- Предлагаю прямо сейчас и взять у вас показания, - сказал дядя Боб и повел Кайла в отдельную комнату для допросов.

Я осталась. У меня в голове все еще пульсировали ритмы, только теперь Пятая симфония Бетховина сменилась «Summertime» Гершвина. Но мне было лучше хотя бы по одной причине: моя мачеха хоть и ненормальная, но точно не убийца. По крайней мере я ничего такого о ней не знаю.

Выпив две таблетки ибупрофена, я уселась на стул в приемной. Волей-неволей веки тяжелели, но мне хотелось дождаться Куки и узнать, что удастся выяснить дяде Бобу. Мы только что разгадали загадку целой серии убийств, но моим слипающимся глазам было до лампочки. Мир расплывался, мутнел, кружился, вставал с ног на голову… И тут появился папа. Наверное, узнал, что произошло, и пришел меня проведать.

- Привет, пап. – Я кое-как поднялась со стула и неуклюже обняла отца. Мы не виделись с самого нападения, а значит, я плохая дочь.

- Что ты здесь делаешь? – спросил он, крепко обнимая меня.

- Мм-м, а ты что здесь делаешь?

- Я еще не подал заявление о нападении.

- А-а. – Склероз не за горами.

- Почему ты в одеяле? Что случилось?

- Пап, все хорошо. Расследую дела, как обычно.

- Чарли, - раздраженным тоном начал он, - тебе нужно найти другую работу.

Я усмехнулась и в тот же миг заметила, как в участок входят Дениз и Джемма. Появление старой доброй мачехи и сестры меня озадачило.

- Почему ты здесь? – спросила Дениз и повернулась к отцу, наградив его вопросительным взглядом. – Я думала, ее не будет.

Папа стиснул зубы. Похоже, ведьма проговорилась.

Джемма махнула мне левой рукой и зевнула. Выглядела она такой же уставшей, какой я себя чувствовала.

- А почему меня не должно было быть здесь? – спросила я папу.

Он покачал головой:

- Мы ничего важного не планировали. Я подумал, что ты не захочешь тратить на это время.

Я заметила, как сорвался его голос. Вот это уже интересно.

- У тебя показания должны взять позже. Я не хотел мешать тебе или влиять на твое мнение.

- Значит, нам повезло, - широко улыбнулась я. – Раз уж я здесь, с удовольствием присоединюсь к веселью.

Папа поиграл желваками, наблюдая, как к нам идет дядя Боб.

- Конгрессмен дает письменные показания, - сказал мне Диби. – Это займет какое-то время. А мы пока можем пройтись по записям.

- По каким еще записям? – Ни сном ни духом я ни о каких записях не знала.

- По записям разговоров Карузо с твоим отцом. Лиланд их записывал. Но, брат, - он повернулся к папе, - может, Дениз и Джемме не стоит это слышать?

- Еще как стоит, - отозвалась Дениз и проплыла мимо всех в конференц-зал.

Папа казался совершенно разбитым. От его вида мне стало не по себе.

- Это обалденно, - заявила я, вприпрыжку следуя за Дениз, - убить двадцать семь зайцев одним выстрелом. Кто бы знал, что один визит в участок может быть таким чертовски продуктивным.

- Она все еще немного дуется, - предупредил папу Диби.

Судя по всему, намечалось общественно важное событие. Мы, то есть я, моя семья и двое других детективов, сидели вокруг стола в конференц-зале, в то время как вдоль стен расположились копы всех мастей и размеров. В основном симпатичные и очень симпатичные. Даже Тафт нарисовался. И это было любопытно, потому что у меня не имелось ни малейшей догадки, с чего вдруг все, а особенно Дениз и Джемма, с таким нетерпением ожидают, когда прокрутят эти записи.

- Кого мне убить сначала, Дэвидсон? – спросил говоривший на записи, Марк Карузо. У него был приятный тембр, хорошее произношение. Чуть-чуть бы поработал над интонацией, и было бы ясно, в каком он настроении. – Чья смерть поставит тебя на колени? – А вот это открытие. Надо же, он явно репетировал перед звонком. – Чья смерть низвергнет тебя в глубокую черную дыру, из которой ты уже никогда не выберешься?

