доме на табуретке у окна сидел перепуганный Семенов. Труп Прихватова лежал на лавке, прикрытый простыней.
— Как все было? — спросил Ларьев, оглядывая залитую кровью комнату.
— Прихватов, видимо, приставал к ней, соблазнить хотел, — начал объяснять Семенов, но Ларьев его перебил.
— Я не про то. Вот вы пришли сменить Прихватова, что вы увидели? Где лежал труп Прихватова?