– Тетя Минерва! – глубоко вздохнув, сказала Кейт. – Я понимаю, вы полагаете, что я смогу стать для вашего сына этой самой опорой, но поверьте мне, вы глубоко ошибаетесь!

– О нет, – ответила ее светлость, – я не ошибаюсь.

– Но я не хочу выходить замуж за Торкила, – выпалила Кейт. – Такая мысль никогда даже не приходила мне в голову!

Леди Брум встала и начала задвигать полог на кровати Кейт.

– Ну, мое дорогое дитя, теперь, когда я подкинула тебе эту идею, подумай над ней. Тебе уже двадцать четыре, а женихов нет. Ты можешь не любить Торкила, но я уверена, ты не питаешь к нему неприязни, и, если ты выйдешь за него замуж, твое будущее будет обеспечено. Более того, ты приобретешь положение в обществе, ибо быть женой Брума из Стейплвуда – это кое-что значит! Подумай над этим, Кейт!

Леди Брум наклонилась и поцеловала Кейт в щеку, а затем задернула полог, задула свечу и вышла, оставив племянницу в состоянии крайнего душевного смятения.

Кейт была поражена до глубины души – она хорошо знала, сколь велики амбиции ее тетушки, и полагала, что та мечтала женить своего единственного сына на титулованной аристократке, что было вполне реально. Торкил имел титул, был богат и необыкновенно красив, и, когда он пребывал в хорошем расположении духа, ему нельзя было отказать в обаянии. К несчастью, он часто по малейшему поводу выходил из себя и погружался в тоску, но эти недостатки поддаются исправлению, и, когда здоровье его окрепнет, Торкил, вне всякого сомнения, научится управлять своими эмоциями. Кейт уже поняла, какими мотивами руководствовалась в своем поведении леди Брум. Конечно же, она заботилась отнюдь не о благе сына, а о том, чтобы сохранить над ним свою власть, препятствуя его встречам с предметом его тайных воздыханий – Долли Темплком. Не что иное, как жажда власти лежала в основе решимости леди Брум не отпускать сына из Стейплвуда как можно дольше. Леди Брум нельзя было назвать любящей матерью, ибо племяннице она оказывала больше внимания, чем собственному сыну, и, хотя леди Брум окружила сына мелочной опекой, Кейт временами казалось, что он не вызывает у нее ничего, кроме отвращения. В том, что леди Брум презирает своего сына, сомневаться не приходилось. Возможно, это была естественная реакция женщины, отличающейся отменным здоровьем, но тем не менее не сумевший подарить достойного наследника мужу, хозяину Стейплвуда. Кейт, доброй по натуре, трудно было понять подобное отношение матери к своему сыну, однако она подозревала, что ревность бывает и без любви. Леди Брум хотела держать Торкила под каблуком и, конечно же, будет стараться свести на нет влияние его жены. Кейт могла это понять и предполагала, что леди Брум будет всячески стараться сохранить свое влияние на сына еще в течение нескольких лет, и тем не менее она стремится женить его на женщине пятью годами его старше, в то время как он, судя по поведению, сущий мальчишка!

