— Это Макконнеры, — объяснил из кухни Илай.

— Кто?

Он подошел ближе и тоже прислушался.

— Семья Макконнер владеет этим домом, а за стеной находится комната их маленького сынишки.

— Понятно.

— Он обычно просыпается по ночам, раз или два, и просит пить. — Илай сел на кровать, которая тут же скрипнула под его тяжестью. — Когда у меня тихо, слышно каждое словечко.

Я присела рядом, прислушиваясь к долетающим звукам. Тихо переговаривались два голоса: один звонкий детский, другой — взрослый. Будто снова доносится далекий гул волн из генератора звуков Хайди.

— Помню, тоже ночью в детстве просыпался, — шепнул он, — попить воды.

— А я нет. Моим родителям нужен был полноценный сон.

Илай покачал головой и лег на кровать, сложив руки на груди. За стеной всё говорили и говорили: звонкий голосок настойчиво, взрослый — успокаивающе.

— Ты всегда много думала о них, да? — спросил Илай.

— Очень много.

Я сдержала зевок и покосилась на часы. Уже половина пятого утра. Ого! Обычно в этот час мы разбегаемся по домам. Прислушиваясь к голосам за стеной, я улеглась рядом с Илаем и опустила голову ему на грудь. Футболка приятно пахла свежестью и стиральным порошком, который он обычно добавлял в прачечной у Клайда.

— Уже поздно, — прошептала я. — Пора бы мальчику и спать.

— Ему иногда трудно заснуть, — тихо признался Илай, нежно касаясь губами моей макушки.

На кухне горел приглушенный свет, и я блаженно закрыла глаза, прислушиваясь к бормотанию за стенкой. «Ш-ш-ш, все будет хорошо!» — вдруг отчетливо произнес взрослый голос в соседней комнате. А возможно, память услужливо подсказала мою собственную мантру. Ш-ш-ш, ш-ш-ш.

— Это не твоя вина, — глухо прошептала я Илаю. — Не вини себя.

— Ты тоже.

Ш-ш-ш, ш-ш-ш, все хорошо.

Уже очень поздно и для детей, и для взрослых. Надо встать с кровати, спуститься по лестнице и спешить домой, но мешало знакомое, обволакивающее дурманом чувство, захватившее сознание в плен. На мгновение оно вызвало панический страх. Прогнать бы его, встать и взбодриться, пока не поздно, но вместо этого я теснее прижалась к Илаю, позволяя знакомому чувству накрыть себя с головой. Еще помню, как Илай погладил мою голову рукой, а потом провалилась в безмятежный сон.

Утром следующего дня я проснулась в половине восьмого. Рядом крепко спал Илай, обнимая меня за талию. Его грудь под моей щекой равномерно поднималась вверх-вниз в глубоком сонном дыхании. Закрою глаза и посплю еще, но солнечные лучи уже проникают в окно, отгоняя сон. Начинается новый день.

Я осторожно отодвинулась от Илая, бесшумно поднялась с кровати и несколько секунд стояла рядом, любуясь его расслабленным во сне лицом. Надо бы попрощаться, да только будить его жалко. А в записке одними словами не выразить благодарность за то, что он так помог мне нынешней ночью. Тогда я решила ограничиться малым: залив воду и вставив новый фильтр с измельченными кофейными зернами, включила кофеварку. Она бойко зафырчала, и я с легкой душой выскользнула из квартирки и помчалась вниз по лестнице на улицу.

Утро на побережье всегда красивое — яркое и солнечное. Все вокруг пробуждается после ночного сна, наполняя душу свежестью и бодростью. Пройдя пешком четыре квартала до дома, я вдруг явственнее почувствовала соль в морском воздухе, восхитилась прелестными алыми розами в палисадниках, которые почему-то раньше не замечала. Даже к незнакомым людям вдруг проснулась симпатия! Я улыбнулась молодому велосипедисту, проехавшему мимо, и зрелой даме с длинной заплетенной косой в кричащей оранжевой накидке. Она насвистывала какую-то мелодию себе под нос, но тоже в ответ улыбнулась и помахала рукой.

Находясь под впечатлением от прошлой ночи и пришедшего ей на смену ясного утра, я не сразу заметила отца, пока вдруг не столкнулась с ним лицом к лицу. В этот ранний час папа стоял в коридоре, уже после душа и полностью одетый.

