– Опусти голову между колен, – советует врач. Он зовет медсестру, она приносит мне стакан воды. Я выпиваю. Внешний мир прекращает кружиться. Я потихоньку разгибаюсь. Доктор Робине смотрит на меня, как будто бы отодвинув шторку профессионализма.

– Но это было год назад? – спрашивает он, и его голос мягкий, как одеяло. – Вы потеряли друг друга год назад?

Я киваю.

– И ты его все это время искала?

Я снова киваю. В каком-то смысле, да.

– Думаешь, и он искал тебя?

– Не знаю. – И это правда. То, что он пытался найти меня год назад, не означает, что хочет и до сих пор. Или чтобы я его нашла.

– Но ты должна это знать, – отвечает он. Поначалу мне кажется, что он упрекает меня за незнание, но он берет телефонную трубку и звонит. А потом снова смотрит на меня: – Должна знать, – повторяет он. – Подойди ко второму окошку в кассе. Карточку показать не можем, но я сказал им дать тебе его адрес.

– Он у них есть? У них есть его адрес?

– Какой-то адрес есть. Иди, возьми. И найди его, – он снова смотрит на меня. – Как бы там ни было, ты должна знать.

Я выхожу из больницы, иду мимо больных, которые во время процедуры химиотерапии греются в лучах вечернего солнца. Распечатку с адресом Уиллема я стискиваю в кулаке. Я на нее даже еще не смотрела. Я говорю Рен, что мне на минуточку надо остаться одной, и направляюсь к старым стенам этой больницы.

Я сажусь на скамейку, стоящую около прямоугольника травы, между старыми кирпичными строениями. В цветущих кустах танцуют пчелы, неподалеку играют дети – в этих больничных стенах течет насыщенная жизнь. Я смотрю на листок. На нем может быть любой адрес. Он сам может быть в любой точке света. Насколько далеко я готова зайти?

Я думаю про Уиллема, которого избили – избили! – и он все равно пытался найти меня. Я вдыхаю поглубже. Запах свежескошенной травы смешивается с ароматом пыльцы и выхлопными газами грузовиков, ждущих у обочины. Я смотрю на свое родимое пятно.

Разворачиваю распечатку, я еще не знаю, куда мне придется ехать, но знаю, что поеду.

В моем путеводителе Утрехту уделяется аж целых две страницы, так что я жду увидеть крошечное или страшное промышленное местечко, но оказывается, что это красивый средневековый город с извивающимися узкими улицами, домами ленточной застройки с щипцовыми крышами и многочисленными каналами с плавучими домами, и трудно понять, живут ли здесь люди или это кукольный город. Хостелов тут немного, и когда я нахожу тот единственный, на который мне хватит денег, оказывается, что раньше это был сквот. И у меня возникает такое чувство, словно какая-то секретная часть мироздания посылает мне сообщение: «Да, именно сюда ты и должна была попасть».

Ребята в этом хостеле очень дружелюбны и готовы помочь, да еще и прекрасно говорят на английском, как и Уиллем. Один из них даже похож на него – такое же лицо с угловатыми чертами, такие же пухлые красные губы. Я спрашиваю, не знает ли он Уиллема; но оказывается, что нет, и когда я объясняю ему, что он похож на человека, которого я разыскиваю, он со смехом говорит, что половина голландцев на него похожи. Он дает мне карту Утрехта и объясняет, как добраться до того дома, адрес которого мне выдали в больнице. Это в нескольких километрах от хостела, так что он предлагает взять в аренду велик.

Но я решаю ехать автобусом. Дом не в центре, в районе, где много музыкальных магазинов, ресторанов с кухнями разных стран, где на шомполах жарится мясо, и граффити. Свернув пару раз не туда, я наконец нахожу нужную улицу, она расположена напротив каких-то железнодорожных путей, на которых стоит заброшенный товарный вагон, почти полностью изрисованный граффити. Через дорогу от него стоит простенький узкий дом, согласно моей распечатке, это и есть последний известный адрес Уиллема де Ройтера.

