– Да, уважаемый сэр, совсем не из легких! Я бы сказала, что это была изнурительная задача!

– Однако вы не выглядите изнуренной, – улыбнувшись Кейт, произнес Филипп. – Напротив, вы ослепительны! Вам удалось помирить этих бешеных кошек?

– О нет, их помирит только время! – беспечно ответила она. – Самое большее, что мне удалось, – это убедить каждую, что ее поведение свидетельствует о ее триумфе в глазах соперницы и что без нее хозяйство развалится, а тетушка заболеет еще сильнее. Теперь они друг с другом не разговаривают, и я буду у них связующим звеном, пока они не забудут свою ссору или пока не выздоровеет тетушка.

Филипп положил нож, который вертел в руках, и спросил, сколько еще дней она намерена оставаться в Стейплвуде.

– Ну, я не знаю сколько, наверное, пока тетя не встанет на ноги, – ответила Кейт. – Надеюсь, недолго. Но вы же не можете серьезно предлагать мне уехать именно сейчас, когда я наконец могу быть здесь полезной! Вы можете считать пользу от меня пустяковой – ведь вам так легко удалось умиротворить шеф-повара, – но я могу поклясться, что было вовсе не легко успокоить двух взбешенных женщин, одна из которых полагает себя самой главной, а другая, хотя и неплохая сама по себе, обременена множеством болезней и так из-за этого чувствительна, что малейшая грубость вызывает у нее нервные спазмы. С чем этот пирог?

– С олениной. Я сроду не слыхал…

– Здорово! Подайте мне пирога, пожалуйста. Я голодна как зверь!

– Кейт, как вы можете позволять этой толстой ленивой тетке дурить вас? – взмолился Филипп. – Не станете же вы утверждать, что проглотили все, что она вам наплела?

– До крошки! – со смешком подтвердила Кейт. – И восхитилась мужеством, с которым она держится, хотя у нее инфлюэнца, а также жестокие колики – как у тетушки, а может быть, даже хуже! У миссис Торн такая особенность: как только в доме кто-нибудь чем-нибудь заболевает, она тут же заражается той же самой болезнью. Только она никогда не жалуется!

– Я бы очень хотел сам с ней поговорить. Разрешите мне, Кейт!

– Вы ничего не добьетесь, разве что ее совсем изведут судороги! Ей требуется сочувствие, а не нравоучения! Этого добра она с лихвой получает от Сидлоу! И конечно, они обе жутко ревнивы.

– А я-то думал, они закадычные подруги!

– Мне тоже так показалось, когда я приехала сюда, но вскоре обнаружила, что это не так. Они состоят в оборонительном союзе против Пеннимора и Тенби. – Кейт подняла глаза, которые больше не смеялись. – Это очень несчастливый дом, вам не кажется? Совсем не так я представляла себе настоящий английский дом. Здесь скорее три дома, и между ними нет любви. Сэр Тимоти и тетушка неизменно вежливы между собой, но живут как чужие люди. А Торкил живет отдельно от них обоих. И хотя тетушка и сэр Тимоти не ссорятся, их слуги ссорятся постоянно! Что делает жизнь очень неуютной, правда?

– Так было не всегда, – ответил Филипп. – Наш дом таким не будет!

– Не будет! – подтвердила Кейт, благодарно улыбнувшись ему.

Он протянул к ней руку через стол.

– Мне не удастся убедить вас уехать завтра, Кейт?

Кейт накрыла руку Филиппа своей и покачала головой.

– Я не могу уехать, пока тетя нездорова, а я в силах ей помочь. Неужели вы хотите заставить меня поступить против своей совести?

– Я хочу, чтобы вы были в безопасности.

– А я не думаю, что мне угрожает опасность. Даже когда я бранила Торкила, он не пытался причинить мне зло. Он не считает меня врагом.

– Обещайте по крайней мере одну вещь! – настойчиво сказал Филипп.

Кейт взглянула на него с лукавым недоверием:

– Вы предлагаете мне сделку?