Кейт лежала в постели, ломая голову над тем, как выпутаться из сложившегося положения, и вдруг ей пришла в голову мысль, что, женив Торкила на собственной племяннице, леди Брум, по всей видимости, надеется, что в этом случае ей удастся держать сына в повиновении и продолжать управлять Стейплвудом и после смерти сэра Тимоти. Поначалу эта мысль показалась Кейт дикой, но чем больше она размышляла над этим, тем больше убеждалась, что таковы, наверное, и есть истинные намерения леди Брум. Кейт удивляло одно: неужели ее тетя, особа вовсе не глупая, не понимает, что Кейт отнюдь не беспомощная девица, без головы на плечах. Тут Кейт осенила другая мысль – она находится в неоплатном долгу у своей тетушки. Она вспомнила, что говорил ей мистер Филипп Брум об обязательствах и жертвах, изъявляя готовность всегда прийти ей на помощь. Кейт рывком села на кровати, вглядываясь в темноту. Так вот какой жертвы потребовала от нее леди Брум! Филипп, несомненно, догадывался об этом. Вспомнив его сардоническую усмешку и холодное презрение, сквозившее во взгляде, когда она впервые увидела его в Стейплвуде, несомненно, решила Кейт, он подумал тогда, что она по доброй воле согласилась участвовать в гнусных интригах леди Брум. На глаза ее навернулись слезы ярости, сила которой потрясла Кейт, и у нее появилось непреодолимое желание влепить ему пощечину. Как он смел подумать, что она такая распутная и корыстная? К чести Филиппа следует сказать, что он довольно быстро сменил свое мнение о Кейт, но тем не менее он думал, что она не устоит перед соблазном приобрести титул, богатство и обеспеченную жизнь. Ну что ж, мистер Филипп Брум очень скоро пожалеет, что думал о ней столь дурно, что же касается его помощи, то она прекрасно обойдется и без нее! Кейт в ярости ударила кулаком по подушке и уже собиралась снова лечь, как в голову ей пришла мысль: почему Филипп так рьяно противился женитьбе Торкила, если он не имел никаких видов на Стейплвуд? Рано или поздно Торкил все равно женится, если, конечно, не умрет до этого. Конечно, от головной боли и других напастей, которыми страдал Торкил, не умирают, но с ним ведь мог произойти и несчастный случай! Дрожь пробежала по телу Кейт, и она прошептала: «Нет!» – поскольку мысль о том, что мистер Филипп Брум способен совершить покушение на жизнь своего кузена, показалась ей абсурдной. Торкил в такой театральной манере говорил о том, что несколько раз чуть не погиб в результате несчастного случая, но Кейт очень скоро поняла, что словам Торкила верить не следует. Более того, немного поразмыслив, Кейт пришла к выводу, что обвинения Торкила просто смехотворны: даже если Филипп и причастен к падению плиты с фронтона или к случаю с проволокой и подпиленной веткой, во всех случаях вероятность гибели Торкила была нулевой. Он мог, конечно, сломать шею, упав на опутанную проволокой ограду, но он благополучно миновал ее; когда же Торкил упал с вяза, то и подавно отделался всего лишь несколькими синяками. Что касается плиты, которая, по словам Торкила, упала в нескольких дюймах от него, то Кейт была уверена, что в момент ее падения Торкила там и близко не было! Она представила себе, как мистер Филипп Брум без устали изобретает все новые и новые ловушки для Торкила, которые, однако, не причиняют тому никакого вреда, и не смогла удержаться от смешка.

Однако, вспомнив о тех таинственных намеках, которые она слышала несколько раз от леди Брум, Кейт снова стала серьезной. Тетя Минерва прямо не обвиняла Филиппа в попытках убить Торкила, но говорила, что тот жаждет унаследовать Стейплвуд и титул своего дяди. Единственное, в чем она обвиняла Филиппа, – так это в дурном влиянии на ее сына. У Кейт на этот счет сложилось другое мнение – она считала, что если Филипп и оказывает на Торкила какое-то влияние, в чем Кейт сомневалась, то влияние это было скорее положительное, чем дурное. Однако Кейт была достаточна умна, чтобы понять, что леди Брум считала любое влияние, кроме собственного, вредным. Кейт легла и, усмехнувшись, подумала: «Не завидую я жене Торкила! Ведь у нее будет не свекровь, а сущая ведьма».

– И уж, конечно, этой женой буду не я! – сказала Кейт, прижимаясь щекой к подушке.

На следующее утро, спустившись к завтраку, Кейт обнаружила тетю в одиночестве и, воспользовавшись этим, спросила, не думает ли она, что ей пора уезжать из Стейплвуда. Леди Брум вопрос показался забавным, и она ответила:

– Нет, я так не думаю. А с чего это ты собралась уехать?

– Видите ли, мэм, если Торкил влюбился в меня, в чем лично я сомневаюсь, я обязана оставить этот дом.

– Но почему же, если ты сомневаешься в его чувствах? Неужели тебе так хочется покинуть нас?

– О нет, нет, мэм!

– Рада слышать это. Я ведь так старалась, чтобы тебе было у нас хорошо.

– Да, мне у вас и вправду очень хорошо! – уверила ее Кейт. – Вы были очень добры ко мне, и мне будет очень недоставать вас и доброго сэра Тимоти. И, конечно же, Стейплвуда! Но дело в том, что я не должна подавать Торкилу никаких надежд, а мне будет трудно сохранять необходимую дистанцию после того, как между нами установились дружеские отношения. Если я начну обращаться с ним с холодной вежливостью, он, наверное, пожелает узнать, чем он меня обидел, а что я отвечу ему на это?