Взглянув на часы, Мэри вскрикнула:

– Господи, мне надо бежать! Я вам чем-нибудь помогла, мсье Пуаро?

– Безусловно. Ваша помощь понадобится мне и в будущем.

– Всегда можете на нее рассчитывать. Мы должны узнать, кто придумал этот дьявольский план.

Она быстро пожала нам руки, сверкнула неожиданной улыбкой и исчезла с характерной для нее стремительностью.

– Интересная личность, – сказал Пуаро, расплачиваясь по счету.

– Мне она понравилась, – отозвался я.

– Приятно встретить сообразительную женщину.

– Хотя и не слишком чувствительную, – добавил я. – Смерть подруги отнюдь не вывела ее из равновесия.

– Да, она не из тех, кто льет слезы, – сухо заметил Пуаро.

– Вы узнали от нее то, что хотели?

Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Я надеялся – очень надеялся – получить ключ к разгадке, узнать, кто такой Д., подаривший ей шкатулку. Мне это не удалось. К сожалению, Карлотта Адамс была скрытной девушкой. Она не сплетничала о друзьях и держала в тайне свои любовные похождения, если таковые у нее были. С другой стороны, человек, толкнувший ее на розыгрыш, мог быть вовсе не другом, а всего лишь знакомым, который наверняка уверил ее, что действует из «спортивного интереса», и намекнул на деньги. Он мог видеть шкатулку, которую она носила с собой, и, воспользовавшись случаем, узнать, что в ней находится.

– Но каким образом он заставил ее выпить веронал? И когда?

– Некоторое время дверь в квартиру была незаперта – помните, когда служанка выходила на почту? Хотя такое объяснение меня не удовлетворяет. Слишком многое зависело бы тогда от случая. Однако пора за работу. У нас есть еще два ключа.

– Какие?

– Первый – это телефонный звонок по номеру «Виктория». Мне кажется вполне вероятным, что Карлотта Адамс, вернувшись домой, захотела сообщить о своем успехе. С другой стороны, непонятно, где она находилась между началом одиннадцатого и полуночью. Возможно, встречалась в это время с инициатором розыгрыша. В таком случае она могла звонить просто кому-нибудь из друзей.

– А второй ключ?

– О! На него я рассчитываю больше. Письмо, Гастингс! Письмо к сестре. Я надеюсь – всего лишь надеюсь, – что в нем она черным по белому описала все, как есть. Это не значит, что она нарушила обещание молчать, – ведь сестра прочтет письмо не раньше чем через неделю, да и в другой стране.

– Если бы вы оказались правы!

– Не будем обольщаться надеждами, Гастингс. У нас есть шанс – и только. Теперь нам надо всерьез взяться за другой конец.

– Что вы подразумеваете под другим концом?

– Проверку всех, кто хоть мало-мальски заинтересован в смерти лорда Эджвера.

Я пожал плечами.

– Кроме племянника и жены...

– И человека, за которого жена собралась замуж, – добавил Пуаро.

– Вы имеете в виду герцога? Он в Париже.

– Разумеется. Но вы не можете отрицать, что он – лицо заинтересованное. Кроме того, есть еще дворецкий, слуги... У них могли быть свои счеты с хозяином. И все же я считаю, что прежде всего нам нужно еще раз переговорить с мадемуазель Сильвией Уилкинсон. Она не так уж глупа, и у нее бывают интересные идеи.

Мы снова отправились в «Савой». Окруженная коробками, горами папиросной бумаги и роскошными черными одеяниями, свисавшими со спинок всех имевшихся в комнате стульев, Сильвия серьезно и отрешенно мерила перед зеркалом очередную черную шляпку.

– О, мсье Пуаро! Пожалуйста, садитесь. Если, конечно, найдете куда. Эллис, помоги!

– Мадам, вы прелестно выглядите.

Сильвия серьезно взглянула на него.

– Я не хотела бы казаться лицемеркой, мсье Пуаро, но все-таки следует соблюдать приличия, как вы думаете? То есть я хочу сказать, что осторожность не помешает. О, кстати! Я получила дивную телеграмму от герцога.

– Из Парижа?

– Да, из Парижа. Очень сдержанную, конечно, ничего, кроме соболезнований, но между строк многое угадывается.

– Желаю счастья, мадам.

