Сэмпсон вполне разумно не стал подставлять под орудия уцелевшего левого борта вражеского броненосца свой не столь сильно, но все же тоже побитый "Айова", потому проводил противника до его последнего пристанища на прибрежных скалах, всадив тому в корму еще не менее полудюжины только крупнокалиберных снарядов. Но, несмотря на все старания визави, постепенно садящийся в воду "Санта-Анна" за час доковылял-таки до испанского берега, где в конечном итоге и сгорел, благо подрывов бомбовых погребов не произошло в силу их затопления. Но сей факт позволил разве что спастись экипажу, поскольку кораблю отныне путь был исключительно в переплавку.
Не смогли убежать от своей судьбы и "Нумансия" с мателотами. Будучи играючи настигнутыми американскими крейсерами, все три корабля повторили судьбу эскадры контр-адмирала Серверы из другой истории. И как бы в насмешку судьбе, здесь опять же на первых ролях выступал "Бруклин". В точности повторив тактику командующего, капитан Кук на полную использовал свое превосходство в скорости, артиллерии и броневой защите. Один за другим получающие повреждения испанские корабли отворачивали к берегу, так что еще до того как полностью смолк рев главного калибра спаррингующих броненосцев, все было кончено. Выбросившиеся на мелководье и спустившие флаги "Лепанто" с "Альфонсо XIII" уже вовсю обследовались призовыми партиями с "Сан-Франциско" и "Миннеаполиса", а старенькая "Нумансия" получившая бронебойный 203-мм снаряд прямо в машину, потихоньку тонула на ровном киле, дрейфуя по воле волн. И за всем этим разгромом с нескрываемым интересом наблюдали сотни глаз военно-морских офицеров Англии, Франции, Италии, Германии, Австро-Венгрии и естественно России.
Начиная же с 18 февраля 1899 года, Манильский залив оказался в полной блокаде. Соединившись недалеко от Гонконга с двумя мониторами и тремя бронепалубными крейсерами, подошедших с западного побережья САСШ, "Фридом" и "Сан-Франциско", не говоря уже о двух десятках вспомогательных крейсеров, выступавших заодно в качестве транспортов снабжения, оказались той силой, с которой оставшимся практически без боеприпасов защитникам Манилы было уже не совладать. Вообще, метрополия успела перебросить в колонию солидное количество орудий и боеприпасов. Но все они являлись невероятно устаревшими системами и не предназначались для установки на сохранившиеся корабли. Купить же снаряды для орудий Армстронга, коими были вооружены сильнейшие корабли филиппинской эскадры, оказалось попросту невозможно. Даже итальянцы, видимо под серьезным давлением англичан, не согласились продать свои скромные запасы по десятикратной цене. А воевать без снарядов можно было лишь недолго.
Некогда внесшие изрядный вклад в уничтожение эскадры коммодора Дьюи новейшие русские якорные мины были давно вытралены и убыли на хранение во Владивосток. Что сами мины, что система их постановки, являлись секретным оружием, и потому требовалось свести к нулю возможность их попадания в руки моряков прочих государств. Занявшие же их место не единожды проверенные временем мины Герца хоть и приостановили американцев, повредив сунувшийся в залив первым пароход, не обладали достаточной разрушительной силой для уничтожения современных судов и кораблей. К тому же, после всех боев оставалось их куда меньше, чем того требовал имеющийся участок боевых действий.
Точно так же, как мины, не радовали вице-адмирала Монтехо имеющиеся на батареях береговой обороны прикрывавших вход в залив орудия. На них установили два десятка старых не скорострельных 152-мм и 153-мм орудий Круппа, которые, как он знал, русские откопали в закромах своих арсеналов и продали через посредничество "добровольцев" Испании чуть ли не по цене новеньких Армстронгов. Но в сложившихся обстоятельствах следовало радоваться даже такому, ведь прочие доставленные в колонию орудия пришлось отдать на укрепление береговой обороны Манилы, Кавите и Маривелс.
