Рука Пуаро нерешительно тронула нос, затем спустилась к усам и нежно их погладила.

– Какие у вас есть доказательства, что Злодей-Невидимка существует? Никаких! – Джепп упрямо гнул свою линию. – Я еще не выяснил, какая связь между его сиятельством и Адамс, но это вопрос времени. Да, Париж меня разочаровал, но в последний раз он был там девять месяцев назад, а это большой срок. Я там оставил человека, ему есть над чем потрудиться. Глядишь, и найдет что-нибудь, хотя вы так не считаете.

И поднявшись, Джепп спросил:

– Не угодно ли чего приказать?

Пуаро улыбнулся ему.

– Приказать? Нет. Посоветовать могу.

– Что именно? Говорите прямо.

– Советую вам опросить водителей такси и узнать, кто из них возил пассажира – а скорей всего двух – от Ковент-Гардена до Риджентгейт в вечер убийства. Приблизительно без двадцати одиннадцать.

Джепп хищно прищурился, сразу сделавшись похожим на умного терьера.

– Так вот куда вы клоните, – сказал он. – Что ж, поищем таксиста, не повредит. Вы иногда дело говорите.

Как только за ним закрылась дверь, Пуаро встал и с величайшей энергией принялся чистить свою шляпу.

– Не тратьте времени на вопросы, друг мой, – произнес он, – а принесите-ка мне лучше бензина. У меня на жилете пятно.

Я выполнил его просьбу.

– В кои-то веки мне не нужно задавать вопросов, – сказал я. – Все и так понятно. Но вы уверены, что?..

– Друг мой, в данный момент я занят исключительно туалетом. Позвольте заметить, кстати, что мне не слишком нравится ваш галстук.

– Отличный галстук! – возразил я.

– Был когда-то. На нем – как и на мне, что явствует из ваших намеков, – сказывается возраст. Умоляю вас, наденьте другой и вычистите правый рукав.

– Мы собираемся нанести визит королю Георгу? – саркастически поинтересовался я.

– Нет. Но сегодня утром я прочел в газете, что герцог Мертонский возвратился в Мертон-хаус. Насколько мне известно, он – из первых английских аристократов. Я собираюсь засвидетельствовать ему свое почтение.

Кем-кем, а социалистом Пуаро назвать невозможно.

– Но в самом деле, почему мы должны ехать к герцогу Мертонскому?

– Я хочу его видеть.

Больше я от него ничего не добился. Когда наконец мой внешний вид пришел в соответствие со вкусами Пуаро, мы вышли из дома.

Лакей, встретивший нас в Мертон-хаус, спросил, ожидает ли нас герцог. Пуаро ответил отрицательно. Лакей взял у него визитную карточку и после недолгого отсутствия вернулся с сообщением, что его светлость, к сожалению, слишком занят в настоящее время. Пуаро немедленно уселся на стул.

– Tres bien[50], – сказал он. – Я подожду. Если понадобится, я подожду несколько часов.

К счастью, эта жертва не потребовалась. Чтобы поскорее избавиться от назойливого посетителя (как я полагаю), Пуаро был допущен в общество джентльмена, которого так хотел видеть.

Герцогу было двадцать семь лет. Худой и узкогрудый, он не производил внушительного впечатления. У него были неопределенного цвета волосы, заметно редевшие на висках, маленький, желчный рот и рассеянный, скучающий взгляд. По стенам комнаты, в которую нас провели, висели распятия и картины религиозного содержания. На широкой книжной полке сплошь книги по теологии. Он гораздо больше походил на болезненного молодого продавца из галантерейного магазина, чем на герцога. Насколько я помнил, образование он получил дома, ибо в детстве часто болел. И это был человек, влюбившийся в Сильвию Уилкинсон с первого взгляда! Невероятно! Нас он встретил сухо, чтобы не сказать – враждебно.

– Возможно, вам знакомо мое имя, – скромно спросил Пуаро.

– Никогда его не слышал.

– Я изучаю психологию преступлений.

Герцог молчал. Перед ним на столе лежало незаконченное письмо, и он нетерпеливо постукивал по нему ручкой.

– С какой целью вы хотели меня видеть? – холодно осведомился он.

Пуаро сидел напротив него, спиной к окну. Герцог сидел лицом к свету.