– Мсье Пуаро! – Она сжала руки, и голос ее дрогнул. Мне показалось, что я вижу ангела, дарящего нас неземным откровением. – Я много думала. Это ведь самое настоящее чудо! Все мои беды кончились. Никакой волокиты с разводом! Никаких хлопот! Мой путь свободен! Мне просто молиться хочется.

Я боялся вздохнуть. Пуаро смотрел на нее, слегка наклонив к плечу голову. Она была абсолютно серьезна.

– Значит, вы это видите в таком свете, мадам?

– Все произошло, как я хотела, – продолжала Сильвия восторженным шепотом, – сколько раз я думала: вот бы Эджвер умер! И пожалуйста – он умер. Как будто на небе меня услышали!

Пуаро прокашлялся.

– Боюсь, я воспринимаю это иначе, мадам. Вашего мужа кто-то убил.

Она кивнула.

– Ну да, конечно.

– А вам не приходило в голову задуматься над тем, кто это сделал?

Она смотрела на Пуаро во все глаза.

– Разве это имеет значение? То есть... какое это ко мне имеет отношение? Мы с герцогом сможем пожениться не позже чем через полгода.

Пуаро сдержался, но с трудом.

– Да, мадам, разумеется. Но если оставить это в стороне, вам не приходило в голову спросить себя, кто убил вашего мужа?

– Нет. – Видно было, что она искренне удивлена.

– Вас это не интересует?

– Честно говоря, не очень, – призналась она. – Думаю, что полиция разберется. Она в таких делах знает толк.

– Говорят, что да. Я, кстати, тоже собираюсь в этом разобраться.

– Вы? Как забавно!

– Почему забавно?

– Ну, не знаю...

Она перевела взгляд на спинку стула позади Пуаро, протянула руку, набросила на себя атласный жакет и повернулась к зеркалу.

– Вы ничего не имеете против? – спросил Пуаро, и глаза его засветились.

– Я? Конечно, нет, мсье Пуаро. Вы такой умный. Я вам желаю удачи.

– Мадам, мне хотелось бы услышать не только ваши пожелания. Мне хотелось бы услышать ваше мнение.

– Мнение? – рассеянно переспросила Сильвия, поворачиваясь к зеркалу в профиль. – О чем?

– Кто, по-вашему, убил лорда Эджвера?

Сильвия повела плечами и взяла со стула ручное зеркало.

– Понятия не имею!

– Мадам! – оглушительно рявкнул Пуаро. – Как вы думаете, кто убил вашего мужа?

На сей раз он добился своего. Сильвия озадаченно посмотрела на него и сказала:

– Адела, наверное.

– Кто такая Адела?

Но она уже отключилась.

– Эллис, присборь-ка вот тут, на правом плече. Что, мсье Пуаро? Адела – это его дочь. Нет, Эллис, на правом плече. Теперь лучше. О, мсье Пуаро, вам пора идти? Я вам ужасно за все благодарна. Я имею в виду развод, хотя он в конце концов оказался не нужен. Я всегда буду помнить – вы были просто великолепны!

Впоследствии я видел Сильвию Уилкинсон всего дважды. Один раз – на сцене, и один раз – напротив за обеденным столом. Но, вспоминая о ней, я всегда вижу ее перед зеркалом, полностью поглощенную шляпками и платьями, и слышу, как она рассеянно бросает слова, определившие все последующие действия Пуаро. Какое упоение собой, какое блаженное самолюбование!

– Epatant[24], – с уважением произнес Пуаро, когда мы вновь очутились на Стрэнд.

Дома на столе нас ждало письмо, принесенное посыльным. Пуаро вскрыл конверт с присущей ему аккуратностью, прочел и рассмеялся.

– Как это говорят... «помяни черта»? Вот, взгляните, Гастингс.

И он протянул мне листок бумаги, в углу которого значился адрес Риджентгейт, 17.

Письмо было написано характерным, очень ровным почерком, разобрать который совсем не так просто, как может на первый взгляд показаться. Я прочел:

«Дорогой сэр! Насколько мне известно, вы утром были у нас в доме вместе с инспектором. Сожалею, что не смогла побеседовать с вами. Не уделите ли вы мне несколько минут в любое удобное для вас сегодня время? Искренне ваша, Адела Марш».