Капистрано появился на постоялом дворе за несколько минут до полуночи. Под плащом он приволок пузатую бутылку, которую тут же откупорил и протянул мне.

– Коньяк, – сказал он. – Из 1825 года, разлива 1775-го. Я только-только притащил его вверх по линии.

Я пригубил прямо из бутылки. Капистрано плюхнулся передо мной.

Никогда он еще не выглядел так плохо: постаревший, высохший, сгорбившийся.

Он взял у меня коньяк и стал пить – много, жадно.

– Прежде, чем вы что-нибудь скажете, – попросил я его, – мне хотелось бы узнать, какой у вас сейчас временной базис. Меня очень пугают разрывы времени.

– Нет никаких разрывов.

– Как так?

– Мой базис – декабрь 2059 года. Точно такой же, как и у тебя.

– Невероятно!

– Невероятно? – повторил он вслед за мною. – Как это ты можешь говорить такое?

– В последний раз, когда я вас видел, вам не было еще сорока лет. А теперь вам далеко за пятьдесят. Не водите меня за нос, Капистрано. Ваш базис где-то в году 2070, разве не так? А если это в самом деле так, то ради Бога, не рассказывайте мне ничего о тех годах, которые для меня пока еще являются будущими!

– Мой базис – 2059 год, – уже со злостью произнес Капистрано. По хриплости его голоса я понял, что эта бутылка коньяка была у него не первой сегодня вечером. – Я сейчас ничуть не старше, чем мне надлежало бы быть по твоим расчетам, – сказал он. – Беда же моя в том, что я теперь мертвец.

– Не понимаю.

– В прошлом месяце я тебе рассказывал о своей прабабке, турчанке?

– Да.

– Сегодня утром я отправился вниз по линии в Стамбул 1955 года. Моей прабабке тогда было семнадцать лет, она еще не была замужем. В момент полного отчаянья я задушил ее и тело швырнул в Босфор. Дело было ночью, шел дождь; никто нас не видел. Я мертвец, Эллиот. Труп.

– Нет, Капистрано!

– Говорил я тебе, давным-давно, что когда придет время, я именно таким образом уйду из жизни? Теперь больше нет той турецкой шлюхи, которая обманом заставила моего прадеда вступить в позорнейший брак. А вместе с нею нет и меня. Стоит мне только вернуться в нынешнее время, как я тут же исчезну, будто никогда и не существовал вовсе. Что же мне делать, Эллиот?

Посоветуй. Следует ли мне шунтироваться вниз по линии прямо сейчас и завершить комедию?

Весь вспотев и еще глотнув коньяка, я произнес:

– Приведите мне точную дату вашей остановки в 1955 году. Я прямо сейчас отправлюсь вниз по линии и не дам нанести вашей прабабке какой-либо вред.

– Не смей!

– Тогда сделайте это сами. Появитесь там в последнюю секунду и спасите ее, Капистрано!

Он взглянул на меня печально.

– А какой в этом смысл? Рано или поздно, я все равно убью ее снова. Я не могу иначе. Это моя судьба. А теперь я шунтируюсь вниз прямо сейчас. Ты присмотришь за моими людьми?

– У меня здесь своя группа на маршруте, – напомнил я ему.

– Конечно. Тебе не справиться с двумя. Тогда помоги им, чтобы они хотя бы не застряли. Здесь я должен исчезнуть… должен уйти…

Рука его уже лежала на таймере.

– Капис…

Шунтируясь, он забрал с собой коньяк.

Исчез. Полностью и бесповоротно. Самоубийца, ставший жертвой собственного времяпреступления. Вычеркнут начисто из скрижалей истории. Я понятия не имел, каким образом можно было бы исправить положение.

Предположим, я спускаюсь в 1955 год и не даю ему убить свою прабабку.

Сейчас в нынешнем времени он уже не существует. Могу ли я задним числом «восстановить» его? Проявится ли действие парадокса транзитного отстранения в обратном порядке? Над подобным я еще не задумывался. Мне очень хотелось сделать все, что только было в моих силах, ради Капистрано.

