Я пытаюсь найти его родителей. Ищу по комбинациям: «Уиллем, Брам, Яэль», просто «Брам, Яэль». Но без фамилии ничего не получается. Потом я просматриваю все голландские сайты, посвященные натуропатии, ищу там Яэль, но тоже ничего не нахожу. Я пробиваю в Гугле имя «Яэль», выясняется, что оно еврейское. Значит, его мама еврейка? Израильтянка? Почему я не додумалась спросить его об этом, когда была возможность? Знаю почему. Когда я была с ним, мне казалось, что я уже его знаю.

Заканчиваются каникулы, на шекспировском курсе мы начинаем читать «Цимбелина». Мы с Ди дошли уже до середины, до самого пикантного момента, где Постум, муж Имогены, видит у Якимо тайный браслет, подаренный им Имогене, и воспринимает это как доказательство того, что она ему изменяет, хотя, конечно же, Якимо браслет украл как раз для того, чтобы выиграть спор с Постумом о том, что он может соблазнить Имогену.

– Очередной поспешный вывод, – говорит Ди, многозначительно глядя на меня.

– Ну, у него были серьезные поводы ее подозревать, – отвечаю я. – Якимо знал о ней все, обстановку в ее спальне, про родинку на груди.

– Потому что он подглядывал за ней, когда она спала. Было же объяснение.

– Я знаю. Знаю. Ты точно так же говоришь, что есть объяснение и исчезновению Уиллема. Но иногда надо принимать все таким, каким оно кажется с первого взгляда. Всего лишь за один день я видела, как он флиртовал с одной, другая его раздевала, третья подсунула телефончик. Это уже как минимум три, не считая меня. Мне это говорит лишь о том, что он пудрит мозги. Запудрил и мне.

– Как-то для этого парень слишком много рассуждал о влюбленности.

– О влюбленности, но не любви, – возражаю я. – Да и влюблен он был в Селин. – Хотя я помню ту очевидную жажду любви, с которой он говорил о родителях. И чувствую жар на своем запястье, словно его слюна еще там.

– Селин, – Ди щелкает пальцами, – та сексапильная француженка.

– Не такая уж она была сексапильная.

Ди закатывает глаза.

– Почему мы об этом не подумали? Как называется клуб, в котором она работала? Где твой чемодан остался?

– Понятия не имею.

– Ладно. Где он находится?

– Недалеко от вокзала.

– Какого вокзала?

Я пожимаю плечами. Я как заблокировала эти воспоминания.

Ди хватает мой ноутбук.

– Да ты просто упрямишься, – и начинает стучать по клавиатуре. – Ты ехала из Лондона, значит, на Северный вокзал.

– Какой же ты умный, а?

Он открывает Гугл-карты и что-то пишет. Появляется куча красных флажков.

– Вот.

– Что?

– Ночные клубы рядом с Северным вокзалом. Обзванивай. Селин, я так думаю, работает в одном из них. Найдешь ее, найдешь его.

– Ага, возможно, даже в одной постели.

– Эллисон, ты же сама говорила, что надо видеть дальше собственного носа.

– Надо. Просто Селин мне больше видеть не хочется.

– Тебе насколько важно его найти?

– Не знаю. Важнее всего мне, наверное, узнать, что же произошло.

– Повод все же позвонить этой самой Селин.

– Что же мне, все эти клубы обзванивать? Ты забыл, я же по-французски не говорю.

– Да разве это трудно? – он морщит лицо, – Bon lacroix monsoir oui, tres, chic chic croissant[38] путана ле франсе, – и ухмыляется. – Видишь? Легкотня.

– Это тоже французский?

– Нет, латынь. Можно еще того парня спрашивать, африканца.

Великан. С ним бы я не против поговорить, но, естественно, я не знаю его имени.

– Давай ты. У тебя это все лучше получается.

– Ты о чем? Я испанский учил.

– Я про то, как ты голоса меняешь, играешь.

– Я видел тебя в роли Розалинды. К тому же ты целый день играла Лулу и сейчас перед родителями изображаешь студентку, готовящуюся к меду.

Я опускаю глаза и принимаюсь ковырять ноготь.

– Я просто врушка.

– Нет. Ты экспериментируешь с разными личностями, как все те шекспировские герои. Все, кем ты притворяешься, в тебе уже есть. Именно поэтому ты и надеваешь эти маски.

Кали в этом году начала изучать французский, поэтому я спрашиваю у нее как будто невзначай, как можно пригласить к телефону Селин или бармена-сенегальца, у которого есть брат в Рочестере. Поначалу она просто в шоке. Наверное, я с самого начала учебного года спрашиваю у нее что-то более человеческое, чем «Это твои носки?».