К входной двери цвета электрик мне приходится протискиваться мимо шести велосипедов. На звонок, похожий на глазное яблоко, я даже не сразу рискую нажать. Но сделав это, я ощущаю странное спокойствие. Я слышу, как он звенит. Потом тяжелые шаги. С Уиллемом я общалась всего один день, но понимаю, что это не он. Его шаги были бы более легкими. Дверь открывает высокая симпатичная девушка с длинной каштановой косой.

– Здравствуй. Ты говоришь по-английски? – спрашиваю я.

– Да, конечно, – отвечает она.

– Я ищу Уиллема де Ройтера. Мне дали этот адрес, – словно в подтверждение своих слов я протягиваю листок.

Я каким-то образом знала, что его тут нет. Может, потому что не особо нервничала. Так что, увидев, что ее лицо не изменилось, я не особо удивляюсь.

– Я с ним не знакома. Я просто снимаю тут жилье на лето, – отвечает она. – Извини, – и пытается закрыть дверь.

Но теперь я уже знаю, что «нет», «извините» и «ничем не могу вам помочь» – это лишь начало разговора.

– А тут есть кто-нибудь, кто может его знать?

– Саския, – кричит девушка. Наверху очень узкой лестницы появляется девушка и спускается вниз. Она светловолоса, с розовыми щеками и голубыми глазами, в ней есть что-то от хуторянки, такое ощущение, что она только что скакала на лошади или пахала в поле, хотя у нее рваная короткая стрижка и черный свитер, совершенно не похожий на традиционный наряд.

Я снова объясняю, что мне нужен Уиллем де Ройтер. Саския, хоть мы и не знакомы, приглашает меня войти и выпить чаю или кофе.

Мы втроем садимся за деревянный стол, на котором валяются груды журналов и конвертов. Всюду разбросана одежда. Видно, что тут проживает много народу. Но не Уиллем.

– Он никогда тут и не жил, – говорит Саския, угостив меня чаем с конфетами.

– Но вы знакомы?

– Встречались несколько раз. Я дружила с Лин, а она встречалась с одним из друзей Роберта-Яна. Но Уиллема я почти не знаю. Как и Анамик, я сюда только на лето вселилась.

– А вы знаете, почему он мог назвать этот адрес?

– Может, из-за Роберта-Яна, – говорит Саския.

– А это кто?

– Он учится в Утрехтском университете, как и я. И раньше тут жил, – объясняет Саския. – Но потом уехал. Я теперь снимаю его бывшую комнату.

– Ну конечно, – про себя бормочу я.

– Тут студенты живут, они появляются и исчезают. Но Роберт-Ян в Утрехт еще вернется. Не сюда, а в новую квартиру. К сожалению, не знаю, куда именно. Я просто в его бывшей комнате живу, – она пожимает плечами, словно чтобы показать, что больше ей сказать нечего.

Я стучу пальцами по старой деревянной столешнице. Смотрю на гору почты.

– А не разрешите мне просмотреть письма? Может, я найду какую-нибудь подсказку?

– Давай, – соглашается Саския.

Я перебираю все стопки. Там, в основном, счета, журналы и каталоги на имена различных людей, которые проживают или когда-то проживали по этому адресу. Я насчитываю около шести имен, включая Роберта-Яна. Но для Уиллема тут ничего нет.

– А ему сюда вообще что-нибудь приходило?

– Что-то было, – отвечает Саския. – Но несколько дней назад кто-то все разбирал, может, его почту выкинули. Как я говорила, он уже несколько месяцев не показывался.

– Подожди, – говорит Анамик. – Кажется, я видела что-то на его имя в новой почте, которая еще в ящике.

Она приносит конверт. Это не реклама. Настоящее письмо, адрес подписан вручную. Марки голландские. Я хочу его найти, но не настолько, чтобы открывать личную корреспонденцию. Я кладу этот конверт в общую кучу, но потом снова его беру. Ведь адрес в правом верхнем углу, написанный незнакомым витиеватым почерком – мой.

Я подношу конверт к лампе. Внутри – другой конверт. Я раскрываю первый, и из него выпадает мое письмо, которое я отправляла в Англию, на адрес «Партизана Уилла», на имя Уиллема. Судя по маркам и вычеркнутым адресам, его пересылали несколько раз. Я открываю самое первое письмо – посмотреть, добавили ли к нему что-нибудь, но нет. Его просто прочитали и переслали дальше.