— Привет, — радостно поздоровалась я. — Ты рано встал. Посетило вдохновение? Уже готовишься приступить к новой книге?

Он оглянулся на лестницу и ответил:

— Гм, вообще-то нет. Просто я… собрался уходить.

— Ох… — затормозила я. — Куда идешь? В колледж?

Пауза, долгая и мучительная. Господи, что-то не так, мелькнула шальная мысль.

— Нет, я переезжаю в гостиницу на пару ночей. — Папа сглотнул, перевел усталый взгляд на руки. — Хайди и я… нам надо разобраться в своих отношениях. Мы пришли к выводу, что на данный момент мой переезд — наилучший выход.

— Ты уходишь от нее?

Какие ужасные слова, но еще ужаснее произносить их вслух, понимая, что это правда.

— Это временно. — Он глубоко вдохнул. — Поверь мне, так лучше для всех. Для ребенка… для всех. Остановлюсь в «Кондоре», мы с тобой сможем видеться хоть каждый день.

— Ты уходишь от нее, — повторила я.

Наклонившись, папа поднял сумку, стоявшую возле лестницы. Надо же, пребывая в эйфории от прекрасного утра, я даже ее не заметила.

— Все не просто, — объяснил папа. — Нужно время, чтобы разобраться. Понимаешь?

Застыв на месте, я проводила его взглядом до двери. Вот наконец-то появился шанс сказать то, что не сказала двумя годами ранее, не допустить прошлых ошибок — остановить, заставить отменить скоропалительное решение. В конце концов, подумать вместе и найти другой выход… чтобы остаться. Но язык будто одеревенел — не выдавить ни слова. Ничего. Я просто стояла и смотрела, как он уходит.

Я долго не могла сойти с места, надеялась, что папин переезд — шутка. Правда, когда он выехал на машине из гаража и скрылся вдали, нашлись силы подойти и захлопнуть дверь.

Наверху я прошла мимо закрытой спальни Хайди, дальше идет детская Изби. Внезапно из нее донеслись странные звуки. Плач? Не похоже. Засомневавшись, я осторожно приоткрыла дверь и вошла внутрь. Изби лежала в своей колыбельке и отчаянно сучила ручками с ножками, следя за ними внимательными глазенками. Ни плача, ни криков! Странно. Впрочем, когда-то же дети перестают плакать, чего от них ждут каждый день, и начинают забавно гукать, как Изби сейчас.

Подойдя ближе, я склонилась над колыбелью. Через секунду малышка перевела осмысленный взгляд с ручек на меня, и вдруг сосредоточенное выражение исчезло с личика, которое расплылось в очаровательной улыбке.

— Потому и звонить тебе не хотела, — услышала я голос Хайди. — Ведь знала, опять скажешь, что обо всем предупреждала.

Вот уже три часа, как я валялась в постели, тщетно пытаясь уснуть. В голове, не давая покоя, мельтешили утренние события: счастливое пробуждение в квартире Илая, радостное возвращение домой, внезапный папин переезд в гостиницу… До глубины души тронула неожиданная улыбка Изби. Стоит закрыть глаза, и вижу ее перед собой.

— Не, не очень, — говорила Хайди в трубку. — Нет, нисколько не винила бы. Тут такой бардак. До сих пор не верится, что все происходит наяву.

Она сидела с Фисбой на руках за кухонным столом, а я поплелась мимо к шкафу за кружкой. За окном стоял сменивший чудесное утро погожий денек, такой же ясный, как и предыдущие.

— Ой! — вдруг воскликнула Хайди, увидев меня. — Давай перезвоню позже. Даю слово, что позвоню. Ладно, тогда ты сама. Ага, через десять минут. Договорились, пока.

Она отложила телефон, молча наблюдая, как я наливаю кофе в кружку. Наконец мачеха решила нарушить затянувшееся молчание:

— Оден, присядь на минутку. Я… мне надо с тобой поговорить.

От срывающегося печального голоса Хайди по телу побежали мурашки, и я решила опередить ее:

— Не надо. Я уже все знаю. Утром говорила с отцом.

— Ох! — Она судорожно смахнула набежавшую слезу и быстро перевела взгляд на малышку. — Что ж, хорошо. Что он…

Вдруг Изби издала пронзительный крик, но не заплакала как обычно, а спрятала лицо на груди у мамы, закрыв глазки.

— Папа сказал, вам нужно время, чтобы разобраться в своих отношениях. А до тех пор он поселится в «Кондоре».