– Ну, это будет зависеть об большого числа факторов, – говорит она. – Кто эти люди? В каких вы отношениях? Французкий – это язык нюансов.

– Гм, а не может быть такого, что это просто люди, с которыми я хочу поговорить по телефону?

Кали смотрит на меня, сощурившись, а потом утыкается в книгу.

– Попробуй перевести через программу в Интернете.

Я делаю глубокий вдох и шумно выдыхаю.

– Ладно. В порядке следования это хорошенькая стервозина и приятный молодой человек, с которыми мне как-то довелось встретиться. Они оба работают в одном ночном клубе Парижа, и мне кажется, что у них есть ключ к моему… моему счастью. Это проясняет нужные нюансы?

Кали закрывает учебник и смотрит на меня.

– Да. И нет. – Она хватает листочек и начинает постукивать им по подбородку. – Ты случайно не знаешь, как зовут этого брата из Рочестера?

Я качаю головой.

– Он упомянул его, но произнес быстро. А что?

Кали пожимает плечами.

– Ну, просто если бы ты знала, можно было бы найти его самого в Рочестере, и так выйти на его брата.

– Боже, об этом я даже не подумала. Может, мне удастся вспомнить и поискать. Спасибо.

– Просто поразительные вещи могут случиться, если попросишь о помощи, – соседка многозначительно смотрит на меня.

– Ты хочешь все узнать?

Ее поднятые брови как бы говорят: «Любят ли свиньи грязь?»

И я рассказываю ей, Кали, которая никак не грозила стать моим доверенным лицом, краткую версию своей саги.

– О боже. Да. Тогда все ясно.

– Что ясно?

– Почему ты все время держишься в стороне, всегда нам отказываешь. Мы-то думали, что мы тебе противны.

– Что? Нет! Не противны. Я просто чувствовала себя изгоем, и мне было жаль, что на вашу долю выпала такая соседка.

Кали закатывает глаза.

– Я перед тем, как сюда приехать, разошлась со своим парнем, а Дженн – со своей девушкой. Как ты думаешь, почему у меня столько фоток Бастера? Всем было фигово, все тосковали по дому. Поэтому мы и проводили столько времени на вечеринках.

Я качаю головой. Я и не знала. Я даже не пыталась что-то узнать. Потом я начинаю смеяться.

– У меня одна лучшая подружка с семи лет была. Я, кроме нее, ни с кем и не тусовалась из девчонок, и я, похоже, как-то упустила то время, когда люди учатся дружить.

– Ничего ты не упустила. Разве что ты и в детский сад не ходила.

Я беспомощно смотрю на нее. Конечно же, я ходила в садик.

– Если ты ходила в сад, то научилась заводить друзей. Это как бы первое, чему там учат, – она смотрит на меня. – Чтобы с тобой дружили… – начинает она.

– Надо дружить самому, – подхватываю я, вспоминая, что нам говорила миссис Финн. Или Барни.

Улыбаясь, Кали берется за ручку.

– Думаю, проще будет искать эту девицу Селин и сенегальского бармена, о его брате забудь. Много ли там барменов из Сенегала? А найдешь бармена, спроси, есть ли у него брат в Рочестере.

– Рош Эстере, – поправляю я. – Так он его называл.

– Это понятно. Так звучит куда солиднее. Вот, – она подает мне бумажку. Je voudrais parler a Celine ou au barman qui vient du Senegal, s’il vous plait[39]. Она написала и на французском, и транскрипцию, как это произносится. – Это как спросить их по-французски. Если тебе нужна помощь с этими звонками, дай знать. Друг может помочь.

Je voudrais parler a Celine ou au barman qui vient du Senegal, s’il vous plait. За следующую неделю я произнесла эту фразу так много раз – сначала репетировала, потом по телефону, и каждый разговор угнетал меня все больше и больше – так что не сомневаюсь, что теперь говорю ее и во сне. Я позвонила двадцать три раза. Je voudrais parler a Celine ou au barman qui vient du Senegal, s’il vous plait… Я говорю это, и происходит одно из трех: первое – вешают трубку. Второе – отвечают на разные лады non[40] и вешают трубку. Эти однозначные «нет» я вычеркиваю из списка. И третий вариант – начинают лепетать по-французски очень быстро, и я не могу ответить. «Celine? Barman? Senegal?»[41] – повторяю я в трубку, но слова тонут, как бракованные спасательные круги. Я же понятия не имею, что говорят эти люди. Может, что Селин и Великан пошли обедать и скоро вернутся. Или что Селин внизу, но сейчас занята – трахается с высоким голландцем.