– Да нет же, упрямица моя маленькая! Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что не будете гулять с Торкилом вдвоем. Возможно, вы и правы, и он пока не считает вас врагом, но можно ли доверять человеку с умственным расстройством? Любой пустяк способен обратить его гнев против вас, причем безо всякого предупреждения! Внезапный испуг, резкое слово… может быть, даже попытка обнять вас! Если вам придется с ним бороться, я очень боюсь, что он не справится с искушением задушить вас! Я абсолютно уверен, что только себе, а не мне, не моему вмешательству вы обязаны своим спасением в тот день, когда его руки оказались у вас на шее. Вы стояли неподвижно, поэтому его… как бы его назвать?.. его демон хотя и поднял голову, все-таки не успел проснуться окончательно. А вообще я не знаю, что могло бы случиться, если бы я не подоспел. Но я полагаю, вы будете в относительной безопасности, пока рядом с вами будут другие люди: у Торкила хватает разума понимать, что его жестокость отвратительна, к тому же он боится, что его застанут за чем-либо подобным!

– Но он же ничего не помнит! Или он только притворяется, что не помнит?

– Не знаю, – задумчиво произнес Филипп. – Может, я фантазирую, но мне порой кажется: не потому ли он все забывает, что его разум отказывается хранить память о том, что он вытворял в припадке безумия? Вы понимаете меня?

Кейт кивнула.

– Да. Пожалуй, понимаю. Я буду осторожна. Но вы ведь тоже останетесь пока в Стейплвуде?

– В этом вы можете быть уверены. Я подозреваю, что Делаболь запирает дверь в западное крыло, когда Торкил ложится спать, но верткому мальчишке нетрудно вылезти из окна; я сам делал это несколько раз, когда меня в наказание за что-нибудь сажали под замок. Так что вам лучше запираться на ночь в спальне, просто на всякий случай. И кстати, любовь моя, вы обещали объяснить, почему вы носите ключ в ридикюле.

Кейт рассказала ему, как в грозовую ночь не смогла открыть свою дверь, как на следующее утро, без труда открыв ее, она обнаружила, что ключа в замке нет, и как тетушка игриво предположила, что запертая дверь ей померещилась со сна и что ключ несомненно скоро найдется.

– Но он не находился, и я глубоко убеждена, что он и не пропадал, а все время был у Сидлоу! – Глаза Кейт засверкали. – Прошлой ночью я успела вовремя и не дала ей снова запереть меня! Она, конечно, думала, что я сплю. Строила из себя такую невинность! Боже, как я ненавижу эту женщину! Но зачем ей было запирать меня? Может быть, ей приказала тетя? Но почему все-таки? Чтобы уберечь меня от Торкила? Я не могу в это поверить. Если даже вы полагаете, что Торкил не бросится на меня без какой-либо причины, то тетя должна считать это еще более маловероятным!

Филипп, слушавший ее в молчании, хмуря брови, медленно проговорил:

– Мне кажется, это делалось не столько для того, чтобы уберечь вас от Торкила, сколько затем, чтобы вы ненароком не стали свидетельницей его выходок. Вашу дверь запирали каждую ночь?

– Не знаю, я после той ночи не пыталась выяснять, – сказала Кейт. – Я думала – раз ключ потерялся…

– А до этой ночи вы не выходили из своей комнаты?

– Выходила однажды, незадолго до вашего приезда. Это было после званого обеда – давным-давно! Мне не спалось, и я шила у себя в комнате, пока свеча не начала чадить. Спать все еще не хотелось, и я раскрыла ставни, чтобы поглядеть в окно, – я была бы не прочь прогуляться по саду. И тут в какое-то мгновение я увидела у изгороди человека. Он, наверное, спрятался, потому что заметил меня. Хотя луна была на ущербе, она светила прямо в мое окно. Я, конечно, решила, что это грабитель, и побежала прямиком к тете. В комнате ее не было, но пока я стояла и думала, что теперь делать, она появилась на лестнице в конце галереи. Она казалась очень усталой и в первый раз поговорила со мной резко. Велела идти спать, сказала, что человек, которого я видела в саду, был, скорей всего, кто-нибудь из слуг. И тут из западного крыла на галерею вышел Торкил, и мне показалось, что он был пьян.

Кейт помедлила, обдумывая сказанное.

– Мне и сейчас так кажется! Он сказал, что был в лесу, что доктор и Баджер все еще ищут его там. Он хихикал и, кажется, пытался напевать что-то веселое. Он довольно много выпил за обедом, а потом исчез. Это было, конечно, невежливо с его стороны, но я не могла винить его – это был на диво тоскливый обед! Сэр Тимоти, похоже, получал от него удовольствие, но тетушка сказала, что ей было невыносимо скучно. Я еще подумала, что ей не следовало тащить на этот обед Торкила, тем более что он туда и не рвался.