Любому понятно, что вопрос был риторическим, а вовсе не из подлинного любопытства. Все присутствовавшие исподтишка бросали на папу пронзительные взгляды, надеясь заметить, какие эмоции вызвал у него Карузо. Происходящее с невероятной точностью объясняло, почему реалити-шоу пользуются такой популярностью. У людей разыгрывается неутолимый аппетит, когда появляется возможность увидеть чужую трагедию, заметить тонкую грань между болью и страданием, понаблюдать, как эмоции искажают обычно улыбчивое лицо. Это не их вина. Болезненное любопытство заложено внутри каждого из нас как часть биологического макияжа, как часть нашей ДНК.

- Может быть, начать с твоей жены, Дениз? – поинтересовался Карузо, словно спрашивал разрешения.

Как только прозвучало ее имя, мачеха тихо ахнула и поднесла руку ко рту. Из ее глаз послушно брызнули слезы. Но я собаку съела на чтении эмоций и была уверена на все сто, что она сполна наслаждается сочувствующими взглядами, скользящими в ее сторону. Однако я почувствовала и ее облегчение, когда глаза Дениз остановились на мне – в конце концов, Карузо пришел за мной, а не за ней. Честно говоря, я не могла ее винить, но вполне могла бы обойтись без внимания, на которое она напросилась за мой счет.

Карузо молчал, ожидая какой-то реакции.

- Нет, - сказал он наконец, будто покорился чему-то. – Нет, нет и нет. Ты должен потерять дочь, как я потерял свою. Как насчет красотки Джеммы?

Все это время Джемма и так почти не шевелилась, но теперь застыла, как статуя. С побледневшим лицом она надолго задержала дыхание и только потом посмотрела на папу. Сжав его ладонь, Дениз прильнула к нему, предлагая наигранную поддержку. Но он не обратил внимания ни на Джемму, ни на проявление заботы со стороны жены. Он замкнулся где-то внутри себя, став похожим на оболочку, в которой когда-то был мой отец. К моему удивлению, он покрылся потом. Почему сейчас? Все кончено. Чувак за решеткой.

А на записи папа по-прежнему молчал. Все ждали, зная, что будет дальше. Зная, чье имя звонивший назовет следующим.

- Или, может быть, лучше заняться твоим вторым выродком? – спросил Карузо таким тоном, что было ясно: он наслаждается моментом. – Как же ее зовут? Ах да… Шарлотта.

Мое имя он произнес медленно, словно смакуя каждый звук, каждую согласную, стекавшую с его языка. Я почувствовала, как все взгляды в комнате устремились ко мне, но опустила голову и продолжала молча сидеть. Особенно ясно я почему-то ощущала дядю Боба. Когда речь заходит обо мне, он становится мягким, как мед. Чем я без зазрения совести пользуюсь, как только представляется возможность.

Внезапно на пленке заговорил папа. Ясным и чистым голосом, четко проговаривая каждое слово, выделяя каждый слог. Ни слова не сказав, когда Карузо упомянул Дениз и Джемму, он сломался, когда прозвучало мое имя.

- Прошу тебя, - проговорил папа хриплым от подавляемых эмоций голосом, - только не Чарли. Умоляю, только не Чарли.

У меня остановилось сердце. Воздух в помещении сгустился, и я решила, что сейчас задохнусь. Истина только что произошедшего ударной волной накрыла меня, вызвав такой шок, что с минуту я сидела в полном отупении, прежде чем смогла поднять глаза. Теперь все собравшиеся бросали сочувствующие взгляды на моего отца. Они видели страдающего человека. Я же видела бывалого копа и детектива, который принял решение.

Папа опустил голову и искоса печально поглядывал на меня. Сказать, что его просьба на записи меня ошарашила, было бы преуменьшением века. Я ощущала отголосок эмоции, которую он изо всех сил старался держать под контролем. И это был не болезненный страх. Его подавляло чувство вины. Папины глаза встретились с моими. Молча, одним только взглядом он просил у меня прощения. От возмущения, которое в этот миг поглотило меня целиком, я вскочила, опрокинув стул.

Забыв об одеяле и обо всем остальном, что слышала на записи, я выпрямилась в полный рост и обвела глазами присутствующих. Дениз потрясло, что муж умолял за мою жизнь, а не за ее. Узколобое представление о действительности не оставило ей шанса заглянуть глубже и осознать истину. Наверное, приятно жить и видеть мир таким одномерным.