Впрочем, дальнейшие события показали, что без должной корабельной поддержки никакие минно-артиллерийские позиции не способны сдержать подготовленного противника. Сперва мониторы менее чем за неделю не прекращающегося обстрела подчистую вынесли всю оборону с небольшого островка Кабальо, куда вскоре высадился десант американских морских пехотинцев. А после, в одну из ночей, уже с него организовали десант на Коррехидор, ставший следующей целью мониторов, что вскоре позволило начать траление фарватеров силами многочисленных паровых катеров. Естественно, испанцы каждый день предпринимали попытки срыва, сперва, обстрелов, а после - работы тральных сил, для чего активно применялись небольшие канонерки вооруженные одним, реже парой, противоминных орудий, ранее боровшиеся с пиратами и малые бронепалубные крейсера, покуда более крупные дяди вели перестрелку друг с другом. Но по мере насыщения занятых американцами островов орудиями повернутыми уже в сторону защитников залива, последние все чаще были вынуждены отступать для исправления полученных повреждений, если они вообще подлежали этому самому исправлению.
В отличие от многочисленных "наблюдателей", что присутствовали от России на испанских броненосцах во время боевых действий на Кубе и покинувших корабли после возвращения эскадры Серверы обратно в Европу, русские "добровольцы", находящиеся под командованием получившего за победу над эскадрой Дьюи звание вице-адмирала Монтехо, никуда не делись, и едва ли не из первых рядов наблюдали за началом конца. Слишком тяжелым на подъем оказался господин вице-адмирал, уцепившийся в свое новое знание и не пожелавший рискнуть своими немногочисленными кораблями для закрепления одержанной в начале войны победы. Скорее всего, старик ждал окончания войны, стараясь не наломать дров и сохранить за собой амплуа героя, но дождался лишь прихода еще более сильной эскадры противника и вот-вот готовился остаться у разбитого корыта.
Один раз споткнувшиеся на героическом рывке, американцы на сей раз, сперва, закрепились, захватив десантами не только находящиеся на входе в залив острова, но и недостроенную военно-морскую базу в Заливе Маривелс, тем самым подготовив для себя великолепный плацдарм, и только после приступили к планомерной осаде. Естественно, защитники Манилы все это время не сидели, сложа руки, и каждую ночь выводили свои миноносные корабли на охоту в надежде пустить на дно сильнейшие вымпелы вражеской эскадры. Но за семь дней активного противостояния удача им улыбнулась лишь трижды, да и то жертвами самоходных мин становились вспомогательные крейсера. А вот силы защитников при этом очень серьезно подтачивались. Так уже во время второго выхода получил серьезные повреждения и потерял ход миноносец "Хэлкон", обнаруженный утром крейсером "Филадельфия" и спустивший флаг. Еще спустя два дня попал под обстрел с "Рейли" и, имея три подводные пробоины, приполз в Кавите на одной машине "Арктический лис". То и дело срывавший траление "Рейна Регента II" при очередном выходе получил два десятидюймовых подарка с приползших для прикрытия тральщиков мониторов и захлестываемый в образовавшиеся пробоины волнами был вынужден выброситься на берег близ острова Сан Николас. А на следующее утро в расчищенный фарватер вошли американские корабли.
Пустив вперед полдюжины вспомогательных крейсеров на случай пропуска какой-нибудь якорной мины в Манильский залив на восьми узлах вполз "Фридом", следом за которым шли оба монитора и четверка бронепалубных крейсеров. Сдерживаемые тихоходными мониторами они смогли доползти до Манилы лишь три часа спустя, где и застали выходящую им навстречу испанскую эскадру.
Несмотря на меры принятые для укрепления обороны колониальной столицы, а также военно-морской базы в Кавите, пустых надежд никто не питал. И если недальновидным, в некоторой мере, вице-адмирала Монтехо еще можно было назвать, то, ни трусом, ни откровенным глупцом, он не являлся. Он прекрасно помнил, каким напряжением всех сил и возможностей удалось одержать верх в первой битве за залив. Причем, тогда у противника наблюдалось куда меньше кораблей, а в бомбовых погребах его - куда больше снарядов. Нынче же пришла пора смириться с мыслью, что флоту удержать Манилу не под силу. А с учетом полученной из метрополии информации, максимум, что он мог сделать в сложившейся ситуации - тянуть время, пока дипломаты обеих сторон плетут словесные кружева. Но все возможное время вышло, а столь желанного мира так и не наступило. Потому своим последним долгом он видел в спасении остатков эскадры для будущего страны, поскольку, судя по всему, из всего состава Армада Эспаньол лишь его корабли остались в строю, не считая всякую прибрежную мелочь.