– В настоящее время я занят расследованием обстоятельств, связанных со смертью лорда Эджвера.

Ни один мускул не дрогнул на бледном, бесстрастном лице.

– В самом деле? Я не был с ним знаком.

– Но вы, по-моему, знаете его жену, мисс Сильвию Уилкинсон.

– Да.

– Вам известно, конечно, что у нее, как подозревают, была причина желать смерти своего мужа.

– Ни о чем подобном я не слыхал.

– В таком случае я спрошу вас прямо, ваша светлость. Правда ли, что вы в ближайшем будущем намерены жениться на мисс Сильвии Уилкинсон?

– Когда я соберусь на ком-нибудь жениться, об этом будет объявлено в газетах. Я считаю ваш вопрос дерзостью. – Он встал. – Всего доброго.

Пуаро тоже поднялся. Вид у него был жалкий. Понурив голову, он проговорил, заикаясь:

– Я не хотел... я... Je vous demande pardon...[51]

– Всего доброго, – повторил герцог несколько громче.

На сей раз Пуаро сдался. Он безнадежно махнул рукой, и мы вышли. Это был позорный уход.

Мне было искренне жаль Пуаро. Куда девалась его обычная напыщенность! Герцог Мертонский низвел великого сыщика до уровня жалкой мошки.

– Неудачный визит, – сочувственно сказал я. – Какой высокомерный тип этот герцог! А для чего вы на самом деле хотели его видеть?

– Я хотел выяснить, действительно ли они с Сильвией Уилкинсон собираются пожениться.

– Но ведь она говорила!..

– О! Она говорила. Но, как вы понимаете, она скажет все, что угодно, лишь бы добиться своей цели. А вдруг она решила выйти за него замуж, а он, бедняга, об этом и не подозревал?

– Что ж, вы получили от него весьма резкий ответ.

– Я получил ответ, который он дал бы репортеру. Да. – Пуаро хмыкнул. – Но теперь я знаю! Я знаю, как обстоит дело.

– Откуда вы знаете? Вы поняли это из разговора с ним?

– Вовсе нет. Вы видели, что перед ним лежало письмо?

– Да.

– Знаете, когда я был молод и служил в бельгийской полиции, то пришел к выводу, что нужно не только разбирать любой почерк, но и уметь читать написанное вверх ногами. Хотите знать, что было в его письме? «Моя дорогая, как ужасно, что нам придется ждать столько долгих месяцев! Сильвия, мой прекрасный, обожаемый ангел, я не могу выразить, что ты для меня значишь! Ты, так много страдавшая! Твоя нежная душа...»

– Пуаро! – прервал его я, возмущенный до крайности.

– Тут он как раз остановился. «Твоя нежная душа – только мне она понятна».

Я был в ужасе, а он, как ребенок, гордился удавшейся проделкой.

– Пуаро! – воскликнул я. – Читать чужое письмо! Личное! Вы не можете этого делать!

– Чепуха, Гастингс. Как это я «не могу делать» то, что сделал пять минут назад?

– Вы... вы играете не по правилам.

– Я просто не играю. Вы это знаете. Убийство – не игра. Это серьезно. И вообще, Гастингс, не употребляйте этого выражения – играть не по правилам. Оно устарело. Да-да! Молодежь смеется, когда слышит его. Прелестные девушки засмеют вас, если вы скажете «играть не по правилам». Нужно говорить: «Это неспортивно!»

Я молчал, подавленный тем, что Пуаро отнесся к моим упрекам столь легкомысленно.

– Зачем вам это было нужно? – спросил я. – Стоило вам только сказать, что вы были у лорда Эджвера по поручению Сильвии Уилкинсон, как он сразу же изменил бы к вам отношение.

– Но я не мог этого сделать! Сильвия Уилкинсон моя клиентка, а я не имею права обсуждать дела клиента с третьим лицом. Говорить о них было бы неэтично.

– Неэтично?

– Разумеется.

– Но она собирается выйти за него замуж!

– Это не означает, что у нее нет от него секретов. Ваши представления о браке, Гастингс, тоже устарели. Нет, я не мог сделать того, что вы предлагаете. Я должен помнить о своей профессиональной этике. Этика – великая вещь.

– Рад, что вы так считаете.