И мне еще надо было позаботиться о его застрявших здесь туристах.

Я размышлял над этими проблемами примерно час. В конце концов я пришел к весьма здравому, хотя и не очень-то романтичному заключению: меня это совершенно не касается, вот что я решил, и лучше всего вызвать патруль времени. С большой неохотой я нажал на кнопку экстренного вызова на своем таймере, подав сигнал, по которому, как считалось, можно сразу же вызвать патрульную службу.

Тотчас же рядом со мной материализовался патрульный. Дэйв Ван-Дам, тот самый светловолосый невоспитанный боров, с которым я познакомился в первый день моего пребывания в Стамбуле.

– Ну? – произнес он.

– Времяпреступное самоубийство, – сообщил я ему. – Капистрано только что убил свою прабабку и шунтировался в нынешнее время.

– Вот гнусный сукин сын. Почему мы должны возиться с этими шаткими ублюдками?

– Он также бросил здесь на произвол судьбы группу туристов, – добавил я. – Вот почему, собственно, я вас и вызвал.

Ван-Дам со злостью плюнул на пол.

– Гнусный он сукин сын, – еще раз повторил он. – Ладно, я займусь этим. – И, прикоснувшись к своему таймеру, исчез из моей комнаты.

Я был очень опечален такой глупой смертью. Ведь человеческая жизнь цена сама по себе. Я вспоминал шарм, которым, несомненно, обладал Капистрано, его привлекательность, впечатлительность, – и вот все эти прекрасные качества были уничтожены в момент опьянения, когда он поддался преступному импульсу. Я не плакал, но мне ох, как хотелось потренировать свои ноги на окружавшей меня жалкой мебели, и я не упустил такой возможности. Поднятый мною шум разбудил мисс Пистил, которая, широко зевнув, пробормотала:

– На нас что, кто-то напал?

– На вас – так да! – прорычал я и, чтобы хоть как-то утолить ярость и облегчить свои муки, плюхнулся на ее постель, буквально протаранив ее.

Поначалу она несколько смутилась, но когда до нее полностью дошло, что происходит, тотчас же вступила со мной в самое тесное сотрудничество.

Нашему взаимопониманию пришел конец через полминуты, после чего я оставил ее, еще трепещущую, Бильбо Гостмэну. Все еще под влиянием дурного настроения я разбудил хозяина постоялого двора, потребовал себе самого лучшего, какое только есть у него, вина, и в одиночку напился так, что вскоре уже ничего не соображал.

Гораздо позже я узнал, что вся исполненная мною мелодрама была абсолютно бессмысленной. Этот скользкий паршивец Капистрано в самую последнюю секунду передумал. Вместо того, чтобы шунтироваться в 2059 год, что автоматически означало его самоуничтожение, он остался вверху по линии в 1600 году, женившись на дочери турецкого паши и прижив с нею троих детей. Патрулю времени не удавалось выследить его до самого 1607 года, откуда его в конце концов выдернули в 2060 год, и уж тогда за множество совершенных им времяпреступлений приговорили к полному уничтожению. Так или иначе, он свел счеты со своей жизнью, но совершенно не тем романтическим образом, каким ему мечталось. Патрулю также еще пришлось предотвратить убийство прабабушки Капистрано и помешать ему жениться на дочери паши в 1600 году, тем самым выбросить из нынешнего континуума троих родившихся от него детей, и в довершение к этому отыскать и спасти брошенных им туристов. Так что он заставил крепко попотеть сотрудников Службы Времени.

– Если кому-то так уж невтерпеж совершить самоубийство, – подвел черту Дэйв Ван-Дам, – то почему бы, черт побери, просто не выпить сверхдозу снотворного и не избавить всех нас от головной боли?

Мне оставалось только согласиться с ним. Это был единственный случай за всю мою жизнь, когда я и патрульный времени одинаково оценили происходящее.